— Не стоит дерзить, приятель! — осадил его незнакомец. — Я должен его увидеть, срочно. Отведи меня к нему. Цзяо Тай нахмурился. Бородач не выглядел проходимцем. А если и так, то тем хуже для него! Подумав, он сказал: — Я как раз иду к своему хозяину, если хочешь, можешь прямо сейчас составить мне компанию. Незнакомец бросил взгляд в сгустившуюся тьму. — Ты идешь впереди, — произнес он приказным тоном. — Я за тобой. Не стоит, чтобы нас видели вместе. — Как угодно, — кивнул Цзяо Тай и продолжил свой путь. Теперь ему приходилось внимательно смотреть под ноги, так как мостовая здесь была вся изрыта глубокими ямами, а свет падал лишь из редких окошек. Вокруг не было ни души, и тишину нарушала только доносящаяся из-за спины тяжелая поступь незнакомца. После очередного поворота Цзяо Тай оказался и вовсе в кромешной тьме. Он задрал голову и поискал глазами верхушку минарета, чтобы хоть как-то сориентироваться, но высокие дома по обе стороны улицы чуть ли не смыкались над его головой, так что он увидел лишь узкую полоску звездного неба. Он подождал своего спутника. — Здесь вообще ни зги не видать. Лучше бы нам вернуться и поискать носилки. Еще по главной улице путь неблизкий. — Спроси у людей вон в том доме, — хрипло произнес незнакомец. Цзяо Тай пригляделся и заметил теперь в кромешной тьме какой-то проблеск. — У старого хрыча, видно, сел голос, но глаза еще хоть куда! — пробормотал он, направляясь на тусклый свет. Завернув за угол, он увидел слева от себя дешевую масляную лампу, поставленную высоко в нише глухой облупленной стены. Чуть дальше он увидел дверь, украшенную медным орнаментом. Над его головой нависал крытый переход, соединяющий вторые этажи противоположных домов. Цзяо Тай подошел к двери. Изо всех сил забарабанив по ставню смотрового окошка, он услышал, что незнакомец остановился. Цзяо Тай крикнул ему: — Пока никто не отвечает, но я заставлю бездельников встать! Он яростно стучал еще какое-то время, а затем прижался ухом к деревянному ставню. И ничего не услышал. Несколько раз пнув дверь ногой, он вновь принялся стучать по ставню, пока не отбил себе костяшки пальцев. — Давай сюда! — в гневе закричал он своему спутнику. — Вышибем эту проклятую дверь! Должен же быть кто-нибудь дома, раз у них лампа горит. Ответа не последовало. Цзяо Тай обернулся. В переулке никого не было. — Куда это он мог… — озадаченно начал он, но не договорил. Он увидел на мостовой под самым переходом шапку незнакомца. Выругавшись, Цзяо Тай бросил свой узел и потянулся за стоящей в нише лампой. Шагнув вперед, чтобы рассмотреть шапку, он вдруг ощутил легкий толчок в плечо и резко развернулся. Сзади никого не было. Но потом он увидел прямо у своей головы пару грязных сапог. Еще раз выругавшись, Цзяо Тай посмотрел вверх, подняв масляную лампу повыше. Его спутник болтался, подвешенный за шею на тонком шнурке, перекинутом через подоконник окна на другой стороне крытого перехода. Голова его была неестественно вывернута, руки безвольно висели вдоль тела. Цзяо Тай повернулся к двери, находящейся прямо под проходом, и пнул ее что было мочи. Дверь поддалась и упала внутрь. Он молниеносно взобрался по узким каменным ступеням крутой лестницы и оказался в темном низком переходе через улицу. Подняв лампу, он увидел растянувшегося перед окном мужчину в длинной арабской рубахе. Тот лежал неподвижно, сжимая в правой руке короткое копье с длинным и острым, как игла, наконечником. Хватило одного взгляда на его раздувшееся лицо и вывалившийся язык, чтобы понять, что он мертв — задушен. Один из его выпученных глаз изрядно косил. Цзяо Тай вытер пот со лба. — Самое подходящее зрелище после веселой попойки! Трудно представить себе худший способ протрезветь! Это тот, которого я заметил в кабаке. А где же урод карлик? Он направил лампу на противоположный конец перехода. Оттуда тоже спускалась лестница, но не доносилось ни звука. Он поставил лампу на пол, перешагнул через тело мертвого араба и принялся вытягивать тонкий шнур, привязанный к железному крюку над подоконником, медленно поднимая бородатого незнакомца. В окне появилось чудовищно перекошенное лицо, кровь сочилась из оскаленного в жуткой гримасе рта. Цзяо Тай втащил еще теплое тело и положил на пол, рядом с арабом. Петля глубоко впилась в жилистое горло, шея, похоже, была сломана. Цзяо бросился вниз по лестнице в другом конце перехода. Пролетев с полдюжины ступенек, он увидел низкую дверь. Цзяо Тай бешено застучал по створке. Не дождавшись ответа, он обрушился на нее всем телом. Старые, изъеденные жучком доски затрещали, и, осыпаемый щепками, он ввалился в полутемную комнату под грохот горшков и мисок. Он молниеносно вскочил на ноги. В центре маленькой комнаты съежилась старая арабка, в безмолвном ужасе разинувшая беззубый рот. Медная масляная лампа, свисавшая с почерневших от времени стропил, осветила молодую арабку, сидевшую в углу на корточках с младенцем у груди. С пронзительным визгом она прикрыла обнаженную грудь рваным покрывалом. Цзяо Тай уже открыл рот, чтобы потребовать у них ответа, но тут распахнулась дверь напротив и в комнату, размахивая кривыми кинжалами, ворвались два худых араба. Они остановились как вкопанные, как только Цзяо Тай, распахнув полы куртки, явил на свет золотой знак на груди. Пока арабы мялись в нерешительности, третий, который был куда моложе, оттолкнул их и пошел на Цзяо Тая, вопрошая на ломаном китайском: — Вы зачем, господин начальник, врываетесь на половину наших женщин?! — Два человека убиты в этом переходе. Говори! Кто сделал это? — рявкнул Цзяо Тай. Юноша окинул мрачным взглядом выбитую дверь. — Что происходит в переходе через улицу, нас не касается. — Он ведет в ваш дом, сукин ты сын! — взревел Цзяо Тай. — Там два трупа, ты что, не понял? Отвечай, не то я вас всех арестую и допрошу под пыткой! — Если вы приглядитесь, господин, то увидите, что дверь, в которую вы вломились, не открывали годами. Цзяо Тай обернулся. Деревяшки, о которые он споткнулся, оказались обломками высокого буфета. Хватило одного взгляда на пыль у зиявшего дверного проема и ржавый замок, который он только что выбил, чтобы понять, что парень прав. Дверью, ведущей в переход, давным-давно не пользовались. — Если кого-то и убили в переходе над улицей, — продолжал юноша, — то сделать это мог любой прохожий. В него ведут лестницы с обеих сторон, а двери внизу, насколько мне известно, никогда не запирают. — Так зачем же нужен этот переход? — Еще шесть лет назад мой отец, купец Абдалла, владел и домом напротив. Но когда он продал его, дверью в проход перестали пользоваться. — Вы что-нибудь слышали? — обратился Цзяо Тай к молодой женщине. Она молчала, непонимающе уставив на него полные ужаса глаза. Но когда юноша торопливо перевел ей вопрос, женщина решительно замотала головой. — Стены толстые, — сказал молодой араб, — а так как перед той старой дверью стоял буфет… Он красноречиво воздел руки. Оба других араба сунули кинжалы за пояс. Пока они перешептывались, старая карга вышла из оцепенения и пронзительно заверещала по-арабски, тыча пальцем на валяющиеся под ногами обломки. — Передай ей, что все возместят! — сказал Цзяо Тай. — И иди со мной. Он наклонился и прошел в дверной проем, юноша следом. В переходе Цзяо Тай показал на мертвого араба: — Кто этот человек? Юноша присел на корточки возле трупа. Бросив взгляд на перекошенное лицо, он стал очень внимательно рассматривать шелковый шейный платок, затянутый на горле мертвеца. Затем он прошелся проворными пальцами по складкам тюрбана. Встав, он медленно проговорил: — У него нет ни денег, ни бумаг. Прежде я никогда его не видел, но он, должно быть, из Северной Аравии — они там мастера в метании короткого копья. — Протянув платок Цзяо Таю, он продолжил: — Но убил его не араб. Видите этот маленький серебряный слиток в узелке на краешке платка? Он для тяжести, чтобы душителю было сподручнее захлестнуть шею. Оружие труса. Мы, арабы, сражаемся копьем, саблей или кинжалом — во имя вящей славы Аллаха и его пророка. — Воистину, — буркнул Цзяо Тай, задумчиво глядя на трупы. Теперь он представлял себе, как все произошло. Араб намеревался прикончить не только бородатого незнакомца, но и его самого. Поджидая их, он залег в переходе у окна. Он дал Цзяо Таю пройти под переходом, а когда бородатый незнакомец остановился в ожидании, злодей набросил ему удавку на шею и мощным рывком вздернул над мостовой. Затем он намотал на крюк свой конец шнурка и взялся за копье. Но когда он уже готов был распахнуть окно напротив и метнуть дротик в спину второй жертвы, некто третий удавил его сзади платком и сразу смылся. Цзяо распахнул окно и выглянул на улицу. — Стоя там и колотя в эту треклятую дверь, я, должно быть, представлял собой идеальную мишень. А столь тонкому острию не помешала бы и кольчуга! Этому неизвестному благодетелю я обязан жизнью. — Цзяо Тай повернулся к молодому арабу. — Распорядись, чтобы кто-нибудь сбегал на главную улицу и нанял большой паланкин! Пока тот кричал что-то в проем с остатками двери, Цзяо Тай осмотрел труп бородатого китайца. Но на нем не было ничего, способного объяснить, кто же это такой. Цзяо уныло покачал головой. Они ждали в молчании, пока не услышали снизу звонкие голоса. Цзяо Тай выглянул в окно и увидел четверых носильщиков с чадящими факелами. Взвалив мертвого китайца на плечи, он приказал юноше: — Охраняй здесь труп своего земляка, пока за ним не явится стража. Тебе и всей твоей семье придется отвечать, если с телом что-нибудь случится. С ношей на плечах он осторожно спустился по узкой лестнице. Глава 3 Дао Гань вернулся к таможне. Пройдя под высокой аркой ее ворот, он какое-то время наблюдал за работниками, все еще усердно разбирающими груды тюков и ящиков. В воздухе стоял резкий запах заморских специй. Он вышел из таможни через заднюю калитку, задержал взгляд на своем убогом постоялом дворе и через южные ворота вошел в город. Лавируя в густой толпе, он с удовлетворением отметил, что узнает большинство попадающихся ему на глаза крупных зданий. Несомненно, Кантон не слишком изменился за двадцать лет, прошедшие с тех пор, как он был здесь в последний раз. Справа от себя он узнал большой храм, посвященный Богу войны. Выбравшись из толпы, он по широким мраморным ступеням поднялся к высокой надвратной башне. Двустворчатые ворота охраняли два массивных каменных льва, припавших к восьмиугольным пьедесталам. Как обычно, лев слева от ворот хмуро смотрел вниз, плотно сомкнув челюсти, а львица справа подняла голову с широко открытой пастью. — Она эту свою окаянную пасть никогда не закрывает. Совсем как моя бывшая жена, будь она неладна! Неторопливо пощипывая поредевший ус, он невесело улыбнулся, подумав, что за двадцать лет едва ли хоть раз вспомнил о своей неверной жене. Понадобилось вернуться в город, где в юности он прожил несколько лет, чтобы прошлое напомнило о себе. Он любил жену, а она подло его обманула и пыталась погубить, так что пришлось спасаться бегством. Тогда он поклялся вовсе избегать женщин и, решив отомстить миру, который теперь вызывал у него отвращение, стал странствующим мошенником. Однако потом он встретил судью Ди, который заставил его измениться и взял помощником, вновь пробудив интерес к жизни. Он служил судье Ди, пока тот был наместником в разных округах, а когда судья достиг своего нынешнего высокого поста в столице, Дао Гань стал главой его канцелярии. Кривая усмешка осветила вытянутое мрачное лицо, когда он самодовольно заявил львице: — Кантон все тот же, но посмотри на меня! Я не только высокопоставленный чиновник, но и состоятельный человек. Весьма состоятельный, я бы сказал!