В ее голосе слышалось нетерпение, но Пуаро заметил, что оно ни в какое сравнение не шло с тем лихорадочным нетерпением, которое она продемонстрировала во время пожара на «Таврском экспрессе». И опять раздался голос миссис Хаббард: – На этом поезде никто ничего не знает. И никто ничего не хочет делать. Просто какая-то банда совершенно бесполезных иностранцев. Если б это произошло дома, то кто-то наверняка попытался бы сделать хоть что-нибудь. Арбэтнот повернулся к Пуаро и осторожно обратился к нему на языке, который все британцы почему-то считают французским: – Vous êtes un directeur de la ligne, je crois, monsieur. Vous pouvez nous dire…[31] Улыбнувшись, Пуаро поправил его. – Нет, нет, – ответил он по-английски. – Это не я. Вы перепутали меня с моим другом, месье Буком. – Ох, тогда прошу прощения! – Ничего страшного. Это совершенно естественно. Просто я сейчас занял его купе. В ресторане месье Бука не было. Пуаро осмотрелся, чтобы понять, кто еще отсутствует. Не было княгини Драгомировой и венгерской четы. Кроме того, отсутствовали Рэтчетт, его слуга и немецкая горничная мадам. Шведская дама вытерла глаза. – Я есть глупый, – сказала она. – Плакать как бэби. Все к лучший, что ни происходить. Однако мало кто из присутствовавших разделял этот христианский подход к случившемуся. – Все это очень здорово, – беспокойно произнес Маккуин, – но мы можем застрять здесь надолго. – А что это хотя бы за страна? – плаксивым голосом спросила миссис Хаббард. Узнав, что это Югославия, она сказала: – Так это одна из балканских стран? Тогда чего еще мы могли ожидать? – Вы здесь единственный спокойный человек, мадемуазель, – произнес Пуаро, обращаясь к мисс Дебенхэм. Девушка слегка пожала плечами. – А что мы можем сделать? – А вы, оказывается, философ, мадемуазель. – Философия подразумевает отстраненное отношение к жизни, а у меня все гораздо проще – я научилась не тратить нервы и силы на бесполезные эмоции. Разговаривая, мисс Дебенхэм даже не взглянула на сыщика. Она смотрела сквозь него, куда-то далеко, туда, где возвышались горы нанесенного снега. – У вас сильный характер, мадемуазель, – мягко произнес Пуаро, – пожалуй, самый сильный среди всех присутствующих. – Ну что вы, совсем нет. Я знаю человека, у которого характер гораздо сильнее. – И это?.. Казалось, что она неожиданно пришла в себя и поняла, что говорит с незнакомцем, с которым до сегодняшнего утра обмолвилась едва ли полудюжиной фраз. Девушка рассмеялась вежливым, но отчужденным смехом. – Возьмите, например, эту старую леди. Вы наверняка обратили на нее внимание. Очень уродливая старая леди, и тем не менее она притягивает к себе взор. Ей достаточно пошевелить мизинцем и о чем-то вежливо попросить, как весь поезд бросается выполнять ее желания. – Люди точно так же бросаются выполнять желания моего друга, месье Бука, – заметил Пуаро, – но это только потому, что он директор Компании, а не потому, что у него сильный характер. Мэри Дебенхэм улыбнулась. Утро заканчивалось. Несколько человек – и Пуаро среди них – остались в вагоне-ресторане. Они подсознательно чувствовали, что общество других пассажиров поможет им легче убить время. Сыщик узнал новые подробности о дочери миссис Хаббард и о дневных привычках рано покинувшего сей мир мистера Хаббарда, начиная с того момента, как тот просыпался утром и приступал к своему завтраку, который состоял из овсяной каши, и кончая его отходом ко сну в ночных носках, которые ему вязала обязательно сама миссис Хаббард. Как раз когда сыщик выслушивал запутанный рассказ о целях миссионерской организации дамы из Швеции, в вагон вошел один из проводников и встал сбоку от него. – Pardon, monsieur. – Я слушаю. – Месье Бук предает вам привет и говорит, что был бы рад, если б вы соблаговолили присоединиться к нему на несколько минут. Пуаро встал, пробормотал свои извинения даме из Швеции и вслед за проводником вышел из вагона. Этот проводник – крупный светловолосый мужчина – был не из их вагона. Бельгиец проследовал за ним по коридору своего вагона и перешел в следующий. Мужчина постучал в дверь, а затем сделал шаг в сторону, давая Пуаро возможность войти. Это было не личное купе месье Бука. Оно было второго класса, и, скорее всего, его выбрали из-за чуть большего размера. Создавалось впечатление, что оно набито людьми. Сам месье Бук поместился на небольшом стуле в противоположном от двери углу. В углу рядом с окном сидел, повернувшись к нему лицом, небольшой темноволосый мужчина, который смотрел на снег за окном. Около двери стояли крупный мужчина в синей униформе (chef de train[32]) и проводник вагона, в котором ехал Пуаро. Оба они практически блокировали вход в купе. – А, мой дорогой друг! – воскликнул месье Бук. – Прошу вас, заходите. Вы нам крайне нужны. Мужчина около окна подвинулся на своем сиденье, Пуаро протиснулся между chef de train и проводником и уселся напротив своего друга. По его лицу он сразу понял, что произошло что-то, как он потом это описывал, «из ряда вон выходящее». – Что случилось? – спросил сыщик. – Хороший вопрос. Ну, во-первых, снег и эта неожиданная остановка. А теперь еще и… Он замолчал. Было видно, как проводник с трудом хватает воздух ртом. – И что же теперь? – А теперь на полке в купе лежит мертвый пассажир, заколотый ножом, – месье Бук произнес это со спокойствием отчаяния. – Пассажир? Какой пассажир? – Американец. Его зовут… зовут… – месье Бук сверился со списком, который лежал перед ним, – Рэтчетт. Да, совершенно точно – Рэтчетт. – Именно так, месье, – сглотнул проводник. Пуаро взглянул на него и увидел, что он был белым как мел. – Пусть этот человек сядет, – предложил бельгиец, – иначе он сейчас потеряет сознание. Chef de train слегка отодвинулся, и проводник сполз по стене и закрыл лицо руками. – Б-р-р-р, – произнес Пуаро, – дело действительно серьезное! – Ну конечно, серьезное. Начнем с того, что любое убийство само по себе уже катастрофа чистой воды. А здесь еще и обстоятельства совершенно необычные. Мы попали в снежную западню и можем остаться в ней не на часы, а на дни! И вот еще какое несчастье – обычно на поезде присутствует полиция той страны, по территории которой мы проезжаем, но только не в Югославии. Вы меня понимаете? – Невероятно сложная ситуация, – согласился Пуаро. – Однако и это еще не всё. Доктор Константин… простите, я вас не представил – доктор Константин, месье Пуаро. Небольшой человек встал и поклонился – сыщик поклонился в ответ. – Доктор Константин считает, что смерть наступила около часа ночи. – В таких случаях сложно что-либо утверждать совершенно определенно, – сказал врач, – но мне кажется, что я могу с уверенностью сказать, что смерть наступила между полуночью и двумя часами утра. – А когда этого мистера Рэтчетта видели живым в последний раз? – спросил Пуаро. – Известно только, что он был жив без двадцати час, когда общался с проводником, – ответил месье Бук. – Это правильно, – заметил Пуаро. – Я сам слышал этот разговор. И с тех пор – ничего? – Ничего. Маленький бельгиец повернулся к врачу, который продолжил: – Окно купе мистера Рэтчетта было широко открыто – видимо, преступник хотел, чтобы мы подумали, что он скрылся через окно. На мой взгляд, он просто заметает следы. Любой, кто ушел таким образом, оставил бы на снегу глубокие отпечатки, а их нет. – А когда обнаружили преступление? – задал следующий вопрос сыщик. – Мишель! Проводник спального вагона выпрямился. Его лицо все еще было бледным, на нем был написан неприкрытый испуг.