Часть 59 из 68 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Инесса уже не оборачивалась, чтоб хотя бы взглядом попросить помощи у Олега. Поведение конвойных не оставляло сомнений в том, что с ней теперь могут сделать все, что угодно. Ее изнасилуют в первом попавшемся укромном месте. Она, кажется, смирилась со своей судьбой.
Олега, оттесненного в арьергард, никто не замечал. Лучшего момента, чтобы сбежать, нельзя было придумать. Но о каком бегстве могла идти речь! Это было бы свинством, которого он не простил бы себе всю жизнь.
Рядом с ним шел замухрышка в огромных, не по росту штанах. Вид он имел такой, будто на него только что помочились.
— Слушай, земляк, — обратился к нему Олег. — Они возьмут то, что им хочется, — он кивнул на теснящихся вокруг Инессы зеков, — а ты опять останешься ни с чем.
— Это мне ни к чему, — пугливо ответил тот. — Мне осталось сидеть неделю.
— А им? — кивнул Олег на толпу.
— Тоже кому неделю, кому две.
Олег слышал об этих экспериментах. Над заключенными, у кого остались малые сроки до воли, ослабляли контроль. Считалось, что это поможет им после освобождения быстрее освоиться в новой жизни.
— Они загремят опять, — сказал Олег.
Человечек пожал плечами, все так же со страхом озираясь. Должно быть, сокамерники крепко издевались над ним.
— Тут есть кто-нибудь из твоих обидчиков? — быстро спросил Олег.
Левое веко замухрышки непроизвольно задергалось.
«Да он, пожалуй, страдает припадками», — подумал Олег.
— Нет, — кое-как справясь с нервным тиком, ответил коротышка. — Никого нет. Вообще, тут все из разных камер.
Олег лихорадочно обдумывал ситуацию.
— Конвойные в лицо вас знают?
— Ну, не всех. Мало кого. Они здесь новенькие.
Олег помолчал. Надо во что бы то ни стало отвлечь внимание зеков от Инессы. Только тогда можно будет что-то предпринять. Но как это сделать? Они обезумели.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Виктор, — на птичьем лице замухрышки опять появилось выражение загнанности.
— Я думаю, это все-таки несправедливо, что ты опять остался ни с чем.
Виктор посмотрел на Олега. В его глазах мелькнула робкая надежда.
Олег ощутил разом возникшую неприязнь к этому обломку человеческого рода.
— Идем, — Олег взял его за локоть. — У тебя не случается припадков?
На лице Виктора отразился ужас.
— Итак, бывают?! — Олег мертвой хваткой сжал его локоть и пронизывающе посмотрел в глаза. — Сейчас будет снова.
Виктор задрожал всем телом.
«Извини, приятель, — подумал Олег, — у меня нет другого выхода».
— Он уже начинается, — продолжал он, будто удав глядя в глаза несчастного. — Сжимает сердце, и мутится в голове, верно?
Виктор, казалось, не мог оторвать взгляда от жестких, властных глаз Олега. Мышцы у него ослабели, он едва передвигал ноги.
Они приблизились вплотную к основной группе зеков. Конвойные вдали о чем-то мирно беседовали, казалось, напрочь забыв о вверенных им людях. Инесса шла в середине сбившейся в ком толпы, поддерживаемая под руку с той и другой стороны. В воздухе висело молчание. Слышен был только шорох шагов да прерывистое дыхание.
— Тебе душно, хочется воздуха, — внушал Олег, не сводя глаз со своей жертвы. — Ты хочешь лечь, охладить тело, распластавшись на мостовой. Подступает невыносимая боль…
Они протиснулись внутрь толпы. Олег тащил Виктора, почти держа его на весу за подмышки.
Внезапно душераздирающий вопль разорвал тишину вечернего воздуха. Виктор, выгнув спину, повалился на мостовую. На губах выступила пена. Зеки столпились вокруг, с выражением страха и отвращения глядя на него. Двое — парень на каблуках и грубый мрачный детина со скошенной челюстью — продолжали держать Инессу.
Крики, рвавшиеся из глотки охваченного припадком коротышки, казалось, могли принадлежать разве что чудовищу весом не менее тонны. Точно вопили сами внутренности тщедушного тела, превратившиеся в мириады разверстых ртов.
Вряд ли это был удачный аккомпанемент для удовлетворения половых потребностей. Кажется, зеки понемногу начали это понимать.
— Скотство, — сказал один из них. — Пожалуй, надо вызвать врача.
— Каким образом? — откликнулся второй. — Ты знаешь, где телефон?
Олега всегда изумляла способность людей устраивать заседания ООН, когда надо немедленно избавлять от опасности попавшего в беду человека.
— Ты беги в этот конец улицы, а ты в тот, — распорядился он и, подумав, добавил: — Остальные тоже.
Но было поздно. Конвойные почуяли неладное и, гремя сапогами, приближались к стоящим в растерянности заключенным. Теперь командовать будут они.
Между тем Инессу отпустили. Зеки столпились над корчащимся, кричащим, стонущим человечком, точно парализованные. Виктора выгнуло дугой, так что он опирался об асфальт лишь затылком и пятками. На губах белела пена.
Однако бежать было нельзя. Не исключено, что солдаты, еще не пришедшие в себя после наркотического дурмана, откроют стрельбу. Олег молниеносно прокручивал в голове варианты дальнейших действий.
Он не мог придумать ничего подходящего.
Толпа расступилась, пропуская конвойных. Солдаты выглядели жителями юга — с жесткими волосами и темной кожей. Лица их были точно похмельными, и глаза покрывала пелена.
Виктор внезапно умолк и лег на асфальт, распластавшись на нем всем телом. Грудь, ходившая ходуном, начала успокаиваться.
— Подкололи, поганцы! — закричал один из солдат, сдергивая с плеча карабин.
— Чего ты орешь, — сказал коренастый детина, что недавно вел под руку Инессу. — Ты сначала разберись, в чем дело.
— Объясни ему, Лапа, — пробурчал кто-то сзади. — И пускай пушкой не размахивает.
Конвойный повернулся, окидывая толпу пустым взглядом.
Лапа открыл было рот, но внезапно вперед выступила Инесса.
— Этот человек болен, — сказала она, обращаясь к конвойным. — Видимо, он попал сюда по ошибке. Мне кажется, с вашими людьми вообще произошла путаница. Я, например, женщина. Не думаете ли вы, что я ходила в баню с группой мужчин?
Солдаты посмотрели друг на друга так, словно хотели убедиться, что они еще на этом свете.
Олег незаметно приблизился к ним и встал позади одного из них, помоложе. Его поразила смелость молодой женщины, но он не мог понять, что она задумала. Вполне вероятно, она сама этого не понимала.
— Она присоединилась к нам по своей воле, — сказали из толпы. — Ты ее слушай — сейчас начнет лажу гнать.
— Молчать! — гаркнул конвойный постарше. Похоже, это было единственное слово, которое он умел выговаривать.
Он подошел к Инессе, оглядывая ее.
Олег похолодел. Кажется, они попали в ситуацию еще более неприятную. Если теперь на Инессу заявят свои права конвойные, у нее не будет никаких шансов. Он засунул руки в карманы куртки, в бессильной ярости сжимая кулаки. Косточки правой руки уткнулись во что-то твердое.
Олег разжал пальцы, ощупывая лежащий в кармане предмет. Это была заточка, изготовленная из столовой ложки. Лезвие казалось острее бритвы. Он схватил ее, не вытаскивая, однако, рук из карманов.
Конвойный продолжал разглядывать Инессу. Его кровяные глаза стали маслеными, на лицо наползла глупая улыбка.
— Дэвушка? — спросил он, ни к кому не обращаясь.
— А то коза! — заржали зеки.
Инесса стояла перед ними, гордо выпрямившись. Роба заключенного не могла скрьггь ее стройной фигуры, в меру выступающего бюста. У нее было удивительно гармоничное телосложение.
Конвойный протянул к ней руку, намереваясь ухватить за грудь. Инесса отступила. Ее глаза засверкали.
На Виктора, а тем более на Олега уже никто не обращал внимания. Взгляды всех были устремлены на Инессу и солдата. Ждали развязки.
Олег вытащил заточку и приставил ее к горлу конвойного помоложе.
Уроженец Кавказа смог в полной мере прочувствовать, что металл на ощупь гораздо холоднее сигареты с марихуаной. Он отдал свой карабин Олегу по его первому же требованию.
Все это произошло в течение секунды-двух. Однако, повернувшись, Олег увидел, что второй успел сдернуть с плеча свою пушку и держит под прицелом Инессу. Очевидно, он понял, что целью Олега было освобождение женщины. Определенно, извилины у него работали интенсивнее, когда дело касалось его половых притязаний.
— Верни карабин! — приказал он, не поворачивая головы.
Олег не шелохнулся. Не двигались и все остальные. Всеобщее оцепенение длилось с полминуты. Внезапно Лапа прыгнул к конвойному и мощным ударом в висок сбил его на землю. Вероятно, мысль, что Инесса перейдет к кавказцу, была для него невыносима.