– Не могу, – пробормотал он. – Одно дело подвалы, но это… Нет, не могу. – Данте, у нас нет выбора. Он покачал головой и с трудом перевел глаза на нее: – КоКа, я действительно не могу. Мне жаль. Иди без меня. – Ты мне нужен. Данте обливался потом. – Ты сказала, что если мы разделимся… – Что если мы разделимся, ты и один справишься. А я – нет. Без тебя я не найду Отца. – Для твоих коллег я всего лишь свидетель, КоКа. Они меня отпустят… Я присоединюсь к тебе, где бы ты ни была. – От волнения он глотал слова. – Мы разработаем шифр для связи… Это несложно. Они не знают, что мы общаемся. – Данте… это невозможно. – Прошу тебя… Коломба… Коломба взглянула на Хорхе: – Давайте ваши рюкзаки. – Зачем? – Затем, что их понесу я. Ну же! То ли из-за ее тона, то ли из-за самой ситуации, но оба парня без препирательств повиновались. Крикнув Сантьяго, чтобы ловил мешок с одеждой, она сбросила его в шахту и накинула по рюкзаку на каждое плечо. Оба они весили не меньше чем по пятнадцать килограммов. Груз тянул ее назад, и она почувствовала, что теряет равновесие. Если бы лестница была маршевой, спуститься по ней было бы непросто. – Что теперь? – спросил татуированный. – Присмотрите за ним. – Она кивнула на Данте. – Я отнесу рюкзаки и вернусь. Мы вместе спустим его вниз. – КоКа… ты не можешь так со мной поступить, – промямлил Данте. – Мне жаль, – пряча глаза, сказала Коломба. – Ну! Вы же не хотите, чтобы нас здесь обнаружили? Приближается вертолет! Данте попытался было упираться, но татуированный молниеносно очутился у него за спиной и зажал ему рот, чтобы он не кричал. Бросив уничтожающий взгляд на Коломбу, Хорхе поспешно схватил его за руки. Глядя, как Данте извивается, пытаясь вырваться, Коломба почувствовала, что у нее сжалось сердце. «У нас нет выбора», – мысленно повторила она и, как могла быстро, слезла по лестнице, рискуя сорваться и сломать шею. На полпути у нее соскользнула рука: не разбилась она лишь потому, что успела схватиться за один из покрытых смазкой канатов лифта. С крыши кабины вскинулся луч желтоватого света – Сантьяго включил карманный фонарик. – Где остальные? – спросил он, как только она спрыгнула с лестницы рядом с ним. – Держат Данте. Сейчас я поднимусь за ним. – Здесь для него не место. – Сама знаю. Избавившись от тяжелых рюкзаков, Коломба без труда поднялась наверх и тихонько постучала в дверцу, чтобы привлечь к себе внимание. Кукиллос протолкнули в шахту голову Данте. Затем показалась верхняя часть его туловища. Он попытался закричать, но Коломба закрыла ему рот рукой. – Прошу тебя, не кричи. Я помогу, – сказала она ему на ухо. Данте фыркнул и помотал головой. Коломба продолжала зажимать ему рот. – Ты привел меня сюда, а я выведу тебя отсюда, – сказала она, добавив про себя: «По крайней мере, попытаюсь». Коломба велела парням столкнуть его вниз, и судорожно хватающийся за нее Данте вдруг навалился на нее всем весом. Теперь обе ее руки оказались заняты: одной она держалась за перекладины, а другой удерживала Данте. Но он так и не закричал. Отворачивая лицо и тяжело дыша, он молча обвивал ее за шею. Коломба подумала, что если они все вчетвером не упадут, то план вполне может сработать. В ту же секунду их ослепил блик установленного на вертолете прожектора. Их заметили. 13 О подозрительных передвижениях на крыше галереи было немедленно доложено в диспетчерскую, а оттуда в свою очередь на позывной «Сиена-один», принадлежащий Марко Сантини. Или «сукиному сыну», как величали его между собой сотрудники спецподразделения, которым осточертело его вмешательство в работу их отдела. К этому времени забастовка была подавлена. Немалую часть местных жителей под конвоем согнали во двор или растолкали в наручниках по бронированным фургонам. На их черепах темнели свежие ссадины и порезы. Не обошлось и без переломов. Спецназовцы уже обыскивали квартиры на четвертом этаже, но Сантини, получив доклад из диспетчерской, перенаправил весь отряд, за исключением нескольких караульных, в соседнее здание. Насколько он понимал, Коломба пыталась осуществить побег прямо у них над головой. В действительности к этому моменту беглецы были уже под землей. Поспешно спустившись в шахту лифта, они, не сбавляя скорости, добежали до подвала. Все это время Коломба заботливо обнимала Данте за плечи и что-то подбадривающе шептала ему на ухо. Тот, как оглушенный, шел за остальными. Его сознание обратилось внутрь себя, замкнулось в светлом и безопасном пристанище где-то в глубине мозга. Данте видел цветы и бабочек, фейерверки и звезды. Внешний мир он воспринимал лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы передвигать ноги. Сантьяго провел их через огромный захламленный подвал, затем через соединяющий два дома подземный переход и, наконец, через подвал соседнего здания. Они старались бежать совершенно бесшумно и прислушивались к каждому шороху. Время от времени во тьме раздавался доносящийся с улицы писк раций. В какой-то момент они чуть не столкнулись с бегущей навстречу группой спецназовцев. С годами подвалы превратились в бесформенное скопление комнат, где господствовал закон джунглей. Некоторые из них служили свалкой мусора и рухляди; другие, со снесенными перегородками, использовались в качестве кабаков, гостевых, кладовых и бункеров, о содержимом которых было не известно никому, кроме их самозваных хозяев. На перекрестке двух коридоров имелась даже площадка для барбекю. Здесь расположилась равнодушная к влажности и царящему наверху хаосу перуанская семейка, которая готовила цыпленка на гриле под решеткой парковки. Коридор периодически перегораживали то бронированные двери, то возведенные из подручных средств баррикады, но первые Сантьяго всякий раз отпирал одним из собственных ключей, а вторые знал, как обойти. Наконец они оказались перед подвальной дверью, запертой на такой же висячий замок, как и дверца в лифтовую шахту. Когда Сантьяго открыл ее, они попали на какой-то склад, загроможденный побитой сантехникой. – Отсюда можно попасть в парк? – озадаченно спросила Коломба. – Exactamente[38]. Но расслабляться рано. Самое сложное впереди, – сказал Сантьяго и направил луч фонарика на заставленный банками с краской стеллаж. – Отодвиньте его, – приказал он. Хорхе и татуированный сдвинули этажерку, открыв метровую брешь в стене, и вернулись в коридор, чтобы постоять на стреме. Коломба взглянула на Данте, но тот никак не реагировал на происходящее и, казалось, не понимал, что происходит. «Вот и отлично», – подумала она. В одиночку она бы его не удержала. – Это вы стену раскурочили? – спросила Коломба. – Два месяца жилы рвали, – с гордостью сказал Сантьяго. По его словам, всего в нескольких метрах от подвала находился дренажный тоннель, направляющий ливневый сток из парка в проходящий под домом канализационный коллектор. Кукиллос проделали туда лаз, который использовали в качестве запасного выхода на случай облавы. Бывало, что в дождливую погоду тоннель почти доверху заполнялся водой, и пройти становилось невозможно, однако в последние дни было сухо, и они могли без проблем попасть в парк. – Так вот как ты улизнул, когда я искала тебя два года назад, – сказала Коломба. – Я был невиновен, как и ты, – засмеялся он. Татуированный бегом вернулся на склад: – Копы уже рядом! Я слышал шаги и треск раций. – Вам пора. – Сантьяго передал ей фонарик и похлопал Данте по спине. Тот снова остался безучастным и, когда Коломба подтолкнула его вперед, равнодушно залез в тесный, воняющий выгребной ямой тоннель. Она влезла в него вслед за Данте, потом обернулась и посмотрела на Сантьяго. – Спасибо, – выдавила она. – О, какие изысканные манеры! – засмеялся он и задвинул брешь стеллажом. Трое кукиллос выбежали со склада, заперли дверь на замок и разделились, чтобы спрятать в подвалах рюкзаки. На полпути к выходу Сантьяго столкнулся лицом к лицу с Сантини и группой спецназовцев и понял, что попал. Как и всех остальных, кого полиция обнаруживала в подвалах, его прижали к стене и без лишних церемоний заковали в наручники. – Где она? – спросил Сантини, сунув ему под нос фотографию Коломбы. – Впервые вижу, – с развязной улыбочкой ответил Сантьяго. Сантини приказал своим людям прочесать подвалы вдоль и поперек и, если потребуется, снести все стены. Сантьяго обмяк в руках тащивших его куда-то полицейских. Прежде чем его запихнули в битком набитый фургон, он успел подумать об этом gringo loco – чокнутом гринго, который хотел спасти детей, и о его подружке с пронизывающим взглядом. – Mucha suerte y adelante, compinches![39] Удачи! – прошептал он. Впервые в жизни он переживал за чужие шкуры. В это время Коломба и Данте ползли по тоннелю. Точнее, по нему ползла Коломба, которой то и дело приходилось подталкивать Данте вперед. Он же двигался вслепую, не открывая глаз, постоянно останавливался и то и дело падал лицом в грязь. Минут через десять земляные стены сменились бетонными, и Коломба поняла, что они добрались до коллектора. Теперь можно было ползти на четвереньках. Постепенно воздух становился свежее и холоднее. Однако за поворотом оказался почти наглухо перекрывающий тоннель бетонный уступ. Пространство между уступом и сводом коллектора было перегорожено прочным с виду куском листового металла. Коломба с беспомощном ужасом подумала, что Сантьяго ее обманул. Они замурованы с обеих сторон и, как крысы, подохнут в канализации. Легкие сжались от паники, и перед глазами в свете фонаря затрепетали тени. – Только не сейчас, – пробормотала она и, уперевшись в стену, изо всех сил толкнула заграждение. Лист металла с оглушительным грохотом выпал наружу, и тоннель залил поток льющегося с высоты тусклого света. Коломба помогла Данте забраться в проделанную ей щель, пропихнула туда мешок с одеждой, наконец забралась сама – и тут же упала на дно сухого дренажного тоннеля, который представлял собой проведенную прямо под открытым небом бетонную траншею, почти скрытую корнями и ветвями деревьев. Она выключила фонарь, чтобы их не заметили. Когда ее глаза привыкли к темноте, она различила за кронами деревьев очертания домов, из которых они сбежали. Над зданиями слепнем кружил вертолет. Данте, с ног до головы перепачканный пылью и землей, лежал, зарывшись лицом в ворох листвы, и тяжело дышал через рот. Его лицо и руки были покрыты длинными черными полосами канатной смазки. Коломба потрясла его за плечи и заметила, что его глаза понемногу оживают.