Дядюшка Эм сел на постели и спросил: «Кто там?» — но тут свет из коридора осветил меня, и он добавил: «А, Эд. А который час?» — Четыре утра. Можно мне свет включить? — Включай. А почему ты вернулся так рано? Уже выполнил задание? Бен тебя не похвалит. Ты должен был растянуть дело на пару дней. — Ещё растяну, — заверил я дядюшку Эма. — Я ведь даже и не приступал. Свет был уже зажжён, а потому дядюшка Эм округлил глаза и уставился на меня. — Сотри эту помаду, — промямлил он. Я послушно исполнил. А дядюшка Эм свесил с кровати ноги и всунул их в тапочки. — Что, чёрт возьми, всё это значит? — воскликнул он. Я усмехнулся. — Мне бы одежду сменить. А то упал и весь испачкался. — А помада откуда? — То другая история. Тебе которую рассказать? — Ты расскажи мне, какого чёрта ты вернулся в Чикаго? — Жюстина совершала путешествие до Сент-Луиса и заехала ко мне обсудить дело. Затем она передумала и решила возвращаться в Чикаго. Я привёз её сюда и занял её автомобиль ради служебных нужд. Вот отправлюсь сейчас назад, и тогда у меня будет ещё часа два, чтобы там поспать. — Так поспи лучше здесь. Вместе позавтракаем, а потом ты сможешь ехать и прибудешь туда к девяти. А здесь поспишь часов до семи. Я колебался. — Будь оно так, — сказал я, — мы начнём разговоры, и проговорим все эти три часа. — Я ни о чём не стану выспрашивать. Вплоть до завтрака. Обещаю. — Хорошо, — сказал я. Вместо того, чтобы снова одеться, я остался как был в трусах и в майке, погасил свет и лёг в кровать. Переодеваться в пижаму мне не хотелось, потому что дядюшка Эм заметил бы бандажную ленту и спросил, что со мной случилось. А эту часть мне не хотелось ему выкладывать. Всё остальное — пожалуйста, только не это. Всё, что произошло, было наше с шерифом Кингмэном дело, и довести его до конца я должен был сам, без посторонних советов. — Спи, Эд, — сказал дядюшка Эм. — Никаких расспросов. — Доброй ночи, дядюшка Эм. — И всё же насчёт помады. Не хочешь же ты, чтобы я не смог заснуть, гадая, откуда она у тебя? — Я высадил Жюстину у её дома. Мы выпили по два стакана виски с содовой и соком, и я поцеловал её на прощание. Разве в «Инструкциях оперативным сотрудникам» не сказано, что клиента всегда нужно на прощание целовать? Если не сказано, то зря. — Я скажу Бену, чтобы вписал, — ответил дядюшка Эм. — О’кэй, мой мальчик; но послушай вот что. У тебя что-то на уме. Хорошо же; что бы то ни было, обсудим завтра. Но у тебя всего три часа, так что не думай об этом сегодня. Считай овец, или женщин, или ещё что-нибудь, но постарайся уснуть. Он отвернулся к стене и сам, вероятно, тот час же погрузился в сон или притворился спящим, чтобы мне не захотелось поделиться мыслями. Я понимал, что он дал мне хороший совет, и я постарался его выполнить. Мне припомнилось личико Молли Кингмэн, и я забыл об её отце. Я попытался воспроизвести каждое слово из нашего с Молли разговора, каждое её движение и каждое выражение, пробежавшее по её лицу. В особенности то, как она смеялась. Но и Жюстина Хаберман не выходила у меня из головы. А это всё усложняло, поэтому я прекратил вспоминать и занялся мысленным воспроизведением таблицы умножения. Помню, дошёл я до восемью девять; это было последнее вплоть до той минуты, как ровно в семь прозвенел будильник. Пока мы одевались, я ухитрился отвести дядюшке Эму глаза. А когда мы спустились вниз, он присвистнул, увидев припаркованный у входа «кадиллак». — Слушай, тебе не следовало оставлять его здесь, — сказал он. — Если наша хозяйка увидит, как мы в него садимся, она удвоит нам плату за проживание. — Хочешь сам повести? — спросил я. — Им управлять легко как самокатом. — И всё же самокату далеко до него. Разумеется, я хочу. Ты и так наездишься после завтрака. Дядюшка Эм сел за руль и повёл машину на восток к Набережной озера Мичиган, затем свернул к югу и остановился перед фешенебельным «Блэкстоуном». — Это чего мы здесь? — спросил я. — А завтракать? — отозвался дядюшка. — Ты же не ждёшь, что я подъеду на этом яхтоподобном чудище к простому киоску с сосисками? Где твоё чувство соответствия, мой мальчик! Так что мы вошли в «Блэкстоун». Дядюшка Эм был слегка разочарован, когда узнал, что главная обеденная зала так рано не открывается, но мы направились в кафетерий и заказали вафли. Затем он вперился в меня взглядом. — Так что там происходит, в этом Тремонте? — Счёт по нулям, — ответил я. — Мы в первом тайме первого периода. Я ещё не видался с Эмори, чтобы поговорить. — То есть, ты виделся с ним, чтобы на него посмотреть? — То есть, поговорить у нас не было времени. Кое-что произошло. — Ну вот, немного продвинулись. И что же там произошло? — Я нашёл труп. — Эд, что это значит? Ты играешь со мной? Я что, должен каждый раз вытягивать из тебя по одному слову — типа, угадай животное, растение, минерал? — По пути к Эмори, — начал я, — мне на дороге попался труп. Я вызвал шерифа; мы пошли туда, а труп взял и исчез. И шерифу это не понравилось. — Ясно, ясно. Ты нарвался на одного из тех провинциальных шерифов, что на дух не переносят частных сыщиков? — Да уж, гангстеры — и те ему милее. — Гм… Будь с ним совершенно честен. Это всё, Эд, что ты можешь для него сделать. Но что же произошло с мертвецом? Ведь не ошибся же ты — ведь не был же он немножко живой? Я рассказал дядюшке Эму, как всё было. Пропустил лишь, что произошло в кабинете шерифа. Расскажи я ему ещё и это, он, возможно, — хотя я так не думаю — посоветовал бы мне про то забыть. Но скорее всего он рванул бы со мною прямо в Тремонт, чтобы зачистить его от шерифа и всех его помощников. А это уж было бы даже более глупо, чем то, что собирался предпринять я сам. Дядюшка Эм — приятнейший человек из всех, кого я знаю, но на глупостях его порой заносит. Когда я закончил свой рассказ, он обдумал его хорошенько и сказал: — Тебе, Эд, стоило бы об этом забыть. То есть, о мертвеце. — И я бы хотел. То есть, если бы он остался на месте. — Но послушай, Эд, ведь ты работаешь на Старлока. Ты на другой работе. В Тремонте тебе разрешено провести максимум ещё пару дней, после чего пойдёт счёт уже твоему личному времени. — Так-то оно так… — согласился я. — Что ж, те пару дней, которые я там проведу, я собираюсь держать глаза и уши открытыми. — А не выглядел ли тот человек, труп которого ты нашёл, как бродяга? — Нет. — Тогда его обязательно хватятся. — Я думал об этом. На этот случай я собираюсь повидать эту твою миссис Бемисс. Как редактор газеты, она сразу узнает, если кто-то пропал. — Даже больше: она расскажет тебе его биографию от самой колыбели. Только, Эд… — Что? — Избегай осложнений. Подняв на дядюшку взгляд, я усмехнулся. — Я не сделаю ничего такого, чего не сделал бы ты. — Лучше не делай и этого! Мы выпили по последней чашке кофе и покинули здание. Я бы обязательно подбросил дядюшку Эма на «кадиллаке» до конторы, но он запротестовал — пути было всего несколько кварталов. Он сказал, что раз уж машина и так стоит вдоль бульвара носом на юг, мне следует сразу садиться и ехать, а то на Чикагской центральной петле нет места для разворота. Итак, я выехал из Чикаго на юг и достиг Тремонта к десяти часам. Автомобиль я припарковал у Тремонт-Хауса и зашёл в гостиницу, чтобы спросить у дежурного администратора, нет ли для меня сообщений. Я подумал — а вдруг Эмори звонил мне в связи с назначенной встречей. Дежурил секретарь Торговой палаты. — Нет, мистер Хантер, — сказал он мне, — сообщений не было. Послушайте… Вы желаете сохранить за собой комнату ещё на сутки, либо же выписываетесь? — Сохраняю ещё по крайней мере на день. — Горничная сообщила мне, что вы не ночевали в номере — постель не разобрана. Так что я, естественно, подумал… — Естественно, — согласился я. Затем я вышел на улицу и пешком прошёлся до «Тремонтовского представителя». Войдя в помещение, я увидел стол-бюро с выдвижной крышкой, а за ним этакую седовласую мамашу в очках в золотой оправе, которая занималась правкой гранок.