– Все остальное без всяких оговорок наследует его любимая жена Элоиза. Составлено довольно небрежно, но оформлено по всем правилам. Засвидетельствовано двумя служанками – Дениз и Франсуазой. Так всегда делают. Пуаро отдал завещание мосье Отэ. – Может быть, – начал Бекс, – вы не обратили внимания… – На дату? – спросил Пуаро, и глаза его озорно сверкнули. – Ну конечно же, обратил. Две недели назад. Возможно, именно тогда он впервые почувствовал, какая опасность ему грозит. Довольно часто состоятельные люди умирают, не оставив завещания, ибо не думают о том, что смерть может подстерегать их на каждом шагу. Однако делать преждевременные выводы – весьма опасно. Во всяком случае, из завещания мосье Рено следует, что он питал искреннюю любовь и расположение к своей жене. Несмотря на любовные интрижки. – Так-то оно так, – произнес мосье Отэ с сомнением в голосе, – но с сыном мосье Рено, похоже, обошелся несправедливо, ведь он поставил его в полную зависимость от матери. Если она снова выйдет замуж и ее муж будет иметь власть над нею, парень может не получить ни гроша из отцовских денег. – Людям вообще свойствен эгоцентризм. Мосье Рено, вероятно, вообразил, что его вдова уже никогда больше не выйдет замуж. Ну а что касается сына, возможно, это весьма разумная предосторожность – оставить деньги в руках матери. Сынки богачей – известные повесы. – Может быть, вы и правы. А теперь, мосье Пуаро, вы, конечно, хотели бы осмотреть место преступления. К сожалению, тело убрали, но, разумеется, были сделаны фотографии в разных ракурсах. Вам их принесут, как только они будут готовы. – Благодарю, мосье, вы очень любезны. Комиссар поднялся из-за стола: – Прошу вас следовать за мной, господа. – Он отворил дверь и отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед. Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад и поклонился комиссару. – Прошу вас, мосье. – Только после вас, мосье. Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл. – А там, очевидно, его кабинет, hein?[31] – спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей. – Да. Хотите осмотреть? Комиссар отворил дверь. Мы вошли. Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть и небольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменный стол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед ним глубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами. Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел к креслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провел пальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение. – Что, пыли нет? – спросил я лукаво. Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленьких слабостей. – Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз – жаль! Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату. – А! – произнес он вдруг со вздохом облегчения. – Коврик перед камином завернулся! – С этими словами Пуаро нагнулся, чтобы расправить его. Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и он быстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги. – Что во Франции, что в Англии, – сказал он, – везде одно и то же – прислуга ленится выметать из-под ковров. Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее. – Догадываетесь, Гастингс, что это, а? Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумаги что-то мне напоминал. Оказалось, комиссар соображает быстрее меня. – Обрывок чека! – вскричал он. На клочке размером около двух квадратных дюймов чернилами было написано «Дьювин». – Bien![32] – сказал Бекс. – Этот чек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им. – Скорее первое, мне кажется, – сказал Пуаро. – Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено. Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его с завещанием, лежащим на столе. – Боже мой, – удрученно пробормотал комиссар, – не могу понять, как я проглядел этот чек! Пуаро засмеялся. – Отсюда мораль – всегда заглядывай под коврики! Мой друг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было – для меня сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens![33] Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добрая Франсуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется. – Франсуаза? – Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убирал комнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюдения позволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера – вероятно, вечером – мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочки бросают на пол, а сегодня утром… Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливо дергал шнур звонка. Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Куда она их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще? Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее. Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листает чековую книжку покойного. И снова жест отчаяния – корешок последнего чека не заполнен. – Мужайтесь! – воскликнул Пуаро, похлопывая его по спине. – Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственного Дьювина. Комиссар немного приободрился. – Да, правда. Ну что ж, продолжим. Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы между прочим: – А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостью здесь, а? – Да, именно здесь, а как вы узнали? – А вот как – с помощью этого пустяка. Я нашел его на спинке кресла. – Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос – женский волос! Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю, примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его. – Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенесли его сюда; фотограф ведь уже все отснял. Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. Мосье Бекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста, худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильной проседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близко посаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую часть жизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыло выражение крайнего изумления и ужаса. – По его лицу сразу видно, что удар был нанесен неожиданно, – заметил Пуаро. Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светлом песочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно с продолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядывать тело. – Что вы думаете по поводу орудия убийства? – А что тут думать, нож просто-напросто торчал в ране. Комиссар снял с полки стеклянную банку. Внутри я увидел небольшой нож с черной ручкой и узким блестящим лезвием вроде тех, которыми разрезают бумагу. В длину нож был не более десяти дюймов. Пуаро осторожно потрогал испачканное кровью острие. – Ого! Да он преострый! Подумать только, такой маленький, хорошенький ножичек – и орудие убийства! – К сожалению, мы не нашли на нем отпечатков пальцев, – сокрушенно сообщил мосье Бекс. – Очевидно, убийца был в перчатках. – Ну разумеется, – небрежно заметил Пуаро. – Теперь даже в Сантьяго преступники осведомлены о таких мерах предосторожности. Что уж говорить о европейцах – тут любой непрофессионал знает не меньше нас с вами. А все эти газетчики раззвонили по всему свету о Бертильоновой системе[34]. Однако все равно я удивлен, что на ноже нет отпечатков. Ведь так заманчиво оставить чьи-то чужие отпечатки! А уж как полиция обрадуется. – Он покачал головой. – Боюсь, убийство совершил человек, для которого порядок и система – пустые слова, а быть может, он просто очень спешил. Впрочем, поглядим. Пуаро снова повернул покойника на спину. – Вижу, под плащом нет ничего, кроме нижнего белья, – заметил он. – Да, следователь тоже отметил эту странность. В этот момент кто-то постучал в дверь, которую мы заперли за собой, когда вошли в сарай. Бекс пошел отпирать. Это оказалась Франсуаза. С жадным любопытством она пыталась заглянуть внутрь. – Ну, что там еще? – нетерпеливо буркнул Бекс. – Мадам послала сказать, что ей уже гораздо лучше и она может говорить с господином следователем. – Прекрасно, – обрадовался мосье Бекс. – Уведомьте мосье Отэ и передайте мадам, что мы сейчас будем. Пуаро все медлил, глядя на убитого. Я даже подумал было, уж не собирается ли он дать клятву, что не успокоится, пока не найдет убийцу. Но против ожидания он не сказал ничего торжественного или значительного. Весьма обыденно и просто он произнес несколько слов, которые показались мне до смешного неуместными в этот момент: – Слишком уж длинный плащ он носил.