– Вы о чем говорите? Не очень понимаю… – Неужели? Разве среди твоих клиентов в последнее время никто не расставался со своей собственностью против своего желания? – Это вы про инвесторов «Дома Л.В.М.»? Когда Маё услышала это название, до нее наконец дошло. С самого начала проекта «Дом Л.В.М.» Макихара был связан с поиском необходимых для него инвестиций. – Что вы говорили инвесторам? Объясняли им, что существует риск потерять большие деньги? Или утверждали, будто никаких рисков не существует? – Эти обвинения нельзя так оставлять! – ответил вместо Макихары Касиваги. – Про риски мы все заранее рассказали. Я уже говорил, что списывать все на «корону» не собираюсь, хотя именно из-за вируса провалился проект «Дом Л.В.М.». Даже вы могли бы это понять. А вот инвесторы отнеслись с пониманием. Все. Никто не жаловался. – Инвесторы отнеслись с пониманием? Интересно, как они отнеслись к тому, что их деньги не вернутся… Касиваги с выражением усталости на лице повернулся к нему. – Может быть, вам известно, что проект «Дом Л.В.М.» был наполовину реализован. Расходы на строительство и на ликвидацию проекта после того, как он был остановлен, легли на всех инвесторов. Проект был застрахован, но страховка не действует в случае ликвидации проекта из-за эпидемии, и мы не получили ни иены. Повторяю, моя компания тоже инвестировала. И, как и все, понесла большие убытки. – Вы так и объяснили это инвесторам? – Именно так. Организовали для этого специальное собрание. – А на собрании присутствовали все инвесторы? – Тех, кто не смог присутствовать лично, представляли доверенные лица. А с учетом нынешних обстоятельств кто-то участвовал и дистанционно. – Может быть, в этот момент кто-то умер? От этого вопроса Такэси взгляд Касиваги сделался жестким. Он бросил взгляд на Макихару и сжал губы. – Это вы про господина Мориваки? Маё вздрогнула. Имя Кадзуо Мориваки прозвучало для нее неожиданно. Причем упомянули его они сами. Значит, Мориваки тоже инвестировал в проект «Дом Л.В.М.». – Господин Мориваки умер, не зная, что проект остановлен. Естественно, он не мог присутствовать на собрании инвесторов, где вы давали разъяснения. И как вы поступили в этой ситуации? – спросил Такэси. – Что тут можно было сделать! – Касиваги взмахнул рукой, будто отгоняя комара. – Но вы же должны были объяснить ситуацию его семье. – Такэси снова повернулся к Макихаре. – Со мной советовалась дочь господина Кадзуо Мориваки по поводу того, что со счета отца исчезла большая сумма. Почему бы подробно не объяснить это? – Здесь такое дело… – Лицо Макихары покраснело. – Господин Мориваки предупредил, что инвестирует в проект «Дом Л.В.М.» втайне от семьи. Он считал, что семья будет против. И не хотел сообщать родным об инвестиционном счете. – Секретный счет? Это очень удобная для вас история. О расходах на строительство «Дома Л.В.М.» и ликвидацию проекта я понял, но ведь на это ушли не все инвестиции. Что стало с оставшимися деньгами? На собрании, я думаю, вы разъяснили инвесторам порядок выплаты остатка. Господин Мориваки там не присутствовал. И никто не мог знать, что остаток его инвестиций поступит кое-кому в распоряжение. Да и с самого начала была ли составлена правильно смета расходов? Ведь реализацией проекта, строительством здания, а потом его сносом занималась «Касиваги кэнсэцу». Здесь можно сколько угодно манипулировать размером расходов. Все равно что играть в шахматы с самим собой. – Эй, – грубо окрикнул Касиваги, вставая, – будь вы хоть сто раз братом Камио-сэнсэя, надо понимать, что допустимо говорить, а что – нет. Если я буду просто молчать, вы тут такого наболтаете! Вы утверждаете, что моя компания завысила размеры расходов?.. Заявляю, что у нас не было коммерческой заинтересованности в проекте. Другие компании хотели получить за него вдвое больше. Ничего не знаете, а несете чушь, как спросонья… – Да, я действительно ничего не знаю. А вот как насчет настоящего Эйити Камио? Он был большим знатоком экономики и финансов и, может быть, гораздо глубже разобрался в этой истории. А вдруг он обнаружил не такую простенькую схему, о которой я говорил, а гораздо более сложный заговор? В этом случае его дальнейшее существование было бы не в интересах заговорщиков, узнавших, что они раскрыты… – Вы что, – голос Макихары дрожал, – подозреваете нас? Что мы что-то сделали с Камио-сэнсэем? – Если версия, о которой я сейчас рассказал, состоятельна, то нельзя утверждать, что вероятность этого равна нулю. – Ну хватит! – бросил Касиваги. – Что он еще тут наплетет… Противно слушать! Пошли, Макихара. Я думал, будет забавное представление, но участвовать в бессовестном фарсе, который устроил этот тип, у нас нет времени. И у вас всех, наверное, тоже. Пора расходиться. – Я не устраивал здесь никакого фарса, – раздался голос Такэси. Сейчас он говорил твердо, не подражая речи Эйити. Такэси поднялся на кафедру и, повернувшись спиной к классу, снял пиджак. Под ним оказалась черная рубашка. Он снова повернулся лицом. Его белая маска сменилась черной. Когда Такэси вышел из-за кафедры, брюки на нем тоже были черные. – А сейчас – второе отделение шоу! – громко объявил он пораженной публике. – Пришло время раскрыть истину. Здесь и сейчас я покажу вам, кто убил брата. Под действием этого голоса Касиваги попятился назад. – Никак он не успокоится… – Само собой. Дело об убийстве. О каком спокойствии может идти речь? Если это понятно, садитесь по местам. Это произвело впечатление даже на Касиваги, и он снова сел на свой стул. – Раз такое дело, давайте еще немного пообщаемся… Только что это за манера – объявлять нас преступниками безо всяких доказательств? – Я никого преступником не объявляю. Говорю только, что есть такая вероятность. Понятно, что версия, которую я изложил, не обошлась без сюрпризов. В «Доме Л.В.М.» вертелись сотни миллионов иен. И нет ничего удивительного, что могли быть какие-то нарушения. – А я говорю, что ничего такого не было. Сколько раз нужно это повторить, чтобы вы поняли? – Тогда почему Макихара отводил глаза? – Такэси указал на Макихару пальцем. – Почему не смотрел на портрет покойного во время поминальной ночи? – Вы о чем говорите? – Тот заморгал. Такэси повернулся к монитору, стоявшему около кафедры, и щелкнул пальцами. На мониторе сейчас же появилось изображение. Маё не ожидала это увидеть. На экране был похоронный зал, священник читал молитвы. Поодаль стоял гроб. Вскоре на экране появился человек, при виде которого Маё еще больше удивилась. Это был Касиваги в траурном костюме. Остановившись перед гробом, он заглянул в него и, глядя прямо в экран, зажег благовония. – Эй, что это? – вскрикнул Касиваги. – Помните, там стоял портрет брата? В глаз была вмонтирована камера. То есть на изображении – вы, снятые со стороны портрета. Такэси говорил об этом как о чем-то вполне естественном, но даже Маё услышала такое впервые. Размышляя, когда же он успел вмонтировать в портрет камеру, она вспомнила, что Такэси оставался в зале один, когда она вышла обсудить что-то с Ноги в зале ожидания. Он наверняка этим воспользовался. Потом Маё сообразила, что это та самая камера, которая была вмонтирована в картину, висевшую в комнате Такэси у них дома. Когда они забирали из дома вещи Эйити, Такэси поднимался на второй этаж. Наверное, для того, чтобы взять камеру… – Странно, первый раз о таком слышу. Это же тайная съемка, – резко запротестовал Касиваги. – Первый раз? Тайная съемка? Ничего подобного! Всем участникам поминальной ночи и похорон заранее сообщили, что там будет вестись съемка. Это заявление Такэси заставило Касиваги замолчать. Он не согласился, но и возразить было нечего. – Целью было не просто оставить запись на память, но и найти преступника. Перед тем как зажечь благовония, гости видели покойного, лежащего в гробу. Это было сделано для того, чтобы ослабить бдительность преступника, – сказал Такэси, обводя взглядом всех присутствующих. – Если он находился среди гостей, то должен был при этом испытывать напряжение. Он понимал, что отвести глаза от гроба нельзя, что это будет выглядеть подозрительным. Поэтому после того, как он увидел покойного в гробу, можно было расслабиться. Тем более что покойный лежал с закрытыми глазами. Затем преступник подходил к столу с благовониями. И тут он видел перед собой портрет покойного с открытыми глазами. Это не могло не оказать на него психологическое воздействие. И ему хотелось отвести глаза от направленного прямо на него взгляда. Маё не могла не оценить умение Такэси учитывать мельчайшие детали. Прощание с покойным, лежащим в гробу, было ложным ходом. На мониторе появилось крупное изображение Касиваги. Он сложил ладони, посмотрел прямо в камеру, то есть на портрет, поклонился и отошел в сторону. – Вот настоящий наследник хозяина первоклассной фирмы. Смотрит прямо на портрет Эйити Камио, ни малейшего колебания на лице… От похвалы Такэси лицо Касиваги немного подобрело. – Так это само собой. Я многим обязан Камио-сэнсэю. И я зажигал благовония с искренним сожалением, что он не прожил еще много лет. – Он опять стал говорить вежливо. Такэси снова щелкнул пальцами. Следующим на мониторе появился Нумакава. Он проделал все то же, что и Касиваги перед ним. Взгляд, обращенный к портрету, был не таким пристальным, но глаз он не отводил. Потом настала очередь Макихары. Посмотрев в гроб, он медленно подошел к столу для благовоний. Зажег благовония и сложил руки на груди с закрытыми глазами. Такэси увеличил изображение. В этот момент Макихара открыл глаза. Но его взгляд был направлен немного вниз, он явно избегал смотреть прямо. Потом вышел из кадра. Такэси щелкнул пальцами, и изображение остановилось. – Можно спросить, почему ты не смотрел прямо на портрет? – Да я не помню этого; мне кажется, что смотрел прямо… – Но на видеозаписи это выглядит так, как мы видели. Неопровержимая улика. Отвечай. Почему не смотрел прямо на портрет моего брата? Не потому ли, что на душе у тебя было что-то темное? Макихара с полуоткрытым ртом помотал головой: – Ничего такого. Можете мне поверить. – Ведь это брат познакомил с тобой господина Мориваки? Поэтому Ацуми Мориваки советовалась с братом по поводу пропажи вклада ее отца. Брат, чувствуя свою ответственность, связался с тобой. Понимая, что подделать запись о перемещении денег не получится, и зная, что тот уедет вечером в субботу шестого марта, ты проник в его дом, подождал, пока он вернется, и убил. Поэтому на поминальной ночи и не мог прямо смотреть на портрет. Разве не так? – Нет. Зачем мне было это делать? Я весь тот вечер провел дома. Это правда. – Тогда куда делся вклад господина Мориваки? Ответь прямо сейчас. – Это… – Макихара в растерянности посмотрел на Касиваки. Тот глубоко вздохнул. – Сил с тобой нет, Макихара. Почему ты, как нарочно, так подозрительно вел себя на поминальной ночи? – Но это правда, я не помню.