– Ты что же? Говорить не хочешь?! Ой, смотри, заставим! Настенька, достань-ка мой ремень! – Будешь отвечать? Молчание. – Дай ремень!.. В воздухе раздался свист. Сенька перевернулся на траве. Еще такой же удар. Он застонал и заскрежетал зубами. Опять ремень рассек воздух. – Разбойники, – простонал Сенька. – Ой ли? Добряк! Опять удар, на этот раз еще сильнее прежних, и Сенька, как мячик, подпрыгнул на воздухе. – Говори, – произнес повелительно Тумба. – Нечего говорить, – ответил глухо Сенька. – Говори, что ты хотел со мной и моей семьей сделать? – Спалить. – Ага! Ну, брат, долг платежом красен! Если тебе не удалось меня спалить, то мне удастся тебя спалить? Ей, Федька, устраивай-ка другой костер! – Проклятье! – простонал Сенька. Тумба отошел в сторону и стал совещаться с громилами. – Как, братцы, думаете? Положить их обоих на костер с Федькой? Или… – Оставь, Тумба, постегай и отступись! Не бери лишнего греха на душу, – произнес молодой бродяжка с курчавыми светлыми волосами и с глубокими задумчивыми голубыми глазами; высокий, статный, он даже в рубище имел симпатичный вид и располагал к себе. Интересна участь этого бродяги. Антон Смолин ребенком был привезен в столицу и отдан в ученье. В деревне родители давно умерли, надел его перешел к соседу женатому с семьей. Антон порвал всякую связь с деревней и сделался настоящим горожанином. Он служил честно и усердно у своего хозяина, но год тому назад хозяин закрыл лавку и распустил служащих. В расчет Андрею пришлось 8 рублей с копейками. Он стал искать места, скоро проел свои 8 рублей и стал сильно нуждаться. Пришлось посещать постоялые дворы, завести знакомство с темными личностями. Однажды, в то время как он сидел в компании с другими посетителями постоялого двора, нагрянула полиция и забрала их всех. Забрали и его, как члена общей компании. Среди забранных оказались настоящие душегубы, беглые, ссыльные и разыскиваемые громилы. – А ты кто? – спросили Антона. Он назвался! – Чем занимаешься? – Ничем. Без места. Его выслали «на родину». Выслали по этапу. Он пережил все мытарства этапного порядка, побывал во многих тюрьмах, встретился со многими профессиональными злодеями и, в довершение всего, появился «на родине» арестантом № 742! Деревня, в которой он не бывал с детства и не имел там никого близкого, которая ждала от него «увольнительного» прошения и давно не считала уже своим, встретила арестанта № 742 со злобой, враждебно, почти с ужасом. В деревне у самих с февраля до урожая почти есть нечего, а тут получайте еще голого арестанта! Антон Смолин видел и понимал все это. Единственный выход было обратное путешествие в Петербург, несмотря на запрещение возвратиться в течение 3 лет. И вот, голодный, без паспорта и гроша денег, Антон перекрестился на видневшийся купол сельской церкви, поклонился на все стороны и вышел на большой тракт, чтобы идти обратно в Питер. Не легка была ему эта дорога, долго шел он. Желтый от загара, худой от усталости и голода, полубольной от переутомления появился он у заставы, не рискуя войти в город. О! С какой радостью отдал бы он теперь полжизни за место чернорабочего, за руку помощи какого-нибудь сердобольного человека. Но он – беспаспортный бродяга, самовольно вернувшийся в столицу, и к тому же ослабел настолько, что не только работать, а на ногах держаться может с трудом! Роковое «что делать» не находило ответа. В таком положении призрел его на Горячем поле Гусь. С тех пор Антон перешел в число громил под кличкою «Антошка Мышкин». – Тумба, не проливай напрасно крови, – молил Антошка, указывая на связанного Сеньку и трясущегося Федьку. – Погоди, других послушаем, ты ведь известный тихоня! Тебе не громилой быть, а в няньках служить. Тебе не только человека, а клопа, кажется, не убить. – Не убить, правда, но неужели тебе, Тумба, доставляет удовольствие душить и резать людей? Ты ведь не Макарка-душегуб! – Признаюсь, приколоть этого мерзавца доставило бы мне большое удовольствие! Не забывай, что только сыну своему я обязан тем, что этот злодей не превратил меня в бифштекс! Что же, братцы, решайте. Все молчали. У всех было тяжело на душе. Сенька с товарищем бесспорно заслуживали казни, но они свои. А это в глазах громил было высшею заслугою. Первый заговорил Пузан Мурманский. – Подлецы они – это верно, и придушить их надо, а все-таки… Посечь бы хорошенько, да и ну их к чертям! Впрочем, братцы, решать это должен Тумба один. Его подпалил Сенька, ему грозила опасность, он и метить должен. Его воля. – Верно, верно, – раздались голоса. – Если Тумба прикажет, сейчас вздернем. – Я передал их судьбу, – ответил Тумба, – на ваше решение, и мы сделаем, как решит большинство. Двое – Пузан и Антошка – за помилование. – Нет, нет, – откликнулся Пузан, – я только за смягчение. Помиловать нельзя. – Значит, двое за порку, дальше, братцы. Рябчик, ты как? – Худая трава из поля вон! Я за смертный приговор. Сенька не наш; выпустим его, он еще полицию сюда приведет! – Помните, что вы не скоро заберете его опять в руки; это редкость, что он лежит связанный; не упускайте случая, – подтвердил Вьюн. – Надо свести с ним счеты. Спросите-ка его, зачем он явился сюда незваный? Не вяземцы ли прислали его высмотреть все у заставных и после донос сделать. Помните, как он предал Сморчка! – Сенька, зачем ты пришел вчера? – спросил Тумба. – В гости! – В гости без приглашения не ходят. Говори! Молчание. Тумба взмахнул ремнем. – Нечего мне говорить, сказал: в гости! – Врешь. Ремень свистнул в воздухе, и Сенька конвульсивно перевернулся. Рябчик засмеялся. – И тяжелая же у тебя рука, Тумба. – Да, по два куля шутя ворочаю. – Дай ему еще раз. Вот так. Удар был еще сильнее. Тумба точно похвастаться хотел силой. – Посмотреть хотел, – простонал Сенька. – А-а… Посмотреть! Ну, посмотри, посмотри. И еще два таких же удара. – Братцы, а Федька-то где? – воскликнул Пузан. – Удрал! – Лови его, держи, – закричало несколько голосов, и все бросились в кусты. – Ах, бестия, надо было его скрутить. Жаль, собаки нет, не найдешь, пожалуй, в кустах. – Найдем. Несколько человек пустилось врассыпную. Антошка с каким-то отвращением смотрел на корчившегося, посиневшего Сеньку, который начал слабо стонать. – Кончали бы с ним, – обратился он к Тумбе. – Чего кончать? Еще не решили. Надо того поймать. Оба ведь должны ответ держать. А ты раскис? Эх, горе-громило! – Посмотри, он умирает уж, кажется! – Не умрет… Нашего брата не так легко убить… Сенька! Ответа нет… – Сенька, – повторил Тумба и щелкнул в воздухе ремнем. – А… – отозвался Сенька и открыл глаза. – Видишь? Небось не сдохнет. Антошка отвернулся. – Сенька, ты меня любишь? – спросил смеясь Тумба. Тот ничего не ответил. Тумба ударил его носком сапога в нос и повторил вопрос. Из носа связанного брызнула кровь. Он зашевелился. – Любишь меня, я спрашиваю. Сенька приподнял голову и с ненавистью посмотрел на своего палача. – Будь проклят, – произнес он. – Что?! Ах ты, песий сын!.. И Тумба ударил его несколько раз кнутом с плеча.