– Госпожа Каселли… если что-то и всплывет, я узнаю об этом последним. Я всего лишь пингвин-патрульный. Коломба поняла, что он прав. – Если что услышишь, пожалуйста, дай мне знать. – Конечно. Ну ладно, я пойду. Вам нужен отдых. – Спасибо. Однако Коломбе было не до сна. Стоило закрыть глаза, как она вновь видела разрастающуюся огненную вспышку в квартире Ровере и слышала треск пламени, охватившего парижский ресторан. Она внезапно переносилась на десять месяцев назад, и в голове ее кружились шепчущие тени. Раза три она забывалась сном и снова просыпалась, а потом наконец сдалась и убедила врача больше не давать ей транквилизаторы. В капельнице, поставленной ей перед ужином, были только антибиотики и анальгетики, снимавшие головную боль. Достаточно, чтобы можно было размышлять. Как она ни подавляла мысли о гибели Ровере, горе всплывало на поверхность сознания. Коломба все еще не могла поверить, что навсегда его потеряла. Ей вспоминались первые дни в Палермо. Ровере был тогда одним из немногих функционеров, лично участвовавших в операциях вместе с рядовыми полицейскими. Будучи заместителем комиссара, она просила о переводе в уголовный розыск, но, когда Ровере перевели в отдел по борьбе с наркотиками, он забрал ее с собой. Он посчитал, что женщина лучше справится с работой под прикрытием. И оказался прав. На протяжении двух лет Коломба изображала то клиентку барыг, то наркоманку, то наркоторговку, и никто ни разу не заподозрил, что она из полиции. Когда ее лицо слишком примелькалось, ее перевели в отдел по борьбе с уличной преступностью – она стала первой женщиной, регулярно работавшей с Соколами. Однако Ровере и на расстоянии продолжал следить за ее карьерой и не однажды вставал на ее защиту, когда функционеры-женоненавистники пытались принизить ее заслуги. Отец Коломбы умер от инфаркта, когда она была еще совсем девчонкой. Ее всегда тянуло к сильным мужчинам, которые в какой-то степени заменяли ей отца. И хотя она часто разочаровывалась, например, в очередном бойфренде, оказавшемся неспособным поддержать Коломбу во время внезапных поворотов карьеры, Ровере не подводил ее ни разу. Он всегда был готов подставить ей плечо. Пусть и на некоторой дистанции – их отношения не подразумевали проявлений нежности или общения вне работы, за исключением нескольких ужинов, когда Елена еще хорошо себя чувствовала, – но он постоянно был рядом. А потом предал ее. Или все началось с нее самой? С особой ясностью мысли, вызванной подскочившей температурой, Коломба спрашивала себя, не она ли первой отдалилась от Ровере, когда приняла решение выйти в отставку, так и не рассказав ему правду о своем состоянии. О страхах, о приступах паники. Но разве это оправдывает Ровере, который использовал ее как пешку в игре против Отца? Нет. Что-то иное должно было пересилить привязанность Ровере к Коломбе, в которой она не сомневалась, и неизменную лояльность к подчиненным, которая всегда была даже сильнее, чем его преданность руководству. Конечно, им не могли двигать жажда власти и желание занять пост Сантини в следственном управлении. Теперь Коломба четко видела, что он лгал ей, чтобы она перестала доискиваться до его истинных мотивов. Ровере готов был предстать в ее глазах жалким, завистливым карьеристом, лишь бы задействовать ее в расследовании. Если бы он не погиб, Коломба вышла бы из игры, но теперь знала, что ее долг – исполнить его последнюю волю, как бы тяжело это ни оказалось. Пока она размышляла, что предпринять дальше, последние лучи заходящего солнца, проникавшие в окно, загородил силуэт мужчины в халате: на нее с нежностью смотрел Тирелли. – Марио!.. Почему ты в белом халате? Тирелли улыбнулся, убирая в карман портсигар с лакрицей. – Я ведь врач, забыла? – Он подошел поближе, чтобы ее осмотреть. – Дай-ка взглянуть, как ты. Зрачки нормальные… Посмотри на потолок… Теперь направо… Коломба неловко заерзала в постели: – Ты собираешься устроить мне медосмотр?.. – А в чем проблема? – Обычно твои пациенты мертвы. – Это не единственная моя специальность, девочка моя. Но признаюсь, хладные тела – мой конек. – Он погрустнел. – Меня попросили произвести аутопсию Ровере, но… Я предпочел, чтобы этим занялись мои ассистенты. На глаза Коломбе навернулись вот уже несколько часов сдерживаемые слезы. – Как он умер? – Геморрагия, вызванная разрывом верхней брыжеечной артерии. Осколок металла буквально прошил его насквозь. Коломба высморкалась в бумажную салфетку. – Он страдал? – Не слишком. Только не думай, что я просто пытаюсь тебя утешить. У него был серьезно поврежден спинной мозг, ниже грудины он ничего не чувствовал. К тому же умер он не в одиночестве. – Кто с ним был? – Твой друг. Господин Торре. Он остался с Ровере. Когда врачи поднялись в квартиру, Торре держал его голову на коленях. Коломба не верила своим ушам: – Данте вошел в здание? – Да. Ты что, совсем ничего не помнишь? – Ничего. Но Данте боится замкнутых пространств, что и говорить о горящем здании… Как ему это удалось? Тирелли погладил ее по щеке: – Должно быть, у него была веская причина. Это он позаботился, чтобы тебя вынесли из здания. – Боже… – Она все еще не могла поверить в услышанное. – Марио, ты должен мне помочь. Тирелли опустился на тот же стул, с которого несколькими часами ранее вещал Де Анджелис. – В чем же? – Данте был прав. Похищение сына Мауджери – дело рук Отца. И думаю, это он подложил бомбу в квартиру Ровере. – Коломба, тебе нужно передохнуть… – Нет-нет. Я не спятила. – Коломба приподнялась и села, стараясь не походить на бредящую психопатку. – Мы вели собственное расследование. И нашли совпадения с другими делами. Ровере знал, что Отец продолжает действовать. Поэтому он и добился того, чтобы я подключила к расследованию Данте. Тирелли внимательно посмотрел на нее: – Ты уверена в том, что говоришь? – Перед смертью Ровере все подтвердил. Он знал что-то, что не успел нам рассказать, поэтому его и убили. Тирелли снова принялся жевать лакричный корень. – Признаюсь, ты меня удивила. А с Де Анджелисом ты это обсуждала? – Нет. Ровере ему не доверял. Не доверяю и я. Будь у меня неоспоримые доказательства, я бы раструбила о них хоть на весь свет. Но у меня их нет. Есть лишь предположения. Я знаю, что они верны, но… мне нужно их доказать. – Коломба сделала глоток воды, чтобы успокоить саднящее горло. – Представляешь, что будет, если я заявлюсь со своими россказнями к начальнику полиции? Он и без того считает, что Катастрофа в Париже произошла по моей вине. Но если бы я могла представить ему железобетонные доказательства… – Коломба, что ты хочешь, чтобы я сделал? – Слышал когда-нибудь о «Серебряном компасе»? – Нет. – Это организация, которая работала с проблемными детьми. – Она рассказала ему о семействе Палладино и об их с Данте догадках. – Думаешь, Отец выбрал ребенка через эту организацию? – наконец спросил Тирелли. – Возможно. Не исключено, что не его одного. – Но мальчик, пропавший в Пратони, «Компас» не посещал… – Организация закрылась, и Отцу пришлось искать новый способ выбора жертв. – Если предположить, что связь действительно существует. – Поэтому я тебе об этом и рассказываю. Ты знаешь кучу людей – врачей, добровольцев… Можешь узнать, кто управлял «Компасом»? Довольно будет, если ты найдешь кого-то, кого я смогу расспросить. Тирелли тяжело, со скрипом в коленях, поднялся. – Помнишь старый сериал «Куинси»? – спросил он. Коломба отрицательно покачала головой. – Там патологоанатом ловит убийц. Подобный сюжет всегда казался мне нелепым. Я исследую человеческие внутренности, а не темные переулки. – Ты единственный, к кому я могу обратиться. Он кивнул: – Знаю, поэтому и не отказываю. Так и быть, сделаю пару звонков. – Спасибо. Тирелли повернулся, чтобы уйти. Коломба снова подозвала его к себе: – Марио… говори только с теми, кому доверяешь, и рассказывай как можно меньше. Будь осторожен. Патологоанатом улыбнулся. – Конечно буду. Я дорожу своей старой шкурой, – сказал он. Коломба проводила его взглядом. Она знала, на что способен Отец, поэтому на сердце было тревожно. 4