– Я уже сделала это. Но полицейские по своей природе – нарушители закона, и Бернс не исключение. Я для него – невидимка. – Губы Лоррейн дрогнули в едва заметной усмешке. Она определенно знала про свою кличку, и, может быть, даже сама запустила ее в оборот, чтобы придать веса своей репутации. Закончив разговор, суперинтендант нажала кнопку на стене. Прибывший через несколько секунд молодой человек проводил меня по коридору, как какую-нибудь опасную правонарушительницу. В оперативном штабе я увидела Стива Тейлора, расхаживавшего с самодовольным видом хозяина, что подчеркивал его свободно болтающийся галстук. Я села к ближайшему компьютеру, подключилась и стала просматривать файлы из папки «Свидетельские показания и улики». За прошедшие сутки число их удвоилось: в систему загрузили десятки показаний, взятых у коллег Грешэма и знакомых по церкви и по гольф-клубу. Я прочитала пару-тройку, но не нашла никаких упоминаний о том, что его поведение как-то изменилось в последнее время. Через какое-то время рядом сел Тейлор, и противный запах лосьона тут же застрял у меня в горле. – Ищешь Бернса? – поинтересовался Стив. Я покачала головой: – Нет. Дополняю свой отчет. – Извини, конечно, но, по-моему, ты не очень-то похожа на психолога. – Полицейский смотрел мне в глаза, полагая, наверное, что это сексуально. – Знаю. Мне трудновато отпустить бороду. Шутка прошла мимо – Тейлор продолжал пялиться на меня. – Если что, можешь всегда рассчитывать на мою помощь. А если кто будет досаждать, только скажи – я разберусь. – Буду иметь в виду. У вас есть для меня новая информация, детектив-сержант? Стив ухмыльнулся и откинулся на спинку стула: – Вообще-то, есть. Помощник Грешэма, Стивен Рейнер, в день смерти босса отсутствовал на работе. Тебе стоит поговорить с ним. – Почему? – Потому что он лжец. Сказал в банке, что у него есть невеста, но это чушь. Никакой невесты нет. – Это еще не означает, что он убийца. Многие не любят признаваться, что они одиноки. – Несколько лет назад его уже предупреждали, когда он ударил коллегу. Парень не умеет себя контролировать. – Тейлор перешел на серьезный тон: – Держу пари, он знает больше, чем говорит. Поскольку неуверенность в его эмоциональном репертуаре отсутствовала, отвечать я не стала. У меня сложилось впечатление, что пытаться как-то повлиять на мнение Стива Тейлора может быть опасно для здоровья. Все равно что совать пальцы в пасть питбулю. Глава 6 Вернувшись домой, я застала Уилла спящим на диване в потоках льющегося через окно солнечного света. Я остановилась у двери и с минуту смотрела на него. Теперь он, по крайней мере, напоминал моего брата, а не наркомана, которому все равно что принимать, кетамин или крэк. С полузакрытыми глазами Уилл выглядел почти тем же золотым мальчиком, каким был в шестнадцать, с теми же густыми и непослушными волосами цвета мокрой соломы. Но вот черты его лица изменились почти до неузнаваемости. Глаза еще глубже опустились в глазницы, скулы обозначились резче, добавив лицу угловатости. Я напомнила себе, что за последнее время он, как бы там ни было, добился большого прогресса. Шесть месяцев назад врачи вполне допускали, что ему уже не подняться, однако же он ходил и мог при желании поддерживать разговор от начала и до конца. Теперь уже с трудом верилось, что когда-то ему открывалась блестящая карьера в финансах. Едва узнав о биполярном расстройстве[11], банк мгновенно списал Уилла со счетов, и никто из его так называемых друзей не потрудился поддержать хотя бы минимальный контакт с ним. Столкнувшись с такой реакцией, и я изменила свое мнение о финансистах: у большинства из них камень вместо сердца. Сообщений на автоответчике в прихожей не было, что всегда меня настораживает. Уилл частенько стирает их, ничего мне не говоря. Слушать нашептывающих свои тайны незнакомцев выше его сил. Повернув в кухню, я услышала тихое «кап-кап-кап». Обнаружить источник звука не составило труда – загруженная оставшейся после ужина посудой, раковина просто-напросто переполнилась. Вообще-то, мы собирались все помыть и убрать, но потом забыли. К счастью, основная часть воды ушла в трубу через перелив, но возле холодильника все же собралась небольшая лужица. Я громко выругалась и отправилась на поиски тряпки, а когда завершила спасательную операцию, Уилл все еще преспокойно дрых. Мои старания не прошли даром – ребра снова разболелись. Я подошла к зеркалу в спальне и задрала топ. Половина грудной клетки напоминала радугу с черным пятном в центре и концентрическими кругами, от синего до пятнисто-красного по краям. Но воспаление шло на убыль, и дышалось уже заметно легче. Я легла на кровать, положив на грудину пакетик со льдом, и когда зазвонил телефон, очнулась, дрожа от холода. – Ты ведь не забыла про банкирскую вечеринку? – беспокойно спросил Бернс. – Заскочу через полчасика. Да, и принарядись по случаю, Элис. Все будут при параде. В поисках чего-нибудь подходящего пришлось лезть в шкаф. Мир Грешэма оставался неизведанной территорией, и меня разбирало любопытство. Я еще никогда не бывала в компании миллионеров. Такое событие – мечта психолога, и, конечно, оно представлялось куда соблазнительнее скучного вечера с паршивым фастфудом и посапывающим на диване братом. Я подкрасила губы и втиснулась в свое единственное, оставшееся со времен летней свадьбы коктейльное платье из бледно-зеленого шелка, достаточно тесное, чтобы подчеркнуть роскошные формы. – Чтоб мне провалиться. – Бернс уставился на меня с порога. – Ишь, начистила перышки! – Привет, Дон. Умеешь ты найти подходящее словцо, – усмехнулась я. Инспектор раскопал где-то смокинг и бабочку, хотя она и съехала слегка набок. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не подойти и не поправить. С потерей лишнего веса профиль Дона обозначился яснее, линия его подбородка обрела новые, более четкие очертания – то-то, наверное, миссис Бернс не нарадуется! – Кстати, а где этот клуб «Альбион»? – спросила я. – В районе Сент-Джеймсского парка. – Полицейский поджал губу. – Старейший в городе клуб для джентльменов. С серьезным вступительным взносом, если, конечно, ты не принц Чарльз. Место, где парни отдыхают от благоверных. Женщин туда обычно не пускают. – Шутишь! Бернс как будто не слышал – он стоял, уставившись прямо перед собой, как будто из-за угла мог в любой момент выскочить убийца. – А почему тебя туда так тянет? – поинтересовалась я. – Там соберется весь банковский мир. Многие наверняка знали Грешэма. – Они ничего нам не скажут. Подумают, что мы журналисты, вынюхиваем жареное. Едва взглянув на Бернса и увидев его скованное беспокойством лицо, я моментально поставила диагноз. Ребенком он наверняка страдал от застенчивости, и, хотя теперь неплохо ее скрывал, перспектива оказаться в незнакомом обществе все еще его страшила. День клонился к вечеру, и на Пикадилли-Серкас мы попали в пробку. На ступеньках возле статуи Эроса, не обращая внимания на выхлопные газы, кучковались тинейджеры. Когда наша машина остановилась наконец на Джеймс-сквер, расторопный швейцар в расшитой ливрее поспешил забрать у Бернса ключи. Построенное в неоклассическом стиле огромное здание клуба «Альбион» выглядело бельмом на глазу. На застеленных красной дорожкой верхних ступеньках я заметила Ричарда Брэнсона в окружении богатеньких оболтусов в смокингах. Нескольких я сразу узнала: члены парламента от консервативной партии, финансовые гуру и управляющий Банка Англии. На их месте я бы чувствовала себя не очень уютно. Учитывая нынешнее состояние экономики, у некоторых психически неуравновешенных членов общества вполне могло появиться желание расстрелять их из пулемета. – Не в моем вкусе, – пробормотал Бернс. – Расслабься, Дон. Присматривайся, наблюдай – большего от тебя не требуется, – отозвалась я. Интерьер оказался даже грандиознее фасада, стены холла украшали портреты бывших членов клуба, выполненные в парадной военной форме. Собравшиеся группками представительницы прекрасного пола демонстрировали фамильные драгоценности. Внимание Бернса привлекла стоявшая рядом со мной девушка, до такой степени инкрустированная изумрудами, что оставалось только удивляться, как она еще умудряется двигаться. – Пялиться – неприлично, – шепнула я. – Давай разделимся, тогда и увидеть сможем больше. Мой спутник растворился в толпе, оставив меня одну посреди зала ровно в тот момент, когда мимо с заставленным шампанским подносом проплывал официант. Робость Бернса передалась, должно быть, и мне, потому что я собиралась взять апельсинового сока, но тут неожиданно для себя схватила бокал и залпом его осушила. – Полегче, юная леди, а то уснете, не дослушав речей. У смотревшего на меня мужчины было тонкое, выразительное лицо. Высоковат, волосы каштановые, волнистые, кожа на скулах усыпана веснушками. В единый ансамбль это все объединяла улыбка, открытая и искренняя. Голос у него был тоже интересный – веселый и раскатистый, каждое слово выкатывалось медленно, словно за щеками у него лежали шарики. – Бывали в «Альби» раньше? – спросил незнакомец. – Никогда. – Эндрю Пирнан. – Он протянул руку с хрупкой ладонью и длинными, ломкими на вид пальцами. – Рад познакомиться. – Наклонившись, он добавил шепотом: – Они безобидные. И не волнуйтесь – вы здесь самая симпатичная девушка. Пирнан оказался бесценным источником информации, или, если угодно, сплетником. Едва ли не о каждом из гостей он мог рассказать что-то интересное. – Вон тот парень – торговый магнат. – Он кивнул в сторону пожилого, заметно горбящегося мужчины. – Богат, как Крез, и, как говорят, фут-фетишист[12]. Если спросит про размер обуви, считайте, вам крупно повезло. Я невольно хихикнула. Следующие минут двадцать мой новый знакомый рассыпал свои блестящие комментарии, словно считал своим долгом развлекать меня. Взгляд его светло-карих глаз то и дело останавливался на моем лице, проверяя, на месте ли улыбка. Вьющиеся волосы придавали ему немного детский вид, но его рот взяли в скобки глубокие складки. Ему могло быть и тридцать, и сорок пять. На другой стороне зала мое внимание привлек человек, переходивший от гостя к гостю и флиртовавший едва ли не с каждой женщиной. Пожалуй, он принадлежал к тем мужчинам вроде Джорджа Клуни и Клинта Иствуда, что не следуют общепринятым правилам. Сочетание приятной внешности и дерзкой самоуверенности действовало безотказно: женщины с любопытством поворачивались, хотя ему и было за шестьдесят. Его седые волосы сияли здоровьем, а глубокий загар на обветренном лице могло оставить только многолетнее знакомство с тропическим солнцем. – Кто это? – спросила я. – Макс Кингсмит, глава банка «Энджел», вечно молодой. Хотите верьте, хотите нет, у него новая малышка. – Пирнан стоял так близко, что я могла бы сосчитать веснушки у него на лице. – Как может банк называться «ангельским»? – Основатели – семья квакеров[13]. Прибыль шла на поддержку бедных. – А теперь такие, как вы, спускают деньги на «Ламборгини». – Такая юная и такая циничная. – Эндрю широко улыбнулся. – Но не вините меня. Я – мошенник, но не ростовщик. – И кого облапошиваете? Мужчина сделал жест рукой, включив в него едва ли не всех собравшихся. – В основном вот этих. За все годы я надул их на миллионы. – Вы – молодец. Так им, наверное, и надо. Пирнан посмотрел на меня сверху: – А вы очень откровенны. – Хотите сказать, груба. Взгляд Эндрю приклеился к моим губам, словно в ожидании очередного оскорбительного выпада, но тут я вспомнила совет Лолы насчет отработки навыков обольщения. Собеседник представлялся идеальным объектом: самоуверенный – подошел к незнакомке без всяких рекомендаций, если не считать улыбки в стиле Бастера Китона. Но в другом конце зала хмурился Бернс, и я ощутила укол вины. Инспектор поднял руку и многозначительно постучал по часам, напоминая, что мы здесь по делу. – Вы знали Лео Грешэма? – спросила я. Вопрос застал Пирнана врасплох. – Да, и довольно-таки хорошо. Наши пути частенько пересекались на таких вот мероприятиях. Мне приходится иметь дело со многими сборщиками средств. Скучный народ. А вы? Я покачала головой.