– Он на него ругался или еще что? – Нет-нет, ничего подобного. Но в отличие от матери он на моей памяти ни разу не приласкал Томми. Коломба встала: – Спасибо. Буду благодарна, если вы не станете сообщать фельдфебелю, что я к вам заходила. – Не беспокойтесь, это останется профессиональной тайной. Но послушайте, Коломба… Если захотите с кем-то поговорить, звоните. Только пистолет в следующий раз оставьте в приемной. Оружие меня нервирует. – Почему вам так хочется стать моим психиатром? – Отчасти по эгоистическим соображениям. Томми некоторым образом вынудил меня поинтересоваться вашей биографией, и я видел, через какой кошмар вам пришлось пройти. Вы встретились со злом лицом к лицу, Коломба. Это нечто, что человек моей профессии страстно стремится познать. – Вам просто хочется прогуляться по моим мозгам. – Нет. Помимо профессионального любопытства, я также хочу вам помочь. Потому что вы нуждаетесь в помощи, Коломба. Я знаю, сколько вы выстрадали во имя долга. Вы заслуживаете немного покоя. Коломба хотела ответить, что он может засунуть свои психобредни себе в задницу, но комок в горле мешал ей заговорить. Ее подбородок затрясся, уголки губ опустились. Она с ужасом поняла, что вот-вот расплачется. «Только не при нем!» – Нет ничего хуже, чем притворяться, что тебе не больно. Боль никуда не денется, сколько бы мы ни пытались ее не замечать, – продолжал Пала. – Напротив, в таком случае она никогда не станет легче. Коломба провела ладонью по лицу. Ее рука дрожала. – Я не позволю вам себя надуть, – всхлипнула она. Но почему же тогда она не уходит? – Поговорите с Катериной и назначьте время консультации. Вы не виноваты в том, что выжили. Коломба выбежала из кабинета, чтобы не разрыдаться. 4 Почти час прождав на углу улицы, Коломба наконец села в такси. На морозе она успокоилась, а желание плакать постепенно отступило. Как раз вовремя, потому что, вернувшись домой, она обнаружила, что ее мать раскладывает перед входной дверью коробки и пакеты. Мать, щеголявшая серо-голубой шевелюрой, в своем зрелом возрасте – а ей было далеко за шестьдесят – сохранила изящное телосложение. – Ты не кажешь носа на улицу, а стоит мне приехать, так тебя нет дома, – проворчала она. – В следующий раз звони заранее, – с невольной резкостью сказала Коломба. – Мне нужно записываться на прием? Ну же, помоги. – Мать заметила ее опухшую губу. – Что ты натворила? – Ударилась о руль. – Коломба показала на застрявшую в кювете «панду». – Я так и подумала, что машина нашу напоминает, – сказала мать. – Тебе надо вызвать эвакуатор. – Так и поступлю, спасибо. Коломба подхватила ящик яблок и отнесла его на кухню. Навьюченная пакетами мать последовала за ней. – Ну и холод у тебя. – Котел не работает. Открыв холодильник, мать начала доставать оттуда испортившуюся еду и выбрасывать в один из наполовину полных черных пакетов под мойкой. – Только глянь, какое безобразие… – Если сейчас же поедешь домой, не попадешь в непогоду, – сказала Коломба, чье терпение было уже на пределе. – Говорят, снова пойдет снег. – Я подумала, что тебе бы тоже стоило отправиться домой вместе со мной. – Я дома. – Когда твой папа был жив, тебя сюда было волоком не затащить, а теперь ты не хочешь уезжать. – Раньше я не ела шпинат, а теперь полюбила. – Коломба согнула правую руку. – Смотри, какие мышцы. – Прекрати. – Хочешь зайти в туалет перед отъездом? Стакан воды? Благословение? Мать закрыла дверцу холодильника. – Ладно, – дрожащим голосом сказала она. – Я пытаюсь быть хорошей матерью, но что поделаешь, раз ты не хочешь меня видеть? – Ничего. Я взрослый человек, у меня есть кредитка и пистолет. Я сама справлюсь. Мать достала бумажную салфетку и вытерла глаза. – Так и будешь тут сидеть, пока Данте не объявится? – А если и так, то что? – бросила Коломба. – Ты здесь торчишь уже год! И ничего не делаешь! – И что? – Да умер твой Данте! Всем известно, что он мертв! – Хватит! – закричала Коломба. – Уходи! Мать напряженно села за стол, и Коломбе стало стыдно, что она сорвалась на единственного человека, которого еще заботила ее судьба. Она засунула остальные покупки в холодильник и еще полчаса игнорировала жалобные причитания матери, пока та наконец не уехала обратно в Рим. Оставшись в одиночестве, Коломба разожгла камин, брызнув на поленья ацетоном. Ядовито-зеленое пламя вспыхнуло, как коктейль Молотова, но на сей раз она успела отпрыгнуть и не обожглась. «Ты здесь торчишь уже год и ничего не делаешь». Дождавшись, пока дом прогреется, она вскипятила в чайнике воду и помылась в тазу в ванной на первом этаже. В ванной, типичной для какого-нибудь жалкого мотеля шестидесятых годов, стояло большое зеркало в стиле рококо, в которое Коломбе волей-неволей пришлось поглядеться. После больницы она набрала пару килограммов, но меньше чем следовало. На животе розовели шрамы после операции, грудь уменьшилась на один размер. Коломба прикоснулась к груди и тут же отдернула руку, вспомнив последнего мужчину, который ее сжимал. Слишком поздно – воспоминание было уже не прогнать, и она заново увидела, как Лео стоит у нее за спиной, отражение его лица в зеркале поезда, направляющегося в Венецию, когда они заперлись в туалете перед тем, что чуть не стало последней глупостью в ее жизни. Она до сих пор чувствовала себя грязной. «Уже год ничего не делаешь». С этим Коломба не могла согласиться. Она была занята по горло, в совершенстве освоив искусство нытья и жалости к себе, и выстроила вокруг себя серый мир, где никогда ничего не происходит, не нужно ни с кем общаться и выходить из дому. Приглушенный мир, который делал ее жизнь более терпимой. По крайней мере до сегодняшнего утра. До того, как объявился Томми со своими странностями и своей трагедией. Из всех мест на земле он проник именно в уютный серый мирок, который ей так не хотелось покидать. Съев пару черствых хлебцев, Коломба завернулась в одеяло и вперилась невидящим взглядом в царящий в комнате хаос. Всюду валялись книги, грязная и чистая одежда, коробки с едой. Заросшая паутиной лестница на верхний этаж была усыпана мертвыми насекомыми, а постель она не заправляла лет сто. Больше того, иногда она так и засыпала на диване, не добравшись до кровати, а одну ночь даже провела на полу в ванной, сама не зная почему. Зато теперь она понимала, что сон не придет к ней еще много часов. Коломба копалась в кухонных ящичках, пока не нашла старую школьную тетрадь в линейку, с цветочком на обложке. Она узнала почерк отца, составившего на одной из страниц список семян, которые собирался купить для огорода. Кто знает, успел ли он их посадить, или то была весна, когда с ним случился инфаркт. Она открыла тетрадь на чистой странице и начала составлять свой первый за долгое время протокол допроса. 5 Пока Коломба по памяти записывала свой разговор с доктором Палой, в трехстах километрах от ее дома начальник римского мобильного подразделения Марко Сантини зажимал себе нос, чтобы не чувствовать вони, пропитавшей шестой этаж центрального полицейского участка на улице Сан-Витале. Запах был вызван засорившимися туалетами, а туалеты засорились потому, что коридор превратился в свалку для всех, кого задерживал отдел по борьбе с терроризмом. Почти сплошь арабы, несколько выходцев из Африки – кто-то кричал на своем языке, кто-то плакал, пока его тащили прочь. Эта сцена повторялась во время каждой новой операции. Подволакивая больную ногу, Сантини попытался вспомнить, как называлась последняя. «Лепесток на лепестке»? Нет, еще хлеще: «Цветущий цветок». Чтобы создать впечатление точности и скрупулезности и скрыть тот факт, что они просто расставляют сети и смотрят, кто в них попадется. Перед кабинетом Сантини увидел своего помощника Массимо Альберти, чей ранг соответствовал воинскому званию капрала. Это был широкоплечий рыжеволосый мужчина лет тридцати с россыпью веснушек на непривычно мрачном лице. Сантини в очередной раз с горечью вспомнил, каким жизнерадостным был этот парень до недавних пор. Но как не постареть, когда твоих сослуживцев приканчивают одного за другим. – Что случилось? – спросил Сантини. – Новые облавы? «Цветущий цветок – два: вендетта»? Альберти покачал головой. – Если новость плохая, подожди. У меня профсоюзники три часа кровь пили. Надо потребовать премию. Угловой кабинет Сантини по очереди занимали его предшественники, возглавлявшие мобильное подразделение. Последний из них, помимо юридических томов и архивов, оставил ему в наследство коллекцию романов Коэльо. Сантини отодвинул романы, достал спрятанную за ними бутылку и налил себе немного водки, после чего вернулся со стаканом к столу и уселся, водрузив больную ногу на принесенную из дому скамейку. – Ну? Давай свою жуткую новость.