– Он же без труда найдет работу в другом оркестре, так ведь? – Да. Конечно. Без труда. Но… – Вот и ладно, – сказал, подводя черту, лорд Пастерн. Открутив ручку зонтика, он завозился со следующей секцией. – Черно-белый зонт разбирается, – пояснил он. – Умно придумано, а? Французский. – Послушайте! – обворожительно начал Морено и положил мягкую белую руку на плечо лорда Пастерна. – Я буду совершенно откровенен, милорд. Кому, как не вам, знать. Наше ремесло – мирок жестокий, если вы пони… Я хотел сказать, мне нужно очень и очень обдумать подобное предложение, так ведь? – Вы говорили, что вам очень бы хотелось, чтобы я играл постоянно, – напомнил ему лорд Пастерн. Говорил он не без грубости, но довольно рассеянно, более занятый зонтом, от которого уже открутил маленькую секцию на верхнем конце ручки. Морри мог только зачарованно наблюдать, как он, взяв револьвер, с бесцельной сосредоточенностью мальчишки, затеявшего шалость, заталкивает эту секцию до половины в дуло, придерживая при этом большим пальцем застежку, обычно не позволявшую открыться зонту. – Надо же, влезает. – Эй! – не выдержал Морено. – Пушка заряжена? – Разумеется, – буркнул лорд Пастерн. Положив куски зонта на рояль, он поднял глаза. – Вы говорили об этом мне и Ривере, – добавил он, в обыкновенной своей манере используя трюк Хотспера[17] возвращаться не к последней и даже не к предпоследней, а к четвертой с конца реплике. – Знаю, знаю, – залопотал Морено, улыбаясь, насколько позволяли уши, – но послушайте! Я намерен сказать напрямик… – А с чего бы вам говорить иначе! – Ну тогда… Вы очень увлечены, и вы с душой играете, конечно же, вы хорошо играете. Но, простите за откровенность, надолго ли вашей увлеченности хватит? Вот, к чему я клоню, лорд Пастерн. А что, если будем говорить напрямик, вы завтра сдохнете? – Мне пятьдесят пять, и я здоров как бык. – Я хотел сказать, что если вы утратите интерес. Что? – страстно вопросил мистер Морено. – Что мне тогда делать? – Я совершенно ясно дал вам понять… – Да, но… – Вы называете меня лгуном, чертова вы образина?! – заорал лорд Пастерн, и на скулах у него вспыхнули два ярко-алых пятна. Грохнув разобранным зонтиком о рояль, он всем телом повернулся к дирижеру, который тут же начал заикаться. – Будет вам, будет, лорд Пастерн, охолоните, я… мне очень сегодня нервозно. Я в таком расстройстве. Не вводите меня в возбуждение. Лорд Пастерн оскалился. – Вы дурак, – сказал он. – Я за вами следил. – Он задумался на секунду и как будто принял решение. – Читали когда-нибудь журнал «Гармония»? Морри дернулся как ошпаренный. – Ну да. Но почему… В толк не возьму, к чему вы его упоминаете, лорд Пастерн. – Я почти уже готов написать в этот журнальчик. Знаю одного малого в их редакции. – Он погрузился было в мрачное раздумье, присвистнул сквозь зубы и вдруг рявкнул: – Если не поговорите со Скелтоном сегодня вечером, я сам с ним поговорю. – Хорошо-хорошо, у нас будет разговорчик с Сидом. Хорошо. Лорд Пастерн смотрел на него в упор. – Вам бы лучше сегодня взять себя в руки, – сказал он, а после взял палочки и без лишней суеты выбил оглушительное крещендо, ударил в тарелки и, подхватив с пола револьвер, прицелился в Морено и выстрелил. Хлопок безумным эхом раскатился по пустому бальному залу. Рояль, тарелки и двойной барабан протестующие загудели, а Морено, белый как мел, отскочил на пару шагов. – Будь я проклят! – рявкнул он, по нему градом покатился пот. Очаровательно рассмеявшись, лорд Пастерн положил револьвер на рояль. – Хорошо получилось, правда? Давайте просто пройдемся по программе. Сначала «Старые мелодии в новой обработке», «Лед сегодня есть?», «У меня есть все», «Продавец арахиса» и «Человек с зонтом». Чертовски удачная мысль мне пришла про зонты. Обшарив взглядом скопление зонтов на рояле, Морено кивнул. – Черная с белым французская штуковина – моей жены. Она не знает, что я его взял. Скрутите его назад и спрячьте среди остальных, ладно? Мы вынесем их, когда она отвернется. Морено завозился с зонтами, а лорд Пастерн продолжил: – После зонтов – номер Скелтона. На мой взгляд, он скучноват. Потом Сэндра споет свои песенки, а после… – он говорил с напускной беспечностью, – после вы скажете пару слов, чтобы меня представить публике, верно? – Совершенно. – Да-да. Что-то в том плане, мол, я случайно показал вам кое-что мной написанное, сами понимаете, и вы были совершенно очарованы, а я решил, что моя стезя в этом направлении и все такое. Ну? – Абсолютно. – Тогда я выхожу, и мы играем песню с начала и до конца, потом свингуем ее, потом стрельба, а потом, боже ты мой, мое соло. Вот так. Лорд Пастерн снова взялся за палочки, с мгновение подержал их над барабанами и как будто погрузился в транс. – И все-таки я не уверен. Может, второй вариант был бы лучше? – задумчиво протянул он. – Послушайте! Послушайте! – запаниковал Морри. – Не рвите на себе волосы, – рассеянно отмахнулся лорд Пастерн. – Я думаю. – Он действительно как будто задумался, а потом с криком «Сомбреро!» бросился вон из комнаты. Морри Морено отер лоб платком и, опустившись на табурет, закрыл лицо руками. По прошествии значительного времени двери бального зала открылись, и вошел Ривера. Морено поднял глаза на него. – Как делишки, Карлос? – спросил он страдальчески. – Не слишком хороши. – Разглаживая указательным пальцем усы, Ривера деревянно подошел к роялю. – Я поссорился с Фелиситэ. – Ты сам напрашивался, я не прав? Твое ухлестывание за мисс Уэйн… – Женщинам полезно дать понять, что в любой момент им найдется замена. Они тогда нервничают, и со временем – опля! – они покорны. – И получилось? – Пока, возможно, нет. Я на нее сердит. – Он сделал напыщенный и неистовый жест. – На всех них! Со мной обращались как с собакой. Я Карлос да… – Послушай, – сказал ему Морри, – сейчас мне твой темперамент не по плечу, старина. Я сам едва с ума не схожу от беспокойства. Мне просто не по плечу. Дернул же меня черт связаться со старым дурнем. Боже, какой у меня бардак! Дай сигарету, Карлос. – Прости. У меня нет. – Я просил тебя купить мне сигарет! – Голос Морено сорвался на визг. – Это было бы не к месту. Ты слишком много куришь. – Поди к черту. – Повсюду, – заорал Ривера, – со мной обращаются без уважения! Повсюду меня оскорбляют! – По-бычьи наклонив голову, он надвинулся на Морено. – С меня хватит. Я слишком много усмирял себя. Я человек скорых решений. Не стану я больше унижать себя, играя в обычном танцевальном оркестре… – Будет тебе, будет, будет! – А потому я увольняюсь. – У тебя контракт. Послушай, старина… – Я плюю на твой контракт. Не хочу больше быть твоим мальчиком на побегушках. «Принеси мне сигарет». Ба! – Послушай, старина… я… я подниму тебе жалованье… – Голос дирижера прервался. Ривера глянул на него и растянул губы в улыбке: – Правда? На сколько? Скажем, на пять фунтов? – Имей сердце, Карлос. – Или, к примеру, тебе вдруг захочется выплатить мне пять сотен задатка… – Ты с ума сошел! Бога ради, Карлос… Честно, у меня нет таких денег. – Тогда, – величественно изрек Ривера, – поищи себе других, пусть они тебе за сигаретами ходят. С меня… хватит… финито. – И что со мной будет? – громко взвыл Морри. – Со мой-то что будет? Ривера с улыбкой отошел. Красноречиво изображая безразличие, он осмотрел свое отражение в зеркальной стене и поправил галстук. – Ты окажешься в крайне бедственном положении, мой друг, – изрек он. – Ты не сможешь меня заменить. Я совершенно незаменим. – Внимательно рассматривая свои усы, он мельком уловил отражение Морено. – Не гляди так кисло, – сказал он, – ты исключительно безобразен, когда делаешь такое лицо. Просто отвратителен. – Это нарушение контракта. Я могу… – Морри облизнул губы. – Есть закон… Предположим… Ривера круто повернулся. – Закон? – переспросил он. – Премного тебе обязан. Разумеется, всегда можно прибегнуть к закону. Несомненно, это мудрый шаг для руководителя оркестра. Я нахожу предположение забавным. Я повеселюсь, повторяя его дамам, которые так любезно тебе улыбаются и настойчиво просят исполнить их любимые номера. Когда я перестану играть в твоем оркестре, их улыбки погаснут, а свои любимые номера они будут просить у других.