Однако сильно накрашенная женщина лет тридцати-сорока с шарфом на волосах, тихо сидящая на краешке сиденья, уперев подошвы кожаных сапог в плоское дно лодки, относилась к особой категории. Она не любовалась взошедшим во время переправы солнцем, не снимала фото и не вымолвила почти ни слова. Гондольер рассказал ей, как каждое третье воскресенье июля, в День Спасителя, лагуну пересекает мост из связанных гондол, но в ответ женщина только блеснула стеклами зеркальных очков, молча повернувшись к нему, как птица, с любопытством взирающая на незнакомый вид червя. Затем она снова устремила глаза на поверхность воды, то и дело встряхивая головой, будто ей досаждал какой-то шум. Возможно, ее просто укачало. На самом же деле Гильтине размышляла о человеке, которому поручила уладить проблему в Берлине. Она гадала, преуспел ли он. Некоторые пойманные ею рыбы были ценнее других – этих акул не приходилось ни натаскивать, ни шантажировать. Довольно было аппетитной приманки. У нее был заготовлен целый океанариум зубастых хищников, которым она изредка подбрасывала жирный кусок, чтобы не забывали, кто их настоящая хозяйка. Гондола, виляя, прошла под мостом Вздохов, и Гильтине окинула изучающим взглядом пожарный баркас, пришвартованный к набережной Фондамента делла Кроче. В глубине близлежащей узкой улицы виднелись следы ночного пожара, и ветер приносил запах гари. – Я знал этого мальчишку, – внезапно сказал гондольер. Гильтине снова повернулась к корме: – Мальчишку? – Для меня мальчишки все, кому меньше пятидесяти. Он отравился угарным газом и устроил всю эту напасть. Парень тоже был таксистом, прямо как я. – Почему он это сделал? – А шут его знает. Но говорят… – Гондольер выдержал паузу в напрасной надежде, что женщина выкажет хоть какой-то интерес, но та продолжала с непроницаемым лицом глядеть на него. – Говорят, он был гомиком. Когда гомики прикидываются нормальными, у них мало-помалу едет крыша. Гильтине казалась безучастной, но голоса из воды одобрительно забормотали. Ночью ее аватары потрудились сверхурочно, распространяя в ЛГБТ-сообществе печальную повесть о гее, который не мог принять свою натуру и стыдился однополых связей. Суицид пока не стал рабочей гипотезой следователей, но слух уже обрел «веские основания» и станет еще более убедительным, когда выяснится, что Дарье перерезали горло ножом, который сжимал в руке Пеннелли. Версия убийства-самоубийства окрепнет и отвлечет следствие от других вариантов. Пройдет много недель, прежде чем кто-то сообразит, что произошло в действительности, и к тому времени это уже будет не важно. Дав гондольеру щедрые чаевые – она усвоила урок, – Гильтине вернулась в арендованные апартаменты, сменила бинты и проверила заведенный специально для Андреаса почтовый ящик, на который ее аватар получил информацию о прибытии Данте и Коломбы в Берлин. Новых сообщений в ящике не было. Ни о чем не упоминалось и на сайтах новостных агентств. Возможно, было еще слишком рано. Также возможно, что ее акула потерпела неудачу. Она снова открыла на экране сведения о Данте. Его почти детское выражение лица и глаза, казалось видевшие те же ужасы, что пережила она, тревожили Гильтине. Просмотрев несколько видеороликов, на которых он выходил из суда после того, как дал показания о смерти Отца, она поняла, что уже его видела. Дожидаясь, пока очнется привязанный к колонне Муста, на стройке возле нелегального жилища Юссефа, Гильтине видела в окно, как этот мужчина в черном развинченной походкой ведет за собой первый отряд полицейских. Обознаться она не могла, и произошедшее не было случайностью. Полиция приехала так быстро по его вине. Сначала Рим, потом Берлин: Торре шел вспять по ее следам. Обычно сдержанность и спокойствие ей не изменяли, но, глядя в карие глаза Данте, она снова ощутила что-то похожее на тревогу. Мертвецы, неизменно идущие за ней по пятам и побуждающие ее довести миссию до конца, карающие визгом и награждающие тишиной, призывали ее торопиться. Гильтине решила дать Андреасу еще пару часов. Если известий от него не поступит, придется вмешаться лично. 15 Данте и Коломба заткнули Андреасу рот примерно так же, как это сделала бы сама Гильтине: запихнули ему в рот носок Данте и заклеили губы скотчем. Оставив его на двуспальной кровати, они вернулись в кабинет, чтобы обсудить свои планы. В саду, не подозревая о случившемся двумя этажами выше, прибирались после вчерашней вечеринки официанты. – Что думаешь? Есть в его словах хоть капля правды? – спросила Коломба. – Без понятия. Он социопат. Такие, как он, лгут с удивительной легкостью и способны даже пройти проверку на детекторе лжи. – Ты лучше детектора лжи. – До Гильтине мне далеко. Представь, как она дергала за ниточки недоумков, которые сняли видеоролик, не говоря уже об охраннике «СРТ». И об Андреасе… Она пришла к нему в дом, чтобы от него избавиться, но тут же передумала и переманила его на свою сторону. Гильтине мгновенно поняла, что он способен на убийство и, вероятно, уже убивал. – Если что-то из его рассказа правда, то покойник родом из России. – Тебе не кажется, что попахивает холодной войной? – Те времена давно прошли, к тому же Гильтине тогда была еще ребенком. Мне показался более интересным тот факт, что она больна или ранена. – Ее образ гвоздем застрял в памяти Коломбы. Безобразная мумия. – Как она появляется на улице в таком виде? Данте закурил очередную сигарету и снова вспомнил аромат апельсинов, исходящий от картонной коробки и перчатки, которые он нашел рядом с трупом Юссефа. Должно быть, так пахли лекарства Гильтине – мазь или антисептик. Узнав происхождение запаха, он бы узнал больше и о ней. – Ее поступки как-то связаны с болезнью, – сказал он. – Но я пока не понимаю, каким образом. – Возможно, как и убитому ею мужчине, Гильтине осталось всего несколько месяцев жизни и она хочет отправить своих жертв в ад раньше, чем попадет туда сама. – Среди погибших в поезде были смертельно больные? – Нет. Кажется, я читала, что год назад пиарщица перенесла операцию по удалению опухоли груди, но ко времени теракта она поправилась. – Русских среди них тоже не было. Значит, пока никакой связи. – Вдавив окурок в переполненную пепельницу, Данте закурил новую сигарету. – Андреас прав насчет того, что мы не сможем сдать его полиции? – спросил он, меняя тему. – Хочешь отправиться в полицию с историей о том, как нас распорядилась убить женщина в резиновой маске? – Нет, но и отпускать его я тоже не хочу. Значит, остается только убийство и расчленение. Только дождись, пока я выйду, меня пугает вид крови. – Пусть пока побудет у нас. Я тоже не в восторге от идеи отпустить его на все четыре стороны. Не говоря уже о том, что он может предупредить о наших планах Гильтине. На столе в кабинете зазвонил телефон, и оба вздрогнули. – Думаешь, кто-то слышал шум и поднимается к нам, чтобы узнать, в чем дело? – побледнев, спросил Данте. – Даже не шути так. – Коломба дрожащей рукой подняла трубку, но, к счастью, на другом конце провода зазвучал дружеский голос. Звонила Бригитта. – Я тебя разбудила? – спросила девушка. Прежде чем ответить, Коломба дождалась, пока сердце перестанет бешено колотиться во всем теле. – Н-нет. – Извини, но у меня закончилась смена, и я хотела поговорить с тобой перед сном. – Молодец, что позвонила. Ты узнала что-то новое? – Имя человека, который должен был установить камеры в клубе брата. Его зовут Хайнихен. Друг сказал мне, что он пенсионер и перебивается случайными подработками. И что он, скорее всего, был коллаборационистом. – Он сотрудничал со Штази? – переспросила Коломба. Пара блуждающих нейронов в ее голове соединилась. – Тогда ему, наверное, уже за шестьдесят. – Знаешь, я тоже так подумала, – сказала Бригитта. – Может, он и погиб с моим братом? Мой друг сказал, что этот Хайнихен был не похож на пьяницу, но он вполне соответствует моему представлению об отчаявшемся бывшем шпионе. – У тебя есть его номер? – Я уже пыталась дозвониться, но никто не берет трубку. Но если ты за мной заедешь, можем прокатиться к его дому и все выяснить. – Думаю, идея не самая удачная. – Речь идет о моем брате, и потом, ты не говоришь по-немецки, так ведь? – Так. Бригитта сообщила, куда за ней заехать, но перед уходом на Коломбу легла тягостная обязанность отвести Андреаса в туалет. Ей пришлось пристегнуть толстяка к батарее и через приоткрытую дверь наблюдать, как он опорожняет мочевой пузырь. Когда он закончил, она снова вошла в ванную и приставила к его голове пистолет. – Ты правда способна хладнокровно меня пристрелить? – спросил журналист, со спущенными трусами глядя на нее. Его полускрытый огромным брюхом пенис напоминал розовый стебелек. – Одевайся и пошевеливайся. – Если бы на кону не стояла моя жизнь, я бы с радостью поглядел, что ты сделаешь, если я не подчинюсь. – Андреас поднялся и натянул трусы. – Если ты меня освободишь, я смогу вымыть руки. Коломба отцепила его от батареи, но тут же защелкнула наручники на его запястьях спереди. – И так справишься. – А если я закричу? – Ты давно мог это сделать. Может, ты и прав, что посадить тебя я не могу, но и скандал вряд ли тебе на руку. Ты же звезда, верно? Андреас уставился ей в глаза, и выдержать его взгляд стоило Коломбе немалых усилий. – Я молчал не поэтому, а потому, что мы с тобой по одну сторону. Рано или поздно ты поймешь, что я тебе нужен. – Он вымыл руки, попросил попить, и Данте дал ему кружку пива с четырьмя растолченными таблетками триазолама. Такая доза могла завалить даже бегемота. – В следующий раз используйте что-нибудь с менее поганым вкусом, – сказал Андреас. Через полчаса он уже храпел. Коломба надела куртку и взяла ключи от автомобиля. – Ты же не собираешься бросить меня с ним одного, правда? – спросил Данте. – Думаешь, он может проснуться? – Нет, ну а вдруг? Коломба невесело улыбнулась: