Он не отвечает. Только снова толкает меня вперед, и на этот раз я подчиняюсь. Глава 42 Тоби Блэкфрайарс-хаус, Лондон 6 января 1602 года Девять часов тридцать одна минута Дом Кэри. Перебраться через кирпичную стену под прикрытием деревьев и веток было несложно. Трава в саду замерзла, розы обрезаны, а плющ свисает с фасада черными стеблями. Дом темен и тих, и на мгновение… нет. Я чуть не сказал, что на мгновение чувствую себя в безопасности. Я беру Кит за руку и веду ее по усыпанной гравием дорожке к воде. Разумеется, лодки там нет: она ждет ниже по течению, в Темпле, чтобы после представления отвезти Кэри в Уайтхолл, где я должен находиться. Он захочет получить объяснения, почему пропал Алар, которого я назвал убийцей в своем отчете. Почему пропал Кит, которого я один раз упоминал в числе подозреваемых, и почему Йори Джеймсон, чьего имени я не называл ни разу, лежит мертвым во дворе Миддл-Темпл-Холла. Исчезновение Алара гибельно. Смерть Джеймсона еще хуже. А вот пропажа Кит, которую я в присутствии четырех свидетелей обещал доставить в Тауэр в кандалах, — это смертный приговор для меня. Я и так знаю, что случится, если нас поймают. Ее посадят в Тауэр. Прикуют к креслу, зажмут пальцы в тиски или шею в особый воротник и будут пытать, пока она не выдаст все, что ей известно, а затем бросят в камеру ждать неминуемой казни. Ее не постигнет участь отцовского священника — удавление и четвертование, — нет, ведь станет известно, что она женщина. Ее отведут на Тауэрский холм, поставят на колени на наспех сколоченном помосте, посыпанном тростником, прямо как сцена, торопливо завяжут ей глаза и… взмахнут мечом. То же самое суждено и мне. Эта картина так живо встает в моем мозгу, что я почти слышу бой барабанов и свист клинка, чувствую запах сена и медный запах крови. Я почти чувствую все это так же, как чувствовал шпионов в темноте, пока мы пробирались сюда, как ощущал на себе их взгляды и ощущаю их даже сейчас. — Тоби. Я открываю глаза и вижу Кит. На лице у нее белые полосы, на губах до сих пор осталась красная краска, глаза обведены черным, кудряшки взъерошены, и она прекрасна. — Пошли. — Я толкаю ее к пристани. К этим домам приписан пирс Бэйнардс, но он пуст по той же причине, что и пирс Кэри: люди и лодки отправились в другое место. Я останавливаюсь у воды, сую два пальца в рот и коротко, резко свищу. Потом поднимаю палец в воздух. Одна из лодок отделяется от соседнего причала и идет к нам — поспешно, но медленно и неуклюже. Я поворачиваюсь к Кит, которая стоит рядом со мной. Она смотрит не на нашу лодку, а за нее, на воду, на другие лодки, на людей. Смотрит так же, как смотрю я, выискивая, нет ли чего необычного, не такого, как всегда. Девушка из Корнуолла учится быть парнем в Лондоне и мужчиной в этом мире, где никому нельзя доверять и ни во что нельзя верить. Мне плохо от этого, и одновременно я надеюсь, что она справится. Она смотрит на меня. — В три часа судно отходит из Вапинга в Дувр, — повторяю я то, что уже сказал ей несколько минут назад, а Алару — за час до этого. — А потом в Кале, во Францию. — Я вынимаю маленький кошелечек. В нем содержится все мое земное достояние — все, что осталось после Алара, которому я отдал половину. Два фунта, одиннадцать шиллингов, три пенса. — Ты уже говорил, — отвечает она. — Это твой план, не мой. Я подступаю ближе к ней, говоря, что это для нас обоих, а остальные звуки заглушает река. — А твой план каков, Кит? — спрашиваю я. — Что ты собиралась делать после всего этого? Чего ты хотела, когда ввязывалась в заговор? Кит хмурится, как будто ей приходится вспоминать что-то неприятное. — Свободы. Никому не служить, кроме самой себя. Делать, думать и говорить то, что хочу, и ни перед кем не держать ответа. Это гордыня и глупость, конечно. Мы все перед кем-то отвечаем. Лодка уже здесь, стукается носом в причал. Нет времени отвечать, нет времени говорить, что ее план в точности совпадает с моим и что он настолько же глуп. Я поднимаю руку, лодочник кивает и ждет, волны бьются о корпус. — Ты должна сесть на то судно. — Она трясет головой, но я продолжаю: — Денег у меня хватит только на одного. Было больше, но… — Я замолкаю. Нет толку говорить ей, что случилось, как близок я был к тому, чтобы получить все желаемое. Тени в саду Кэри начинают двигаться. Они ползут ко мне, как дым, бесшумно и хищно сплетая сеть вокруг своей добычи. — Там есть трактир «Лоза». На Нэрроу-стрит, на набережной Вапинга, сразу к востоку от Тауэра. Спроси Мариэтту. Она даст тебе подорожную и билет. И новые документы, если захочешь. А ты, наверное, захочешь. У меня перехватывает горло. Очень может быть, что я последний раз вижу Кита Альбана, или Катерину Арундел. — Там тебя никто искать не станет. А если и станут, то не найдут. Ты будешь в безопасности до самого отъезда. Ты должна сесть на это судно. Я снова хватаю ее за руку и тащу по ступеням. Она сильная. Она вырывается, а потом, чертова девица, наступает мне на ногу. — А ты как же? — Ты говорила мне, что хочешь свободы. Я отдам тебе свою. Тени шепчутся, сеть начинает стягиваться. Она тоже это слышит и смотрит на дом. Краски покидают ее лицо, белеют даже губы. — Почему? — Я тоже виновен в том, что она сделала с тобой и твоим отцом. — Я думаю о пьесе Марло «Мальтийский еврей», о строке, написанной так давно, но все же звучащей в моей душе. …птицы в вышине обличат убийство? — Я не знал, во что это выльется, — шепчу я. Я говорю не только про этот вечер, но и про все прочее. Она, я, всё, что хоть что-нибудь для меня значит, — все ускользает, просачивается меж пальцев. — Я не знал, что все закончится так. Трон силой утверждается. Кит вцепляется в мое запястье, как тогда, в Винтри, и лицо у нее злобное. — Не смей! Куда ж мне путь держать? Я хватаю ее за руку и волоку вниз по ступенькам. Она пытается вырваться, но не кричит. Последнюю монету я отдаю лодочнику и отпихиваю лодку от берега. Удар весел — и последний ее рывок, ее взгляд, злость, страх и еще тысяча неназванных вещей, которые исчезают, когда она уходит от меня так же, как когда-то появилась на сцене «Глобуса». Медленно и неотвратимо. Я отворачиваюсь от реки, и тени оживляются. Поднимаюсь по скользким серым ступеням, выхожу на примороженную, хрустящую под ногами лужайку. Кажется, что я иду по битому стеклу. Меня ждут пятеро стражников, тех же, что были в Миддл-Темпле. Они вооружены не только обычным оружием, но и знанием о моем предательстве. Я знал, что так и будет. Кто видеть мог подобное злодейство! Искусны замысел и выполнение. Глава 43 Кит Где-то на Темзе 7 января 1602 года Минута после полуночи Увидев стражников на берегу, я захотела закричать, но не осмелилась. Тоби и без того в беде, незачем вдобавок сообщать миру, что я девушка. Это все, что осталось в тайне, и все, что не дает им найти меня и утащить туда же, куда утащили его. Я вся трясусь, как в ту ночь, когда отца убили у меня на глазах. И, как и тогда, я не представляю, что мне делать. Тоби хочет, чтобы я отправилась в трактир (без него) и уплыла в Кале (без него). Я спасусь, а он? Что случится с ним? С ним, таким храбрым, глупым и готовым жертвовать собой. Я не знаю, что заставило его поступить именно так, но потом все же понимаю. И понимаю, что случится с ним, если я не придумаю, как это остановить. А как мне это сделать? Один раз я уже не сумела помешать королеве. Не сумею и в другой. Но я попробую. — Высади меня на Фреш-Уорф, — говорю я лодочнику. Этот причал ближе всех к Лондонскому мосту. Там, к востоку, я других не знаю. Но оттуда всего полмили до Тауэра, куда заточили Райола, куда сажают самых страшных предателей и куда, скорее всего, утащат Тоби. — Мне сказано отвезти тебя в Вапинг. И заплачено до Вапинга. — Он хмурится. — Если хочешь получить деньги назад… — Нет. Я передумал, вот и все. Деньги оставь себе. Лодочник пожимает плечами, лениво насвистывает сквозь зубы и гребет — очень медленно — мимо тысяч других лодок, скользящих по воде. Ни в одной из них нет Тоби. Я прикидываю, что стражники сели в лодку вскоре после меня, так что они должны оказаться сзади. Если только они не поехали в карете, что вряд ли. Но на самом деле я не знаю, как это делается. Мне нужно было слушать внимательнее, когда Кейтсби рассказывал о поисках Райола, но я была слишком занята собой. Пока лодочник гребет, я привожу себя в порядок. Опускаю руку в ледяную воду, приглаживаю непослушные кудряшки. Снимаю жаккардовый дублет, выворачиваю его наизнанку. Макаю рукав в реку и стираю им краску с глаз, губ и щек. Выворачиваю дублет обратно и надеваю. С остальным я сделать ничего не могу: на мне чулки, штаны с буфами, ленты и кружева. Ночью лавки не работают, во всяком случае такие, где продают одежду. Лодочник наблюдает за мной, но, даже если хочет что-то сказать, держит это при себе. Я не знаю, что буду делать, даже в том случае, если Тоби приведут сюда. Мгновение я раздумываю, не попытаться ли отбить его с помощью ронделя, вспомнив все уроки по вырыванию клыков у змеи. Потом прикидываю, удастся ли уговорить стражников. Я умею быть убедительной: в конце концов, я упросила Кейтсби доверить мне убийство королевы (хотя об этом, возможно, лучше молчать). Я знаю только, что не могу выполнить наказ Тоби: не могу уплыть прочь, пока он расплачивается за преступление, которое хотела совершить я. По мере приближения к Лондонскому мосту шлепанье весел заглушается другими, менее упорядоченными звуками. Сверху доносятся музыка, крики, смех, стук подков и скрип колес. Но внизу довольно тихо. Фреш-Уорф — рыбацкая гавань, днем здесь полно лодок, людей, рыбы и сетей, а ночью почти пусто. Остается только запах. Мы пристаем к причалу. Тоби уже заплатил более чем достаточно, так что я выбираюсь из лодки и поднимаюсь наверх по скользким от мха и сырости ступеням и иду в сторону Тауэра. Я думаю, что Тоби еще не здесь, но полагаю, что могу пока осмотреться, понять, с чем имею дело, может быть, очаровать стражника-другого, чтобы они смилостивились и пропустили меня внутрь. Идти совсем недалеко, меньше полумили. С каждым шагом шум моста затихает, а звук моих шагов становится все громче. Холодает — а может, мне просто так кажется, потому что я приближаюсь к месту, о котором раньше только читала в пьесах. В «Ричарде Третьем» Шекспира, в истории принцев, навеки исчезнувших где-то здесь: злая зима, горький, черный конец. Тауэр чудовищен. Темно, светит только месяц, но мне не хочется на него смотреть. Каменные стены протянулись на мили вокруг множества зданий, в центре высится идеально квадратное сооружение с круглыми башнями по углам, над которыми развеваются флаги. Это крепость, замок кошмаров, царство пыток и страха. Я крещусь и шепотом молюсь за Райола и за Йори, за забытых всеми усопших.