7 Женщина, убившая своего начальника и любовника, замерла метрах в десяти от белого автобуса, делая вид, что поправляет плед парню в коляске. В действительности же ее внимание было приковано к волонтерам и медсестрам Мальтийского ордена, которые маленькими группками выходили из автобуса, помогая спуститься старикам и инвалидам, кутающимся в такие же пледы, как тот, что она нашла в шахте. Казалось, половина девушек-волонтеров была южноамериканками и африканками, а другая половина – азиатками. Каждая забирала по инвалидному креслу, которые доставали из багажного отсека и раскрывали два крепких медбрата. Женщина заметила худенькую волонтершу одного с собой возраста и цвета кожи. Та дожидалась своей порции сухих костей. Увидев, что девушке выдали гору человеческого мяса, она поняла, что не ошиблась. Словно в хореографической постановке, медсестры, сиделки и пациенты расходились по песчаной площадке, пестрея белой формой, синими пальто и красными пледами. Худышка остановилась у закрытого входа в одну из шахт и, пропустив перед собой цветастую толпу, направилась к тенту, откуда теперь доносился гимн «Te Deum». Женщина подкатила Томми к коляске своей «коллеги», и та, встревоженно взглянув на нее сквозь слезы, сказала что-то по-французски. – Я знаю только итальянский и немецкий, – отозвалась женщина. – Это ты? – нервно спросила худышка по-итальянски. – Ты Катерина? – Я ею была. – Она приподняла бейсболку на горе мяса. Под ней скрывались раздутое лицо и шишковатый нос. В животе у нее заурчало от ужаса и удовольствия. – Что с ним? – Цирроз печени. На последней стадии. Я его усыпила. – Ты говорила с кем-нибудь в автобусе? Девушка покачала головой. – Я не снимала ни перчаток, ни вуали и вообще никогда здесь не бывала. Прежде чем уйти, я переоденусь в туалете, а потом сяду на поезд до дому, – сказала она, будто повторяя по памяти урок, а затем, не меняя тона, добавила: – Мне нужны были деньги. Я хочу вернуться на родину. – Можешь передо мной не оправдываться. Где ты его нашла? – В Риме. Он живет один. Но это не я его нашла. Мне сказали, где он. – Ты видела человека, который дал тебе инструкции? – Нет. А ты? Женщина, называвшая себя Катериной, покачала головой и ущипнула старика за щеку. Тот не отреагировал. – Как мне его разбудить? Оглядевшись по сторонам, девушка дала ей завернутый в туалетную бумагу шприц. – Что бы ты ни собиралась с ним сделать… Пожалуйста, сделай это быстро. Я хочу уйти. – Я буду здесь до конца молебна. А ты пока посади его в автобус и дожидайся меня. Если водитель что-то спросит, скажи, что твой пациент устал и должен поспать. – Они заметят, что это другой человек. – Им нет до него никакого дела. Посади его в предпоследний ряд. Если он начнет шевелиться, в кармане коляски есть шприц и для него. Катерина забрала у нее коляску со стариком и подкатила ее к станции оператора канатной дороги, по которой сера когда-то поступала на рафинировочный завод. Теперь от дороги остался лишь подвешенный в пяти метрах над землей вагон. Станция, где все еще находились остатки панели управления, была заперта, но в свой прошлый приезд женщина сменила замок. Она с легкостью открыла дверь, закатила инвалидное кресло внутрь и закрыла за собой калитку, оставшись незамеченной. Будь это какой-нибудь музыкальный фестиваль, всюду бы целовались и скручивали косяки парочки, но это был праздник добрых христиан, а добрые христиане не суются куда не надо. Женщина взяла завернутый в туалетную бумагу шприц и вдруг поняла, что не знает, что в нем. Делать ли внутримышечную инъекцию или внутривенную? Она решила сделать укол в дельтовидную мышцу. С полминуты ничего не происходило, потом старик задрожал и закашлялся. Прошло еще не меньше двух минут, прежде чем к нему вернулось сознание. Все это время она неподвижно стояла перед ним, наслаждаясь каждой секундой. Наконец старик открыл гноящиеся глаза и сфокусировал на ней неузнавающий взгляд. Да и как он мог ее узнать, если в последний раз видел ее шестилетней и залитой кровью? Женщина почувствовала приятную теплоту во всем теле. – Привет, папа, – сказала она. 8 Оставив Альберти дожидаться приезда ОБТ перед входом в парк, Коломба и Данте купили у торговца ветровки «K-way» с изображением папы римского на спине и велосипедные шапочки, переоделись и подошли к хозяевам кафе на колесах. Оказавшись перед выбором – помочь или попасть под арест, – один из двоих хозяев согласился поддержать их план, а другой раздраженно пошел прочь. Попав на территорию парка в кафе-фургончике, они объехали площадь по кругу, стараясь держаться как можно ближе к толпе и разглядывая прохожих. Наконец они велели хозяину припарковаться за шатром, под крышей которого собирались верующие. У шатра не было стен, только холщовый навес, защищающий от солнца, и Коломба и Данте видели, как верующие занимают свои места, а пара служек надевает на священника облачение. Перед алтарем – простым деревянным столом с дарохранительницей, крестом и свечой – оставалось пустое пространство без скамей, предназначенное для носилок и колясок. Там уже теснились старики и инвалиды. – Ты в курсе, что веру в невидимое, вездесущее и всемогущее существо можно посчитать признаком душевной болезни? – спросил Данте, разглядывая лица прохожих. – По-моему, верить, будто вселенная образовалась сама собой, куда более безумно. – Значит, твой Боженька позволяет людям вроде Лео и Катерины разгуливать на свободе, убивать людей и похищать детей. – Это называется свобода воли. Но ты ведь не хочешь заводить теологический спор прямо сейчас, да? – Да. Коломба попросила водителя припарковаться рядом с сувенирной лавкой. – Там нельзя стоять, нас прогонят, – отозвался тот. – И потом, там даже розеток нет. – Скажите, что у вас что-то с двигателем и вы не будете открывать кафе, – велела Коломба и повернулась к Данте. – Я обойду парк и вернусь, а ты побудь здесь. – О’кей, – сказал тот. Он уже заметил в фургоне бутылки со спиртным. Коломба надвинула шапку на нос и надела на правое ухо незаметную гарнитуру телесного цвета, подключенную по Wi-Fi к рации у нее за поясом, рядом с пистолетом. Убедившись, что ее снаряжения не видно под одеждой, она вышла из фургона. – Вы меня слышите? – пробормотала она. – Да, – сказал Данте. Свою рацию он поставил на прилавок и снизил громкость до минимума. – Да, госпожа Каселли, – сказал Альберти. – Только что приехал Эспозито. – Дай ему канал, – приказала Коломба, вошла в полный детей и монахинь магазинчик и притворилась, что с интересом разглядывает серный крем для жирной кожи. Рядом стояла стрелка, указывающая посетителям направление к «Шахте прошлого века». – Там открыто? – спросила она у продавщицы за прилавком. – Конечно! Вход свободный. – Я вас плохо слышу, госпожа Каселли, – сказал ей в ухо Эспозито. Она отошла к витрине со старомодными открытками: – Еще бы, здесь же кругом серная руда. Где остальные? – Приближаются поодиночке. – Подтверждаю, – сказал Д’Аморе, подключившись к их частоте. – Доложи положение. Видишь цель? – Нет. Ни одного из троих. Но территория огромная. – Опиши ее. – Не меньше десяти гектаров, много слепых зон, полуразрушенные здания и цеха. Около трехсот посетителей, все на центральной площадке. Полно чернокожих женщин и азиаток, много священников и монахинь. За общественным порядком следят два карабинера, у входа припаркованы машины пожарных и «скорой помощи». Парк окружен забором с колючей проволокой, за ним поля и дорога. – Мы оцепили периметр. Если они еще здесь, им не уйти. – Снайперы? – Двое, на крыше заброшенного завода на девять часов. Считай, ворота расположены на шесть часов, шатер – в центре, дальний забор – на двенадцать часов. Коломба тщетно поискала Д’Аморе взглядом. – Принято, – сказала она. – Но помни, что ты мне обещал. – Мы с Эспо готовы входить, – вмешался Альберти. – Начинайте проверять автобусы, – велела Коломба. – Примерно на одиннадцать часов, – подумав, добавила она. – Я отправлю в парк четверых. Они начнут с противоположной стороны, – сказал Д’Аморе. – По сравнению с посетителями нас очень мало.