– Страх потеряли, – поддержал следователя Кораблёв. – А откуда у них деньги, зарплаты-то ведь явно меньше? – Официально, да. Она – бухгалтер, муж – юрист по гражданскому праву. – Откуда же накопления? – Может, акций купил, может, ваучеры вложил. Сами знаете, Тамара Викторовна, у нас сейчас рыночная экономика. – Да уж, знаю. Дожили с этим дефолтом. Ободрало нас до нитки наше родное государство. Ладно, – оборвала она себя, – это лирика. Узнай, пожалуйста, Дима, откуда деньги. Может, наследство получили, хоть от этой тётки. Муж-то юрист. – Попробую, Тамара Викторовна. Теперь что касается остальных. Воронцов сердечник, как и заявлял, с ним всё ясно. Со Смирновым тоже более или менее. Насчёт брата всё подтвердилось. Брат – велосипедист, заезды на длинные дистанции. У него сердечная недостаточность. Если бы врачи узнали, они запретили бы ему участвовать, так что он тоже сильно рискует, и никакого криминала я тут не вижу. – Ну а Вера Афанасьевна Белова? – Там сложнее, но кое-что я накопал. У неё сын призывного возраста, она сделала ему отсрочку по состоянию здоровья. Я не проверял досконально, но судя по обычной практике закосов от армии, тут вполне может быть липа. – Я её вызову, – сказала Ялович. – Наверное, она боится признаться, Тамара Викторовна. – Я пообещаю не давать этому ход. Армия у нас сами знаете какая. – Ещё бы, – подтвердил Кораблев. – Ну а Котеев, ты говорил с тем врачом, которого он назвал? – Разговаривал. – Ну и? – Проблема в том, что Котеев не может иметь детей. – Ну и что? В чём тут повод для шантажа? – Спросите у него, я же не Котеев. – Обязательно спрошу. Прямо сейчас. – Ялович сняла телефонную трубку, однако ей не удалось застать Котеева ни дома, ни на работе. – Ладно, потом, – прекратила она звонки. – Ну а что с господином Зубриковым? – На него ничего не накопал. Ничем таким не болен, так, мелочи возрастные. – Например? – Радикулит, остеохондроз, гастрит. – Ну гастрит у всех, – отмахнулась Ялович. – Скажите лучше, у кого его нет? – У меня, – скромно ответил Кораблёв. – Ты уникум, – безапелляционно заявила Ялович. – Возможно. Скажите лучше, Тамара Викторовна, а как Поилова находила материал для шантажа? – Спроси что-нибудь полегче, – усмехнулась Ялович. – Если бы я знала, я бы не сидела в этом кресле. Понятно, что будучи врачом… Но весь механизм мне, конечно, неизвестен, и я очень сомневаюсь, даже почти уверена, что узнать в деталях нам это не удастся, разве что у нашего главврача обнаружится какой-нибудь сообщник, который, как выяснится, её и убрал. – А что, мысль, – загорелся Кораблёв, – а если, Тамара Викторовна… Закончить фразу ему не удалось. В дверь постучали, Ялович хотела сказать «войдите», но не успела, дверь отворилась и в кабинет решительно шагнула полная пожилая дама в расстёгнутой шубе. На голове у дамы красовалась затейливая меховая шапка, шею обвивало тёплое кашне. – Антонина Валериановна Пепелицкая, – решительно представилась дама, и, не дожидаясь приглашения, села. Ялович несколько раз смерила её взглядом и укрощённым голосом произнесла: – Капитан, зайдите, пожалуйста, попозже. – Хорошо, Тамара Викторовна, – и Кораблёв вышел. Ялович приняла равнодушно-деловой вид. – У вас ко мне дело? – невыразительным тоном осведомилась она. – Что ж, я просто так, по-вашему, сюда заявилась? – басом ответила дама. – Ладно, хватит разводить антимонии. – Чего-чего разводить? – не поняла Ялович. – Ха, милочка, – усмехнулась дама, – вы, я вижу, русского языка совсем не разумеете. Разводит антимонии – значит ходить вокруг да около, толочь воду в ступе. – Я вам не милочка, – вспыхнула Ялович, – Я следователь прокуратуры. Вы вообще понимаете, куда вы пришли? – Что я, ненормальная? – обиделась дама. – Естественно, понимаю. – Да кто вы такая в конце концов? – Ялович уже почти кричала, – по какому вы делу? – Я тёща Юрия Александровича Воронцова, – веско произнесла Пепелицкая. – Он ведь у вас фигурантом значится? – Проходит, – понизила тон Ялович. – Слушаю вас, ближе к делу. – Да ближе уж некуда. Я пришла сказать, что у моего зятя слабое сердце, и чтобы его не особенно тягали. – Никто его не тягает, – поморщилась Ялович, её раздражали тон и манера Пепелицкой выражаться. – Ну в любом случае я вас предупредила, если что с ним случится, будете иметь дело со мной. – У вас всё? – голос Ялович напоминал звук вскипевшего чайника, которому перекрыли свисток. – Пока да, – барственно ответила Пепелицкая, – надеюсь, мне не придётся вам повторять дважды, в ваших интересах… – Вон! – заорала Ялович, выскакивая из-за стола. – Убирайтесь, и чтобы духу вашего здесь не было! Если бы не ваши годы… Свисток с чайника сорвало и теперь из него валил пар. Пепелицкую, однако, всё это ничуть не напугало, она продолжала спокойно сидеть на стуле. – Мне пожаловаться на вас в горпрокуратуру? – нарочито лениво поинтересовалась она. – У меня там хорошие связи. – Хоть чёрту лысому жалуйтесь, а отсюда уходите. Мешаете работать. – Ладно, я вас предупредила, – и медленно поднявшись, она с величавостью ощипанной павлинихи покинула кабинет. – До чего наглая баба! – громко заявила Ялович вслед закрывшейся двери. Она надеялась, что Пепелицкая её услышит. Чтобы поднять настроение, Ялович начала размышлять, кому бы и какую сделать гадость. Мысли её естественно остановились на Нине Анатольевне Башевич, которая в последнее время стала источником постоянного раздражения следователя. – Интересно, знает ли она, что муж приходил ко мне? А если нет? – и она довольно потёрла руки. – Алло, Нина Анатольевна? Здравствуйте, очень рада, что вас застала. Нина Анатольевна, ко мне приходил ваш муж. Вы в курсе этого? Ну не имеет значения, так не имеет. До свидания, Нина Анатольевна, до скорой встречи. – и с чувством выполненного долга Ялович повесила трубку. Глава 28 Котеев ненадолго заскочил домой с работы и уже собрался было уходить, когда зазвонил телефон. – Слушаю, – торопливо бросил в трубку Котеев. Неожиданно тон его резко изменился. – Тереза, дорогая, это ты? Рад слышать, очень рад. Почему не отвечаю на звонки? Дома редко бываю, работы много. Конечно всё в порядке, жив-здоров. Как папа? Ну и отлично, передавай ему привет и обязательно пламенный. Когда приедешь? Так скоро? Ну пока, целую. Котеев положил трубку, но телефон тут же зазвонил снова.