— Значит, Афанасий Львович, говорите, его зовут? — Истинно так. — Более его не встречали? — Один-два раза. — Каждый раз его провожал Федор Семеныч? — Никак нет, провожали только в тот раз, о котором я упоминал. — Хорошо. Те двое неизвестных, они с Афанасием Львовичем были? — Никак нет, и билеты отдельно брали, и держались особняком, — начальник станции возвел глаза к потолку, что-то вспоминая. — Нет, мне кажется, не знакомы они были. — Да, — Миша наморщил лоб. — Эти двое с багажом уезжали? — Н-е-е-т, — тянул Иван Егорович, — нет, багажа с ними не видел. — А Афанасий Львович? — Тот с саквояжем, как доктора носят. — Значит, они уехали на поезде в шесть сорок две в направлении столицы. — Так точно. — Как выглядел этот Афанасий Львович? Ну, лицо круглое, вытянутое, с бородой, усами, как? — Обычно, — пожал плечами начальник станции, при этом сведя брови к переносице. — Темное пальто. — Черное? — Когда он протягивал мне деньги, то в свете лампы оно показалось мне темно-синим, нежели черным. Кожаные перчатки с тремя пуговками, вот здесь, — он показал на своей руке, — усов и бороды я не приметил, вот нос длинный, как у птицы, и прямой такой, заостренный, лицо вытянутое, и губы такие узкие, словно бы щель под носом, на подбородке ямочка. — Шрамов, родинок на лице не было? — Нет, не заметил, деньги достал из потертого бумажника, я уж подумал, что такой важный человек, а жалеет пары рублей на новый. — Какого он росту был? — Пожалуй, повыше меня, это я, господин Жуков, — увидев удивленный Мишин взгляд, пояснил Минц, — по окошку кассы сужу. — Те двое? — Вот они какие-то безликие Тот, что билет брал, у него на тыльной стороне ладони пятно, видимо, от ожога. Лица скучные, — и снова начал пояснять: — Такие не запоминающиеся, с небольшими бородками и, как мне показалось, бегающими пронырливыми глазками. — Это все? — Да. — Тогда вопросов боле не имею, — произнес Жуков, — а вы, Александр Иванович? — Нет, нет, — молодецки вскочил со стула поручик, — теперь куда? — Пожалуй, в сыскное. КОГДА ШЛИ ПО дебаркадеру, распираемый от вопросов поручик не выдержал: — Как теперь искать Афанасия Львовича? Это сродни поиску иголки в стогу сена, да еще безлунной ночью. — В чем-то вы правы, любезный Александр Иванович, не всегда убийца сидит на месте преступления, протягивая руки для ареста. Иногда приходится голову приложить, ноги, побегать, поискать. Не все сразу. — Кроме имени, что еще полезного почерпнули вы из рассказа начальника станции? — Конечно, — Миша расплылся в улыбке. — Портрет, подтверждение тому, что преступников трое, что они направились в столицу, что один из них знакомец нашего Федьки Веселого. Разве ж этого мало? — Не знаю, — признался пристав. КОГДА ЖУКОВ ЗАКОНЧИЛ докладывать, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено. — Итак, мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей. — Как вы и предполагали. Иван Дмитриевич отмахнулся: — Тоже мне задача… Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков? — Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу. — Вполне может быть правдой, но почему такой мастер пошел на такое кровавое преступление? Вопрос повис в воздухе. — Душа человеческая — такая же тайна, как и он сам, — начал рассуждать Жуков, но был тут же перебит начальником: — О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения? — Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам. — Ну, Миша, ты меня удивляешь, — с хитринкой в голосе сказал Путилин. — А если подумать? — Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? — искренне удивился Жуков. — Так и не вспомнил? Лошадиная физиономия с птичьим острым носом, всегда щеголевато одет, почти нет губ, Миша, я поражен твоей памятью. — Неужели… — и умолк, прикусив язык. — Сказал «аз», говори и «буки». — Прохор Кузмин? — то ли спросил, то ли утвердительно сказал помощник. — Не могу точно сказать, но больно уж похож, хотя… — поцокал языком Путилин. — Чем черт не шутит. Проверить надо Прохора, где был, что делал. — Ясненько, Иван Дмитрич. Разрешите приступить? — Ты еще здесь? — Иван Дмитрич, — уже взявшись за ручку двери, сказал Миша. — Где ж мне искать Кузмина-то? — Ты меня удивляешь, Михаил Силантьич! Конечно же на Сенной в известном тебе заведении. НА СЕННУЮ ПОМОЩНИК начальника сыскного отделения Жуков прямо-таки летел, подгоняя извозчика, нетерпение съедало более, нежели желание успеха. Хотя глаза блестели и хотелось побыстрее добраться до площади, но мысли возвращались к Прохору. Вроде бы портрет, описанный Минцем, похож, тот же длинный острый нос, лошадиная физиономия, вот губы… Но Кузмин носит усы, да и не замечен он в кровавых делах, сейф вскрыть, так не составит труда, одно удовольствие. А вот человека жизни лишить? Не похоже на его поведение, ой как не похоже. Столько трупов. Хотя в жизни всякое бывает, и человек становится зверем ни с того ни с сего. В голову бешенство ударило, как те преступления, когда «жена мужа убоится», ан нет, нож в грудь, и вся недолга. Только у дверей заведения Миша сообразил, что соваться в осиное гнездо не слишком разумно с его стороны, тем более что за несколько лет помощника Путилина начали узнавать не только в лицо, но и по делам. Отступать не хотелось, честь дворянина была выше всякой опасности, и Жуков ступил в полутемную залу с горящими кое-где масляными лампами, освещающими более себя, нежели близрасположенное пространство. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, потом Миша огляделся и обратил внимание на то, что на него никто даже не взглянул… В обычае Прохора было сидеть в дальнем от входа углу, так спокойнее, и когда полиция вдруг нагрянет, можно было незаметно исчезнуть через черный ход, не привлекая ничьего внимания. Сейчас Кузмин сидел в благодушном состоянии, в застиранной рубахе, расстегнутой у ворота, и с темными пятнами пота под мышками, которые сразу бросались в глаза, стоило Прохору начать размахивать руками. На лице мастера по сейфам пролегли глубокие морщины, а осоловелые глаза показывали, что он пьянствует не первый день. Рядом сидели, лежали такие же осоловелые собутыльники-прилипалы, которые, как мухи на дерьмо, слетались в предчувствии дармовой выпивки и закуски. «Не он», — мелькнуло у Миши в голове, но он не уходил, а наоборот, пробрался к Прохору и, подвинув сидевшего рядом мужичка, примостился по правую руку. — Здравствуй, Прохор! — начал Миша. — Ба! — обрадовался Кузмин. — Какие люди посетили нас. — Потише, — поморщился сыскной агент. — Может, чарочку? — разбойник замахал рукой. — Эй! — крикнул громко, стараясь перекричать мерный гул заведения, делая попытку подозвать полового.