— Более чем достаточно! Мне нужны деньги лишь на лепешку из жмыха утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки не стоят мне ничего, а продаются за хорошие деньги. Возьмем для примера того Золотого Колокольчика. Представьте себе, он стоит слиток серебра! Хотя я не собираюсь его продавать! Я была так счастлива сегодня утром, когда проснулась и услышала его песню. — Ланьли улыбнулась. — Понимаете, я только вчера вечером поймала его. Мне просто невероятно повезло. Я шла вдоль западной стены Хуа То… вы знаете этот буддийский храм? — Конечно. Храм Цветочной пагоды в западном квартале. — Он самый. Ну, и слышу вдруг этот стрекот — он звучал как-то испуганно. Я положила у самой стены кусочек огурца и позвала его, вот так. — Она поджала губы и издала звук, удивительно напоминавший стрекотание сверчка. — После чего присела в ожидании. Наконец он появился; я слышала, как он хрумкает огурцом. А когда он наелся до отвала и стал вполне счастлив, я уговорила его залезть в эту выдолбленную тыкву, которую всегда ношу в рукаве. — Она подняла голову: — Слышите? Он опять затянул свою прекрасную песню. — Да, великолепно! — Мне кажется, со временем и вы могли бы их полюбить. У вас такой добрый голос, вы не можете оказаться задирой. Что вы сделали тем двоим, что напали на меня? Кажется, им было очень больно. — Ну, я не боец. И, знаете ли, вовсе не молод. Почти вдвое старше вас. Но я многого навидался и способен за себя постоять. Надеюсь, что и вас, Ланьли, чему-то научит сегодняшний опыт. На свете много отвратительных типов, желающих обидеть такую девушку, как вы. — Вы и вправду так думаете? Нет, я считаю, что люди, в общем, вполне добросердечны. А если и злы, то это в основном оттого, что несчастливы или одиноки, или не в состоянии получить то, что им хочется, а то и наоборот, оттого, что получают все, что им хочется. Держу пари, что тем двоим не на что было купить себе еды, не говоря уж о женщине! Я испугалась, что они забьют меня до смерти, когда все закончится. Но теперь мне понятно, что они не стали бы так поступать, ведь слепая не может их опознать и предъявить обвинение. — Когда я в следующий раз их повстречаю, — раздраженно заговорил Дао Гань, — то дам каждому по слитку серебра в награду за их добрые намерения! — Он допил чай и продолжил с довольной ухмылкой: — Кстати о серебре, полагаю, оно бы им очень пригодилось, ведь один никогда уже не сможет орудовать правой рукой, а другой попытается смыть известь и тем самым изувечит себя! Девушка вскочила со скамьи. — Какие ужасные деяния вы сотворили! — гневно воскликнула она. — И, похоже, вам это доставило удовольствие! Вы мерзкий, жестокий человек! — А ты глупа как пробка! — не остался в долгу Дао Гань. Встав и направившись к двери, он угрюмо добавил: — Благодарю за чай! Она нашарила свечу и, высоко подняв ее, вышла на лестницу вслед за ним. — Будьте осторожны, — кротко промолвила она, — ступеньки скользкие. Невнятно произнеся что-то в ответ, Дао Гань пошел вниз. Стоя в переулке, он прищурился, чтобы как следует разглядеть дом. «Просто по привычке, — сказал он себе. — У меня, разумеется, нет ни малейшего желания сюда возвращаться. Мне вообще нет нужды в женщинах, не говоря уж об этой безмозглой девчонке с ее дурацкими сверчками!» И, весьма раздосадованный, зашагал прочь. Глава 4 Главная дорога, пересекавшая город с севера на юг, была ярко освещена разноцветными фонарями лавок, харчевен и питейных заведений. Дао Гань двигался вместе с пестрой толпой. До него доносились обрывки шумных ссор и ожесточенных перебранок, и на душе становилось веселее. Когда вдали показались высокие стены губернаторского дворца, на губах его снова играла обычная язвительная усмешка. Здесь было меньше лавок, и толпа поредела. Теперь по обе стороны дороги высились большие дома с вооруженными часовыми у ворот. Те, что слева, были заняты всевозможными службами городского суда, а направо располагались гарнизонные постройки. Дао Гань взбежал по широким мраморным ступеням, поднимающимся к великолепным дворцовым воротам, покрытым красным лаком. Дойдя до восточного угла неприступной зубчатой стены, он остановился у небольших ворот и постучал в ставень смотрового окошка. Он назвался часовому, створка распахнулась, и Дао Гань по длинному и гулкому мраморному коридору направился к внутреннему двору западного крыла, где судье Ди были предоставлены личные покои. В приемной разряженный дворецкий поднял брови при виде невзрачного посетителя. Дао Гань невозмутимо скинул свой видавший виды кафтан. Под ним оказалось темно-коричневое платье с вышитыми золотом воротником и манжетами, указывавшими на его высокое положение. Дворецкий тут же отвесил низкий поклон и со всем почтением принял потертую одежду, после чего распахнул перед гостем высокую двустворчатую дверь. Огромный пустой зал тускло освещала дюжина серебряных канделябров, стоящих между выстроившимися двумя величественными рядами вдоль боковых стен толстыми колоннами, так же как и ворота, сияющими красным лаком. Слева находились широкое ложе резного сандалового дерева и столик с высокой бронзовой вазой для цветов, а всю центральную часть зала устилал синий ковер. В дальнем углу Дао Гань увидел огромный письменный стол, а за ним позолоченную ширму. За столом восседал судья Ди, а напротив, на одном из низких стульчиков, примостился Цзяо Тай. В зале царили прохлада и полнейшая тишина. Приблизившись к столу, Дао Гань ощутил легкий аромат сандалового дерева и увядающих цветков жасмина. На судье Ди было отороченное золотом пурпурное платье и высокая крылатая шапка с золотым знаком государственного советника. Он откинулся в широком кресле, сложив на груди руки, утопавшие в широких рукавах. Цзяо Тай тоже пребывал в глубокой задумчивости: его широкие плечи поникли, а взгляд не отрывался от украшавшей стол старинной бронзы. В который раз Дао Гань поразился, насколько постарел судья Ди за последние четыре года. Лицо его осунулось, а вокруг глаз и рта появилось множество глубоких морщин. Густые брови по-прежнему были черными как смоль, но длинная борода, усы и бакенбарды изрядно подернула седина. Когда Дао Гань подошел к столу и поклонился, судья Ди поднял глаза. Он выпрямился, выпростал руки из длинных рукавов и заговорил глубоким, звучным голосом: — Садись рядом с Цзяо Таем. Плохие новости, Дао Гань. Я был прав, послав вас обоих переодетыми на пристань, ибо все сразу зашевелилось. Стремительно. — И он бросил дворецкому, застывшему в отдалении: — Принесите свежего чаю! Когда дворецкий удалился, судья облокотился на стол, оглядел своих помощников, а затем продолжил, невесело улыбнувшись: — Как хорошо вновь оказаться среди друзей! После переезда в столицу мы все так заняты повседневной службой, что почти не остается времени для простой беседы, как то случалось почти ежедневно в мою бытность судебным наместником. Славные деньки, и старшина Хун был еще с нами, и… Судья устало провел рукой по лицу, словно отгоняя воспоминания, взял себя в руки и выпрямился. Раскрыв веер, он коротко сообщил новости Дао Ганю: — Только что Цзяо Тай оказался свидетелем довольно мерзкого убийства. Но прежде чем он тебе все расскажет, хочу услышать, каково твое впечатление о городе. Он кивнул своему поджарому помощнику, откинулся в кресле и принялся обмахиваться веером. Дао Гань поерзал на стуле и неторопливо начал: — Мы с Цзяо Таем, проводив вашу честь во дворец, сразу взяли паланкин и направились в южную часть города, чтобы, согласно вашим указаниям, присмотреть себе жилье неподалеку от арабского квартала. Братец Цзяо выбрал постоялый двор близ мусульманской мечети, а я — прямо за южными воротам, на набережной. Потом мы встретились в маленькой харчевне, пообедали и весь день провели, слоняясь по набережной. Мы видели множество арабов; говорят, около тысячи живет в городе и столько же сейчас на кораблях в порту. Однако ж они все держатся сами по себе и не слишком общаются с китайцами. Несколько арабских матросов пришли в ярость, когда таможенный стражник ударил одного из них, но быстро успокоились, чуть завидев солдат, да и вожак осадил своих людей. Он подергал себя за ус. — Кантон — богатейший город на всем юге, ваша честь, прославленный своей веселой ночной жизнью, особенно борделями на цветочных лодках Жемчужной реки. Жизнь здесь несется в лихорадочном темпе: сегодня ты богатый купец, а завтра — жалкий попрошайка; за игровым столом гуляки еженощно выигрывают и спускают целые состояния. Само собой разумеется, Кантон просто рай для проходимцев и мошенников всех мастей. Процветают здесь и разнообразные денежные махинации. Но кантонцы в первую очередь дельцы, политика их не волнует. Если они частенько ропщут на столичное правительство, то лишь потому, что, подобно всем торгашам, стараются избежать вмешательства властей в свои делишки. Однако я не обнаружил ни малейших признаков истинного недовольства и просто не способен понять, как горстка арабов может раздуть здесь настоящие волнения. Поскольку судья Ди хранил молчание, Дао Гань продолжил: — Перед тем, как вернуться с набережной, мы зашли в питейное заведение, где познакомились с морским капитаном по имени Ни, довольно приятным парнем, говорящим по-арабски и по-персидски. Прежде он водил торговые суда через Персидский залив. Поскольку он может оказаться полезен, Цзяо Тай принял его приглашение и навестит его завтра. — Дао Гань недоуменно взглянул на судью и спросил: — Чем вызван ваш интерес к этим арабским варварам, ваша честь? — Тем, Дао Гань, что лишь через них мы сможем отыскать следы очень важной особы, пропавшей в этом городе. Судья подождал, пока двое слуг под бдительным оком дворецкого размещали на столе чайный поднос с изысканным старинным фарфором. Когда дворецкий наполнил чашки, судья Ди обратился к нему: — Вы можете идти в приемную. Выждав, пока дверь закроется, он пристально посмотрел на своих помощников. — С тех пор, как его величество занедужил, при дворе разгорелась борьба соперничающих клик. Одни поддерживают принца, законного наследника престола, другие — императрицу, которая желает видеть на престоле члена своей семьи, третьи объединяются с целью учредить после Великой Утраты регентство. Равновесие сил удерживает императорский цензор Лью. Вряд ли вы когда-нибудь с ним встречались, но, конечно, наслышаны. Молодой, но невероятно способный человек, преданный интересам нашей великой империи. Я тесно сотрудничаю с этим человеком, ибо высоко ценю его честность и незаурядный талант. Если разразится кризис, я окажу ему всяческую поддержку. Судья Ди глотнул чаю и ненадолго задумался. — Около полутора месяцев назад цензор Лью прибыл в Кантон в сопровождении своего доверенного советника доктора Су и нескольких военачальников. Большой совет поручил ему проверить, как ведется подготовка к нашему морскому походу в Аннам. Он вернулся в столицу и представил благоприятный отчет, высоко оценив работу Вэн Кьеня, губернатора южных провинций, чьим гостеприимством я сейчас пользуюсь. На прошлой неделе цензор неожиданно вновь отправился в Кантон, и на этот раз его сопровождал только доктор Су. Никто его сюда не посылал, и цель повторной поездки никому не известна. Он не уведомил о своем прибытии губернатора и не явился во дворец: очевидно, посчитал нужным сохранять инкогнито. Но один из доверенных людей губернатора заметил цензора и доктора Су близ арабского квартала, пеших и довольно бедно одетых. После того как губернатор доложил об этом в столицу, Большой совет отдал ему распоряжение выяснить местопребывание цензора и объявить ему приказ Большого совета незамедлительно вернуться в столицу, поскольку его присутствие при дворе крайне необходимо. Губернатор поднял на ноги всех своих дознавателей, всех соглядатаев и тому подобный народ. Они вдоль и поперек прочесали город, но все их усилия не увенчались успехом. Цензор и доктор Су бесследно исчезли. Судья тяжело вздохнул и покачал головой. — Все это дело следовало сохранять в строжайшей тайне, ибо продолжительное отсутствие цензора в столице может иметь серьезные политические последствия. Совет заподозрил, что здесь что-то не так, и, сообщив губернатору, будто дело улажено, распорядился прекратить поиски. Однако в то же самое время совет поручил мне отправиться в Кантон и провести секретное расследование под предлогом сбора сведений о заморской торговле по запросу Финансовой коллегии. Однако на самом деле наша цель состоит в том, чтобы найти цензора, вступить с ним в контакт и выяснить, зачем он приехал в Кантон и что его здесь удерживает. А доктора Су мы больше не ищем. Его мертвое тело лежит в соседнем зале. Расскажи ему, что случилось, Цзяо Тай! Цзяо Тай сжато поведал напарнику о двойном убийстве в арабском квартале. Когда он закончил, вновь заговорил судья Ди: — Я сразу опознал тело, доставленное сюда Цзяо Таем, как принадлежащее доктору Су. Должно быть, доктор узнал Цзяо Тая, когда вы слонялись по набережной, но не стал себя обнаруживать, пока вы были вдвоем, поскольку тебя, Дао Гань, он никогда прежде не видел. Так что он пошел вслед за вами в кабак и заговорил с Цзяо Таем, лишь когда вы расстались. Однако и самого доктора Су преследовали арабский убийца и таинственный карлик. Видимо, эти двое увидели, как доктор Су заговорил с Цзяо Таем, и решили, что дальше медлить нельзя. Поскольку арабский квартал являет собой настоящий лабиринт из кривых улочек и неожиданных проулков, они со своими сообщниками могли забежать вперед, чтобы подстеречь Цзяо Тая с доктором Су. Арабский убийца частично преуспел, ибо убил доктора Су. Он собирался прикончить и Цзяо Тая, но тут вмешался третий, неизвестный нам, и удавил его. Таким образом, мы имеем дело с двумя хорошо организованными группами, одинаково беспощадными, но преследующими противоположные цели. И все это доказывает, что цензор попал в очень лихой переплет. — Неужели, ваша честь, совсем неизвестно, откуда ветер дует? — осведомился Дао Гань. — Представляет интерес разве что явное внимание цензора к здешним арабам. Когда вы утром отправились на поиски жилья, губернатор показал мне мои покои, здесь, в восточном крыле. Я попросил его прислать мне секретные бумаги, касающиеся чиновников города и провинции, за последний год, чтобы составить общее представление. Все утро я посвятил изучению этих документов, но обнаружил лишь обыденные дела, никак не связанные со здешними арабами, и ничего, что могло особо заинтересовать цензора. Однако мне попался доклад того соглядатая, что заметил цензора и доктора Су. Там он утверждает, что они были весьма бедно одеты и казались изнуренными и встревоженными. Цензор о чем-то расспрашивал проходящего мимо араба. Но не успел соглядатай подойти, чтобы удостоверить их личность, как все трое скрылись в толпе. После чего он поспешил во дворец, чтобы доложить об увиденном губернатору. Судья допил чай и продолжил: — Перед отъездом из столицы я изучил дела, которыми занимался цензор, но не нашел ни единого указания на Кантон или здешних арабов. Никакие подробности его личной жизни мне неизвестны, лишь то, что, будучи столь важной особой, он до сих пор не женат и кроме доктора Су у него нет близких друзей. Не сводя глаз со своих помощников, судья добавил: — Зарубите себе на носу, губернатор ни о чем этом знать не должен! Недавно за чаем я сказал ему, что в столице репутация доктора Су весьма подмочена, ибо он водится со всякой арабской швалью. У губернатора должно сложиться впечатление, будто мы занимаемся исключительно заморской торговлей. — Почему, мой господин? — удивился Цзяо Тай. — Раз он здесь высший чиновник, то вполне мог бы помочь нам в… Судья решительно замотал головой: — Не забывайте, что цензор не сообщил губернатору о своем вторичном посещении Кантона. Это может свидетельствовать о том, что здешние дела цензора настолько секретны, что он не смеет довериться даже губернатору. Но может оказаться и так, что цензор не доверяет губернатору и подозревает его в причастности к некоему неизвестному нам делу, которое он распутывает. Как бы то ни было, мы должны придерживаться установки цензора на строжайшую тайну — по крайней мере, пока не узнаем больше о том, что творится в Кантоне. Вот почему мы не можем воспользоваться помощью местных властей. Тем не менее после обеда я вызвал к себе главу особого отряда военной стражи, и он выделил четырех тайных стражников, которые будут оказывать нам помощь в повседневной рутине. Как вам известно, особый отряд полностью независим; местные военные власти не могут отдавать им приказы — они докладывают прямо в столицу. Судья вздохнул. — Итак, вы видите, что перед нами стоит особенно трудная задача. С одной стороны, мы должны притворяться, будто тесно сотрудничаем с губернатором в нашем фиктивном поручении, а с другой — с предельной осмотрительностью проводить собственное расследование. — Да вдобавок с неведомым противником, который глаз с нас не спускает! — сказал Дао Гань. — Не с нас, а с цензора и доктора Су, — поправил его судья Ди. — Ведь этот человек или группа людей вряд ли знает истинную цель нашего здесь пребывания; это государственная тайна, известная лишь Большому совету. Они следили за доктором Су и, по-видимому, также за цензором, поскольку не желали допустить их общения с посторонними. И поскольку они не остановились даже перед убийством, цензору может грозить реальная опасность. — Есть ли какие-то основания подозревать губернатора, ваша честь? — спросил Цзяо Тай. — Нет, насколько мне известно. Перед отъездом из столицы я просмотрел его дело в Чиновничьей палате. В нем он предстает как исполнительный и способный чиновник. Двадцать лет назад подающий большие надежды молодой человек был назначен младшим помощником в здешний суд. После этого он безупречно служил наместником в разных местах и был повышен до префекта. Два года назад его снова послали в Кантон, на этот раз в качестве губернатора всех южных провинций. Его семейная жизнь также безупречна: у него три сына и дочь. Я обнаружил у него лишь один, если можно так сказать, недостаток: непомерные амбиции и страстное желание стать столичным губернатором. Что ж, наболтав всякого вздора об убийстве доктора Су, я приказал ему за полчаса до вечерней трапезы собрать здесь лучших знатоков торговли с чужеземными странами. Таким образом, расспрашивая о заморской торговле вообще, я надеюсь выведать хоть что-то о том, чем здесь занимаются арабы. Судья встал. — Пойдемте в зал Совета; там они будут нас ждать. Они направились к дверям, когда Дао Гань задал еще один вопрос: — Ваша честь, какое отношение может иметь императорский цензор к мелким делишкам этих арабов?