Уголовный розыск работал по Шушкановым уже неделю. В толстеющие не по дням, а по часам папки складывались справки, ответы на запросы, сводки скрытого наблюдения, схемы связей фигурантов. Чекисты поставили на прослушивание телефоны в квартирах родителей Глории и Романа. Постепенно становилось понятно, с кем общаются «термиты», как проводят время. У Глории жизнь не блистала разнообразием и состояла из трех частей: занятия в институте, визиты к родителям и времяпрепровождение с мужем. Ни загулов, ни девичьих компаний. Все дисциплинированно и размеренно, без полета фантазии. Роман Шушканов имел массу свободного времени и владел машиной. Он разъезжал по городу, порой без особых целей. Периодически наведывался в медучреждения по поводу инвалидности, там ему назначали новые обследования. Нередко толкался среди меломанов, покупал, а иногда и продавал пластинки с западной музыкой, обменивался кассетами с записями. Несколько раз он заглядывал в какие-то конторки по поводу трудоустройства. Позавчера побывал в Ресторанном тресте, где требовался студент-недоучка в планово-экономический отдел. Но его там не устроили зарплата и режим работы. Часть свободного времени Шушканов тратил на походы по кинотеатрам, предпочитая западные фильмы. После сеансов выходил задумчивый и, как правило, минут сорок прогуливался пешком. Шушкановы иногда вместе ходили в кафе-мороженое «Снежное» и ресторан «Юбилейный». Глория пила коктейли или коньяк. Роман к спиртному не притрагивался. К родителям Роман не заглядывал ни разу. И не звонил. Скорее всего, вообще забыл об их существовании. – Неудивительно, – сказал Уланов, когда они с Викентьевым обсуждали полученную информацию в кабинете управления розыска. – Вороватый эгоист. Семью свою, скорее всего, ненавидит за безденежье и неспособность обеспечить ему жизнь как у князьев. – Типичный гнус, – кивнул Викентьев. – Но свою бабушку из поселка Конноармейский не забывает. Вон, три дня назад у нее был. Может, осталось в нем хоть что-то человеческое? – Вряд ли, – возразил Уланов. – Просто бабушка живет в живописном месте. Там природа. Речка. Банька. Тридцать три удовольствия. Это тебе не однокомнатная родительская квартира на окраине в хрущевке. – Поэтому бабусю он терпит. А однажды удавит за наследство, – развил мысль Викентьев. – Очень возможно, – вполне серьезно согласился Уланов. – Только вряд ли успеет… Именно по поселку Конноармейский начала поступать интересная информация. Выяснилось, что Роман близко общается с тамошним жителем Зурало Золотаревым. Наружка зафиксировала их контакт – встретились приятели в центре Иваново, потом пошли в дом к Шушканову. Похоже, их связывали какие-то общие интересы. На утреннем совещании начальник Ивановского уголовного розыска проинформировал москвичей: – Этот Зурало личность нам известная. Кличка Жиган. Судим по малолетке за грабеж. В позапрошлом году его родственники-цыгане были осуждены за разбойные нападения и убийства священнослужителей. – Антиквариат брали? – заинтересовался Уланов. – Иконы и золотишко. Громкое дело было. Обоих расстреляли по приговору суда. Помню, мы обыск делали по адресу прописки Жигана. – Значит, с культурными ценностями этот Зурало не понаслышке знаком, – кивнул Уланов. – Именно. В прошлом году мы его примеряли к кражам икон. Он просидел несколько дней в изоляторе. Но сумел вывернуться… Кроме того, была информация, что его ближайшие родственники занимаются различными правонарушениями. – Хорошо цыганам, – хмыкнул Викентьев. – Подельников по малинам искать не надо – бери ближайшего родственника. – Да, у цыган преступный бизнес носит родоплеменной характер, – согласился начальник розыска. – Чужих к себе пускают редко, и то не на первых ролях… Так вот, была информация, что Золотаревы занимаются нелегальной переплавкой драгметаллов. – И вполне могли переплавить орден Ленина, – кивнул Уланов. – Думаю, да, – согласился начальник розыска. – И потом продать золото. – Ну что же, этот Жиган – наша цель номер два, – заключил Викентьев… Через пару дней Уланов доложил в Москву, что дальнейшее наблюдение за фигурантами не имеет смысла. Пора реализовывать информацию. – Нам обещали десант, – после разговора со столицей сказал он Викентьеву. – Что, много народу ждать? – спросил Викентьев. – Много… Егорычев лично изъявил желание брать негодяев. – Ну что, выходим на финиш, Миша. Бить буду аккуратно, но сильно, – процитировав Лелика из «Бриллиантовой руки», Викентьев сжал в кулак и разжал свои узловатые железные пальцы. Глава 3 Вечером появилась целая кавалькада машин. В Иваново пожаловали заместитель начальника МУРа Егорычев, толпа оперативников, пятеро прокурорских следователей. Команда собралась солидная. Но и работа предстояла немаленькая. В кабинете начальника Ивановского угрозыска в узком кругу состоялось совещание по завтрашним мероприятиям. Планировалось нагрянуть с обысками по всем связям фигурантов – получалось что-то около восьми адресов. – Все это хорошо, – сказал начальник Ивановского розыска. – Вот только что с Ватрушиным делать? Он все-таки член бюро обкома. Отец Глории, Дмитрий Ватрушин, как руководитель крупнейшего предприятия в области, человек заслуженный и уважаемый, был членом областного бюро обкома, то есть входил в партийную номенклатуру. Со времен незабвенного Никиты Сергеевича Хрущева партийные органы фактически вышли из-под общей юрисдикции и оторвались от народа. Какие-либо правоохранительные мероприятия в отношении функционеров разрешались только с санкции самих партийных органов. А там решения чаще принимались из соображений политиканства и интриг, а не для пользы дела. У Уланова знакомый сотрудник розыска из близлежащей к Москве области рассказывал, как завел оперативное дело в отношении руководства местного университета. Выяснилось, что оно погрязло в содомии и извращениях. Среди содомитов числились и проректор, и завкафедрой, и аспиранты, и студенты. Такая Гоморра среднерусского розлива. Уголовщина у фигурантов была чистая – мужеложство каралось по позорной статье 121 УК РСФСР. Поскольку ряд развратников относились к номенклатуре, то нужно было идти к первому секретарю обкома и показывать ему материалы оперативного дела. Секретарь обкома, из таких степенных деревенских работяг, с час листал страницы дела, прицокивая языком. Потом гордо, как патриций, выпрямился и озадаченно изрек: – Педерасты-ы-ы… А потом метнул молнию: – Арестовать!.. Так что вопрос по квартире Ватрушиных был совсем не праздным. Но Егорычев заверил: – В ЦК эта ситуация известна. Завтра утром, чтобы информация не ушла раньше времени, секретарю обкома позвонят. Больше вопросов не было. Все и так понятно… На ночь москвичей расселили кого по гостиницам, кого в общежитие Ивановской школы милиции. Выспаться никто не рассчитывал. Некоторые сотрудники в преддверии мероприятия на нервной почве вообще не могли сомкнуть глаз. Других, с более устойчивой нервной системой, подняли ни свет ни заря. В полшестого утра был общий сбор в здании УВД. Краткий инструктаж – разжевывать никому ничего не надо было, народ собрался опытный и прекрасно знал, что за работа предстоит. И – вперед, на врага, с песней. По принятым в МУРе правилам при проведении таких масштабных мероприятий сотрудники разбиваются по экипажам. Каждому намечается маршрут выдвижения и дается запечатанный конверт со следственным поручением и постановлением о производстве обыска. В пути конверты вскрываются. Там черным по белому написано, кого обыскивать и «принимать». Инициатор операции обычно руководит из штаба или выдвигается на задержание основных фигурантов. Резервная группа из трех оперативников и прокурорского координатора осталась в качестве штаба в Управлении. Остальные сотрудники в седьмом часу утра разъехались по адресам. Одна группа явилась за Глорией, которая накануне навестила родителей и осталась у них ночевать. Следователь предъявил не проспавшимся Ватрушиным постановление о производстве обыска. Были жестко пресечены все попытки хозяина квартиры куда-то звонить, что-то выяснять. – В случае противодействия проведению следственного действия будет применена физическая сила, – проинформировал старший следователь прокуратуры города Москвы – в годах, с залысинами, с усталыми глазами все повидавшего человека. Директор объединения собрал волю в кулак, успокоился и пообещал: – Я член бюро обкома. И вам все это с рук не сойдет. Не надейтесь. – А я ни на что не надеюсь, – вяло отреагировал следователь. – Итак, прошу выдать оружие, наркотики, иные запрещенные предметы, а также предметы и ценности, имеющие значение для уголовного дела… Что, нет таковых? Ну, приступаем к обыску. Прошу понятых ко мне… Ватрушин был угрюм, по ходу обыска время от времени кидал едкие замечания. Он оказался в каком-то перевернутом мире. Слишком давно привык к тому, что его слова ловят на лету, что его указания выполняют, что он является одним из столпов мира. А все неприятные ситуации разрешаются звонками, разговорами с вышестоящими товарищами. И вдруг сейчас, в своем доме, он никто. И нет на нем брони из дорогого костюма и галстука, а есть лишь жалкий адидасовский спорткостюм, не тянущий даже на плохонькую кольчужку. Охватить это умом он никак не мог. Он еще надеялся – все может исправить один звонок. Через некоторое время хозяин квартиры все-таки прорвался к телефону. Начал названивать руководству областного УВД. Потом в обком, где, как в войсковой части, был круглосуточный дежурный. В обкоме ему сказали, что молчание – золото, и в его положении лучше вести себя потише. Глория во время обыска была как замороженная. Казалось, она с трудом понимает суть происходящего. Когда ее уводили из квартиры, она вдруг встрепенулась и закричала: – Папа-а-а-а! Ватрушин ринулся к ней, пытаясь оттеснить оперативников: – Доченька, я тебя вызволю! – Папа! Они все врут! Это неправда! Не верь! Папа-а-а! – Они ответят, дочка! Он снова рванулся вперед, но один из оперативников профессионально заехал ему локтем под ребро, сбив дыхание, и спросил: – Хотите за нападение на сотрудников ответить? На этой душераздирающей ноте закончился обыск у Ватрушиных. Ничего относящегося к делу найти не удалось. В то же время опергруппа во главе с заместителем начальника МУРа Егорычевым прибыла к частному дому молодой семьи Шушкановых. По информации наружного наблюдения, Роман был на месте в гордом одиночестве. Обычно просыпался он не раньше десяти, ведя образ жизни среднестатистического паразита. Сотрудники подошли к двери. Домик был не первой молодости, но достаточно добротный, со следами недавнего ремонта. Вечная проблема – как зайти на адрес. Постучать? Неизвестно, что предпримет фигурант. Егорычев вопросительно посмотрел на Викентьева. Тот в ответ негромко пообещал: – Сделаем! Примерился и с омоновской лихостью врезал ногой по двери.