— Ах, Катенька, девочка, ну что мы с вами можем? Факсы, ксероксы, мини-АТС? И сто восемьдесят ударов в минуту. Я вот могу еще вилку в розетку воткнуть. Катя усмехнулась, решив про себя, что химчистка подождет, и вызвалась проводить озабоченную соседку, которую, кстати, звали Лидия Петровна, до места ее работы и посмотреть, нельзя ли все-таки что-нибудь сделать. Не то чтобы она обиделась на «факсы-ксероксы» или делать ей было нечего в свой выходной, но захотелось эффекта, была такая за ней слабость. Лидия Петровна пожала большими плечами, и они пошли, как Катерина думала, в соседнюю школу. Но неожиданно для нее школьную изгородь они миновали, продвинулись еще с полквартала вглубь и остановились возле такого же решетчатого металлического забора, сквозь который хорошо было видно громоздкое трехэтажное здание — то ли поздний Сталин, то ли ранний Хрущев; и тогда соседка сказала: «Ну, мы пришли, это здесь». На табличке, прикрепленной к широкой колонне ворот, значилось, что сие учреждение не что иное, как интернат для детей-сирот и детей, оставшихся без опеки родителей. Катя не была готова к такому повороту, ей туда не хотелось, но не говорить же милейшей Лидии Петровне, что она передумала. Конечно, идти все-таки придется, но можно оттянуть момент, чтобы как-то себя настроить. Поэтому Катя встала посреди асфальтовой дорожки напротив сталинско-хрущевского фасада и, сделав заинтересованное лицо, начала внимательнейшим образом его изучать. — Какая интересная архитектура, — произнесла она светским тоном. — Сложная. Немного тяжеловесно, но это и приятно как раз. Надоела эта набившая оскомину простота стекла и бетона, вы не находите, Лидия Петровна? Лидия Петровна, которой тоже пришлось остановиться, пожала плечами: — Раньше здесь школа была, потом нам отдали. Для школы было удобно — два крыла на каждом этаже, там классы располагались, вон те пристройки — видите справа и слева? — актовый зал и спортзал. А в перешейке — кабинеты, библиотека, канцелярия. Классы мы переоборудовали в спальни, перестроить кое-что пришлось. Приспособились как-то. Хотя состояние ремонта у нас, так сказать, перманентное. Вы же видите, убого все. Хорошо, что отопление в порядке, а с остальным потихоньку справимся. Ну что, пойдемте, Катюш? Чего это мы тут застряли… — и она снова неспешно зашагала по дорожке в сторону дома. А Катя все медлила, оглядывая вычурный фасад. Высокие старомодные окна, широкие скосы оконных проемов, лепные карнизы, разделяющие четкими горизонтальными линиями этажи. Здание было отштукатурено и выкрашено в грязно-розовый цвет, но выкрашено, видимо, давно, местами колер совсем посерел от городской копоти, а штукатурка облетела. Зато по обеим сторонам фасада выдвинулись вперед два великолепных крыльца с резными двустворчатыми дверьми, с широкими ступенями, чугунными перилами и основательными, такими же тяжеловесными, как и все здание, лепными козырьками над каждым из них. Лидия Петровна тем временем, развернувшись к Кате широкой кормой, неумолимо следовала к левому подъезду. Тот, что справа, казался заброшенным и оттого каким-то неживым. Катя вяло тащилась следом. — А зачем так много дверей? Что это за причуда архитектурной мысли? — спросила Катя ей в спину. Лидия Петровна снова остановилась, оглянулась, поджидая, и терпеливо ответила: — Так для симметрии, видимо. Хотя для симметрии можно было бы и один вход по центру сделать, как в современных школах. Значит, для шику. Для шику и солидности. Тут мало того что входа два, ведь еще и лестницы две соответственно, а с каждой лестницы еще и выход во двор имеется, так сказать, черный. Нам это неудобно, пришлось одну из них законсервировать, а то ищи потом воспитанников перед отбоем, что младших, что старших. Было уже как-то, набегались мы с Усмановной по этажам… Пользуемся теперь только этой, а правую открываем, если что погрузить-сгрузить нужно, и то со двора. Лидия Петровна явно недоумевала, почему это она до сих пор здесь, на улице, на ветру и под начинающимся мелким противненьким дождичком, а не там, внутри, где относительно тепло и сухо. И сообразив, что войти ей мешает неуемная любознательность спутницы, решительно развернулась в сторону парадного крыльца. Катя скорбно осознала, что все, время истекло, пора. Она себя одернула, строго приказав не психовать. Может, обычные дети, почему обязательно дауны в обносках? Катерина мнила себя личностью сильной и, так сказать, много чего испытавшей, причем изо всех сил старалась этому о себе мнению соответствовать, но по детскому дому в тот раз ходила с деревянной улыбкой и очень неискренним взглядом, потому что второпях не решила, как же на всех этих детей ей нужно взирать. То есть что им демонстрировать. Ребята, я считаю, что вы такие же, как и все? Или так: бедные, бедные мои деточки? Или вообще не замечать их, как стараемся не замечать у инвалида отсутствующий глаз или ногу? Хорошо, что Лидия Петровна никакими подобными комплексами уже не страдала, а может, не страдала изначально. Она просто заботилась обо всех этих своих подопечных, заботилась истово и горячо. Раз вы попали ко мне, так я вас буду кормить сытно-вкусно, одевать, обувать, смотреть, чтобы друг друга не обижали. То ли в эту заботу трансформировалась у нее жалость, или забота эта была некой ширмой от той самой жалости, которую испытывать постоянно очень трудно, а может, это чувство долга, а может, совесть, а может, она просто их всех любила? Катя ее не спросила ни в тот раз, ни позже и не узнала об этом никогда. В тот раз она узнала зато, что Лидия Петровна, по фамилии Авдотьева, никакая не учительница и даже не завуч, а директор этого приюта, но педагогический опыт у нее, безусловно, был, и дети ее слушались. Возможно, что и любили. Помещение интерната изнутри школу совсем не напоминало, а скорее детский садик с хорошими воспитателями. На полу кое-как и кое-где были набросаны половички и дорожки, на стенах развешаны каракули, а воздух был теплый и пах ванильными булочками. Как объяснила директриса, игровых комнат было две — для маленьких и для старших. Именно во второй и планировалось установить новые компьютеры, соединив их в сеть. Год назад интернату повезло, объявился спонсор, который стал время от времени совершать благотворительные акции в виде денежных пожертвований или же крупных подарков для всего заведения в целом. Кстати, деньги начал давать не сразу, а по прошествии времени и всегда требовал отчета в расходах. Компьютеры привезли на прошлой неделе, народ шумит, требует, а бухгалтер заявил, что сервисной службе заплатить нечем, и надо ждать конца месяца, когда придут деньги из бюджета. Но народу на все эти отмазки наплевать, зреет бунт. — Сегодня суббота, воспитанников, как вы видите, немного, а то бы на меня налетели уже, — грузно поднимаясь на третий этаж, пояснила Лидия Петровна. — Маленьких многих по семьям разобрали. Не по своим, не подумайте. Так, берут люди добрые на день, на два редко, в гости. Кто в зоопарк ведет, кто дома с ними общается. Ну а старшие — у тех свои дела, особенно у выпускников. Кто у себя в комнате занимается, кто у куратора в библиотеку отпросился, или просто гулять пошли. Тех, кому пятнадцать исполнилось, редко кто в дом приглашает. Характер у ребяток ломается, они уже не плюшевые, вот и не берут их на выходные. Катя шла следом, изредка бросая взгляды по сторонам и боясь встретиться взглядом с каким-нибудь детенышем. Вдруг детеныш подумает, что тетя пришла не просто так, а хочет взять его в гости или в осенний зоопарк? Хорошо, что их и вправду было мало. Но составить представление о порядках в интернате все же можно было. Кажется, дети были чистенькие и не в очень-то обносках. Обычная одежда. И у младших не было того взрослого серьезного взгляда, от которого делается не по себе любому нормальному человеку. — Старшие сейчас уроки делают, — пояснила Лидия Петровна. — В принципе, как помощники они нам не нужны, как тягловая сила, я имею в виду. Все компьютеры уже перенесены в игровую, нам только нужно зайти в мой кабинет за ключами. И они поднялись на третий этаж. — Что это я, кабинет забыла закрыть? — озадаченно проговорила Лидия Петровна, ворочая ключом в замочной скважине. Дверь действительно оказалась незапертой, и, когда они открыли ее, перед ними возникла дивная картина. Спиной к вошедшим, за столом у светящегося монитора сидел тощий взъерошенный подросток и торопливо стучал мышью, пытаясь быстро проделать некую операцию, а за его плечом, нетерпеливо переминаясь с одной ноги на другую и пытаясь время от времени выхватить у соучастника замученную мышь, маялась девица того же возраста. — А вот и наше подрастающее поколение, позвольте представить! — громовым голосом провозгласила директриса. Народ прижал уши и развернуться к публике не решался. — Того, кто у компьютера орудует, зовут Геннадий Коростылев, ассистирует Виктория Медведева. Не помешали? — так же грозно продолжала директриса, которой, надо полагать, было малость неловко перед соседкой. Все секретарши жуткие сплетницы, а дамочка — администратор, что одно и то же. Будет теперь на каждом углу рассказывать, что у них в интернате совсем нет порядка. Однако пришлось учинять допрос при посторонних. Из путаных и невнятных показаний следовало, что электронную почту нужно было проверить срочно, просто зарез, а компьютер в кабинете у директора — единственный. Ждать понедельника, чтобы проверить почту в школе, никак нельзя, вот и пришлось воспользоваться. — Чем воспользоваться?! — грохотала директриса. — Кабинетом? Компьютером? И главное, как дверь открыли? Я точно ее закрывала. Мне что, теперь не верить тут никому? Замки менять? — и сообразив, что дальнейшее выяснение лучше отложить, отправила преступников по комнатам. Катя молча наблюдала эту картину. Она всматривалась в лица двух этих странных людей, мальчика и девочки, странных, потому что живут не так, как жила она в детстве и юности, и ей неизвестно, как это — жить в каком-то казенном доме, где нет ничего твоего, где ты на виду и тобою распоряжаются какие-то чужие, равнодушные люди, и главное, она не знала, как это — знать при этом, что бывает иначе: дом, мама, отец… А у тебя этого нет и не будет никогда. Катя все смотрела и почему-то не могла отвернуться, хотя была хорошо воспитана и всегда считала это качество своим безусловным достоинством. А здесь смотрела. Потом дети ушли, Лидия Петровна вытащила ключи из ящика стола, и они снова отправились на первый этаж в игровую комнату. Катя так была поглощена мыслями, что даже пропустила весь фурор, ради которого она все это и затевала, и ради которого отложила визит в «Диану» и еще какие-то другие дела. Делая все механически, она соединила процессоры в локальную сеть, применив простые настройки, убедилась, что все работает, и пообещала сильно удивленной Лидии Петровне как-нибудь зайти на досуге и все довести до ума. — Катенька, а что же это вы в секретаршах маетесь? Вы же легко можете работать этим, как там… сетевиком, что ли? — недоумевала она. — Я он и есть, — без всякого апломба пояснила Катя. — Системный администратор. Наши бабушки не знают, какая тут разница, вот и доложили вам, что работаю я администратором. Ведь так? От бабушек сведения? Впрочем, неважно. Я вот о чем хочу вас попросить. Нельзя ли мне пригласить как-нибудь в гости Викторию с Геной? Или одну Викторию, если двоих не положено. Она ждала ответа и думала: «Ну и пусть откажет. Что я себе, в самом деле, придумала? Глупый какой порыв, а после ведь проблемой обернется, живи с ней потом». Лидия Петровна проговорила негромко: — Можно, конечно. Может быть, маленьких посмотришь? Знаешь, с подросшими трудно, да и не нужен им уже никто по большому счету. Ты будешь ждать ответного чувства, а они оборжут и ускачут. Ну как знаешь, приглашай, конечно, только свой номер телефона их куратору не забудь оставить. А как тебя угораздило-то такую профессию выбрать? Вроде она не для девочек… Не для девочек, это точно. Вообще-то у Кати сначала была другая профессия, инженер-конструктор. И получила эту профессию Катя, закончив замечательное и тоже недевочкино учебное заведение СТАНКИН, куда решила подать документы, потому что оно недалеко от дома, а еще потому, что подруга Люда Миколина зазвала за компанию. У подруги Люды старшая сестра получила диплом врача-стоматолога и отсиживала время на приеме в районной поликлинике, набираясь опыта, чтобы уж потом рвануть куда-нибудь в платную санчасть. Но с семейной жизнью не заладилось, хотя пора, давно пора. Вот Люда и решила, с учетом ошибок сестры, получать высшее образование в каком-нибудь серьезном техническом вузе, где полно незанятых парней и масса возможностей кого-нибудь из них заполучить себе в мужья. Специальность, конечно, непонятная, зато с семейной жизнью будет полный порядок, так ей казалось. У Кати имелись свои резоны, чтобы учиться именно там. Она любила математику, дремучие романы Казанцева и ранних Стругацких. В глубине души Катя лелеяла некие романтические настроения, что-то такое, связанное с изобретательством, открытиями, научными свершениями и так далее, но особо об этом не распространялась. Однако несмотря на серьезный технический вуз, что-то у девочек не сложилось. Люда не нашла себе мужа, а Катерина не стала генеральным конструктором, поскольку с первых же дней на первой работе была приставлена к начертанию втулочек и шайбочек, а также к перенесению в компьютер сборочных чертежей, которые начерно ваял на кульмане язвительный и неразговорчивый пожилой начальник. Издевательство над мечтой Катя терпела примерно полгода. Столько времени понадобилось, чтобы разобраться окончательно, что разных втулок и гаек до чрезвычайности много, и их количества ей хватит на многие годы. Кстати, и в материальном плане было не очень. На тот момент Катя уже была замужней дамой, причем это получилось как-то само по себе, без специальных усилий. Будущий муж — аспирант, положительный такой молодой ученый, чем он ее и зацепил, по всей видимости. Не перебродили в душе у Кати Стругацкие. Родители были не в восторге. Третий курс, самый сложный, то-се… Не спеши, разберись, получи сначала диплом… Их интеллигентность не позволила им, к сожалению, прямо сказать своей девочке, что жених из славного города Нарышкино не бескорыстен. Зато подруга Люда не стеснялась, но Катерина была уверена, что это обычная женская зависть, и замуж вышла. Кретинка. В мечтах ей рисовались прекрасные картины семейной жизни. Оба супруга — тонкие интеллектуалы, яркие личности, на работе поглощенные решением сложных научно-технических задач, делятся друг с другом за вечерним чаем своими научно-техническими идеями, умно спорят, рисуя что-то на салфетках, и помогают один другому в поисках правильных научных ответов, и все вокруг восторженно на них взирают, видя превосходство их интеллектуальной и духовной красоты перед всем этим миром коммерции, тупым и ограниченным.