Дилл и Джим растянулись на земле рядом со мной. Джим дышал, как загнанная лошадь. — Через школьный двор… скорей, Глазастик! Он придержал нижнюю проволоку, мы с Диллом перекатились на ту сторону и уже почти добежали до густой тени одинокого дуба на школьном дворе, хватились, а Джима с нами нет! Побежали назад, а Джим застрял в проволоке и старается вылезть из штанов. Наконец высвободился и в одних трусах побежал к дубу. Но вот мы и за дубом. И тут мы совсем оцепенели, один только Джим не потерял способности соображать: — Надо скорее домой, а то нас хватятся. Мы бежим по школьному двору, проползаем под изгородью на Олений луг, что за нашим домом, потом через вторую изгородь — к нам на задворки, на крыльцо, и тут Джим наконец-то дал нам передохнуть. Отдышавшись, мы с самым невинным видом проходим в палисадник. Выглядываем на улицу и видим — у ворот Рэдли собрались соседи. — Пойдём туда, — сказал Джим. — А то они удивятся, где мы. У своей калитки стоял мистер Натан Рэдли с дробовиком в руках. Перед ним на тротуаре — Аттикус, мисс Моди и мисс Стивени Кроуфорд, в двух шагах от них мисс Рейчел и мистер Эйвери. Нас никто не заметил. Мы тихонько подошли к мисс Моди, она оглянулась. — А вы все где были? Разве вы ничего не слыхали? — Что случилось? — спросил Джим. — В огород к мистеру Рэдли забрался негр, и мистер Рэдли в него стрелял. — О-о! И попал? — Нет, — сказала мисс Стивени, — он стрелял в воздух. Напугал негра так, что он весь побелел. Говорит, если кто увидит белого негра, так это тот самый и есть. Говорит, у него второй ствол заряжён, и если в огороде ещё что-нибудь шелохнётся, он будет бить прямо в цель, будь то собака, негр или… Джим Фи-инч! — Что, мэм? Тут заговорил Аттикус: — Где твои штаны? — Штаны, сэр? — Да, штаны. Что тут было говорить. Джим стоял перед всеми в одних трусах. Я тяжело вздохнула. — Э-э… мистер Финч! В ярком свете уличного фонаря я видела — Дилл готовится соврать: глаза у него расширились, пухлая ангельская рожица стала ещё круглее. — Что скажешь, Дилл? — спросил Аттикус. — Я… я их у него выиграл, — туманно объяснил Дилл. — Как так выиграл? Дилл почесал в затылке, провёл рукой по лбу. — Мы там у пруда играли в раздевальный покер. Мы с Джимом облегчённо вздохнули. Соседям, видно, тоже всё стало понятно, они так и застыли. Только что это за покер такой? Мы так и не успели это узнать, мисс Рейчел вдруг завопила, как пожарная сирена: — О господи, Дилл Харрис! Играть у моего пруда в азартные игры? Вот я тебе покажу раздевальный покер! Аттикус спас Дилла от немедленного увечья. — Одну минуту, мисс Рейчел, — сказал он. — Я никогда раньше не слыхал, чтобы они занимались чем-либо подобным. Вы что же, играли в карты? Джим очертя голову кинулся спасать положение: — Нет, сэр, просто в спички. Не всякий сумеет так найтись, как мой брат! Спички — штука опасная, но карты — верная погибель. — Джим и Глазастик, — сказал Аттикус, — чтоб я больше не слышал ни о каком покере. Джим, поди с Диллом и возьми свои штаны обратно. Разберитесь между собой сами. — Не бойся, Дилл, — сказал Джим, когда мы побежали прочь, — ничего она с тобой не сделает, Аттикус её заговорит. А ты быстро сообразил, молодец. Слушай… слышишь? Мы приостановились и услышали голос Аттикуса: — …ничего серьёзного… все они проходят через это, мисс Рейчел… Дилл успокоился, но нам с Джимом покоя не было. Откуда Джиму утром взять штаны? — Я тебе дам какие-нибудь свои, — предложил Дилл, когда мы дошли до дома мисс Рейчел. Джим сказал — спасибо, в твои мне не влезть. Мы попрощались, и Дилл ушёл в дом. Потом, видно, вспомнил, что мы с ним помолвлены, выбежал опять и тут же при Джиме наскоро меня поцеловал. — Пиши мне, ладно? — заорал он нам вдогонку. Не останься Джим без штанов, мы бы всё равно плохо спали в эту ночь. Я свернулась на своей раскладушке на задней веранде, и каждый ночной шорох казался мне оглушительным: зашуршит гравий у кого-то под ногами — это рыщет Страшила Рэдли, подгоняемый жаждой мести; засмеётся где-то в темноте прохожий-негр — это гонится за нами Страшила; ночные мотыльки бьются о сетку — это Страшила в бешенстве рвёт проволочную изгородь; платаны надвигались на нас, живые, злобные. Долго я томилась между сном и явью, потом услышала шёпот Джима: — Трёхглазка, ты спишь? — Ты что, спятил? — Тс-с… У Аттикуса уже темно. В слабом свете заходящей луны я увидела — Джим спустил ноги с кровати. — Я пошёл за штанами, — сказал он. Я так и села. — Не смей! Не пущу! Джим торопливо натягивал рубашку. — Надо. — Только попробуй — и я разбужу Аттикуса. — Только попробуй — и я тебя убью. Я вцепилась в него и заставила сесть рядом со мной. Надо как-нибудь его отговорить. — Мистер Натан утром их найдёт. Он знает, что это ты потерял. Конечно, будет плохо, когда он их принесёт Аттикусу… ну и всё, и ничего тут не сделаешь. Ложись. — Это я всё и сам знаю, — сказал Джим. — Потому и иду. Меня даже затошнило. Вернуться туда одному… Как это сказала мисс Стивени: у мистера Натана второй ствол заряжён, и если в огороде шелохнётся негр, собака или… Джим это понимал не хуже меня. Я чуть с ума не сошла от страха. — Не надо, Джим, не ходи! Ну, выдерет Аттикус — это больно, но пройдёт. А там тебя застрелят. Джим, ну пожалуйста!… Джим терпеливо вздохнул. — Понимаешь, Глазастик, — тихо сказал он, — сколько я себя помню, Аттикус меня ни разу не ударил. И мне неохота пробовать. А ведь и правда. Аттикус только грозил нам чуть не каждый день. — Значит, он ни разу тебя ни на чём таком не поймал. — Может быть, по… мне неохота пробовать, Глазастик. Зря мы туда сегодня полезли. Вот с этого часа, наверно, мы с Джимом и начали отдаляться друг от друга. Случалось, он и раньше ставил меня в тупик, но ненадолго. А этого я понять не могла. — Ну, пожалуйста, не ходи! — упрашивала я. — Знаешь, как там будет страшно одному… — Да замолчи ты! — Ну, выдерет… Ведь это не то, что он никогда больше не будет с тобой разговаривать или… Я его разбужу, Джим, честное слово, я… Джим сгрёб меня за ворот пижамы и чуть не задушил.