Огромная взлетно-посадочная полоса в Баграме тянется сбоку от основного комплекса зданий, мимо сотен и сотен домиков. На земле мы уже видели припаркованные самолеты и целый набор вертолетов «Чинук». Мы не беспокоились о том, с кем придется делить жилье и снаряжение. Члены отрядов SEAL всегда квартируются вместе, отдельно от всех остальных, чтобы избежать болтовни о сверхсекретных операциях. Конечно, все наши операции засекречены, и мы не имеем привычки о них распространяться, но другие служебные отделения не настолько четко натренированы, как мы, а руководство не хочет испытывать судьбу. Наконец мы прибыли на место, в Исламскую Республику Афганистан. Эта страна размером со штат Техас, со всех сторон ее окружает суша, гранитные стены гор защищают ее, и на протяжении долгих лет ее разрывает на части война. Как всегда, старейшины племен пытаются прогнать со своих территорий захватчиков – нас. Но мы даже ничего не захватывали, мы просто пытались остановить еще один кровавый племенной бунт и еще одну смену режима, избранного по закону на жестокую диктатуру. Это казалось непосильным заданием. Но мы ждали своей миссии с воодушевлением. Для этого мы и вступили в ряды спецвойск. На самом деле нам не терпелось уже добраться до места и начать действовать. В некотором роде все было просто. Мы должны были выйти на эти печально известные горные перевалы и положить конец тайным перебежкам безликих воинов, которые прокрадывались сюда через границу и готовились упрямо и без колебаний сражаться с нами. Мы знали, на что способны эти люди, знали, что они могут очень быстро передвигаться по гористой местности. Дикари были главными на этих склонах, в пещерах и ущельях на протяжении веков, и они превращали горы в неприступные военные крепости, способные выстоять против любых захватчиков. Талибы уже сталкивались там с «морскими котиками» в открытых сражениях, потому что «морские котики» всегда появляются в подобных местах первыми. Враги будут подготовлены – мы это понимали. Но, как и все команды SEAL, мы верили, что мы лучше остальных, так что проклятому «Талибану» стоит нас поостеречься. Дэнни, Шейн, Джеймс, Акс, Майки и я. Мы прибыли по важному делу – идеально подготовленные, вооруженные до зубов, мы были настроены загнать армии «Талибана» и «Аль-Каиды» туда, откуда они пришли, схватить их лидеров, избавиться от тех, кого было слишком опасно оставлять в живых, и тем самым восстановить порядок в этих горах. Я был почти за 15 тысяч километров от дома, но всегда мог послать электронное письмо своей семье и близким. Я никогда не скучал по домашнему комфорту, но у меня в сумке лежал DVD-плеер и диск с моим любимым фильмом «Граф Монте-Кристо», снятым по роману Александра Дюма-старшего. Этот фильм всегда вдохновляет меня. Этот роман об одинокой битве храброго и неповинного ни в чем мужчины с непреодолимыми силами зла и миром, не прощающим ошибок, придает мне сил. Я люблю такие истории. Борись дальше. Никогда не сдавайся. Здесь и храбрость, и риск, и несравнимая отвага. Я никогда не думал, что вскоре моя жизнь и мои злоключения – хоть и отдаленно – будут похожи на злоключения Эдмона Дантеса, что я сам переживу ту безнадежность его лет, проведенных в мрачной островной крепости замка Иф. И я никогда не думал, что эти незабываемые слова, которые он вырезал кремнем на гранитных стенах жесточайшей из тюрем, также дадут мне надежду. В мои самые темные часы я снова и снова думал об этих словах, даже чаще, чем я это могу признать: «Бог даст мне справедливость». Глава 3 Школа воинов Была кромешная тьма, а на нем красовались сферические солнечные очки, полностью затемненные. «Большинства из вас через пару месяцев здесь не будет, – сказал инструктор Рено. – А если вы, ребята, не начнете действовать как команда, то никого из вас здесь не будет». Шесть «морских котиков» приземлились в Баграме, на северо-востоке Афганистана, почти сразу после восхода солнца. Я понимаю, что потратил целых две главы на описание того, насколько важным историческим событием был наш приезд сюда, для работы с элитными горными подразделениями армии США. Вероятно, вы задавались вопросом, с чего это мы решили, что лучше всех остальных, почему это мы считаем себя вправе так кичиться званием. Я не хочу, чтобы у кого-либо возникли сомнения относительно меня или членов моей команды, и поэтому, прежде чем мы двинемся дальше, предлагаю вам свое объяснение нашей позиции. Это не своеобразная форма высокомерия, и было бы абсурдным назвать это обычной уверенностью в себе – все равно что называть Тихий океан мокрым. Это высшая форма осознания (я не хочу, чтобы это слово показалось вам вычурным). Говорят, что только очень богатый человек может понять разницу между собой и бедняком, и только очень умный человек понимает разницу между собой и глупцом. Точно так же и те люди, которые прошли через то, что испытали мы, могут понять разницу между собой и остальными. В военном деле даже простые солдаты понимают, чего стоит достичь высот в боевых отличиях. На моем пути начало было положено не слишком хорошее – еще на ранчо, когда мама, вся в слезах, отказывалась выходить из дома, чтобы проводить меня. 7 марта 1999 года. Мне было тогда двадцать три. Сказать, что у меня была не самая лучшая репутация в родном городе, было бы сильным преуменьшением. О нас с Морганом ходила дурная слава, и в жизни нам обоим это очень мешало. Всегда появлялись парни, которые испытывали нас на прочность. Я думаю, отец считал лишь вопросом времени, что один из нас столкнется с каким-нибудь отчаянным боксером, и либо мы сильно покалечим его, либо он покалечит нас. Так что я решил в итоге уехать из города и вступить в ряды «морских котиков» США. Морган считал это великолепной идеей и познакомил меня с офицером призывного пункта в близлежащем городе, унтер-офицером первого класса Бо Уолшем. Он, в свою очередь, направил меня в призывной пункт зачисления в Хьюстоне – это вербовочный пункт Военно-морских сил. По прибытии туда я сразу же объявил, что меня не надо записывать в лагерь для новобранцев. Я уже был подготовлен на достаточном уровне. «Да, капитан, я поеду прямиком в Колорадо, где тренируются большие «котятки». Да, в этом весь я, уже наполовину готовый офицер». И меня направили прямиком в лагерь для новобранцев. Я подписал бумаги и стал готовиться к отправке на службу через несколько дней. Когда я уезжал с ранчо, никто, конечно, официальных проводов не устраивал, но присутствовали все, включая Бо Уолша и Билли Шелтона. Как я уже сказал, мама закрылась в своей комнате, чтобы не смотреть, как уезжает в лагерь ее любимый малыш. Пункт моего назначения – Военно-морской учебный центр (RTC), Грейт Лейкс, Иллинойс, находился более чем в 1500 километрах к северу от дома. И я могу со всей откровенностью заявить, что там я потратил восемь самых жалких недель моей жизни. Я в своей жизни никогда даже не видел снега и приехал туда в середине самой жуткой пурги, которую видел этот центр новобранцев за одиннадцать лет. Это было все равно что послать зулуса на Северный полюс. Холодный ветер и снег пришли с озера Мичиган и прорвались на западное побережье, где мы были расположены – в 60 километрах севернее Чикаго, прямо рядом с озером. Я поверить не мог в такие дикие капризы этой морозной погоды. Мы находились в огромном лагере, и сотни рекрутов пытались осуществить почти волшебную трансформацию из обычного гражданина в солдата Военно-морских сил США. Для этого требовались немалые усилия, как моральные, так и физические, и преуспеть было бы достаточно сложно даже при хорошей погоде. Но при таком снеге, ветре и в мороз – Боже! Не передать словами. Дома мне не нужна была зимняя одежда, так что ее у меня в принципе не было. Я помню, как сильно радовался, когда морской флот выдал все необходимое снаряжение: толстые носки, обувь, темно-синие брюки, майки, свитера и плащи. Нам рассказали, как все складывать и сворачивать, показали, как каждое утро заправлять кровати. Не тратя лишнего времени, стали сразу проводить физическую подготовку: бег, тренажерный зал, строевую подготовку и, конечно, учебные занятия. У меня со всем этим не было проблем, и лучше всего дела шли в бассейне. От нас требовалось: войти в воду вперед ногами с высоты минимум 1,5 метра, оставаться на плаву пять минут и потом проплыть 50 метров, используя любую технику. Я мог сделать это во сне, тем более что здесь не нужно было опасаться какого-нибудь заблудшего аллигатора или водяной змеи. Бег при лучшей погоде не был бы для меня таким тяжким испытанием, но лагерь промерз до основания, и ветра с озера были невероятно пронизывающими. Даже у пингвина возникли бы проблемы. Мы бегали, маршировали и даже на занятия ходили, борясь с метелью и сугробами. В ту первую неделю службы, когда мы пытались избежать смерти от обморожения, в нас вдалбливали три слова, которые с тех пор всегда со мной. «Честь, отвага, преданность» – девиз Военно-морского флота США, ключевые ценности, которые тут же стали нашими идеалами и в соответствии с которыми текла наша жизнь. Я помню до сих пор, как инструктор нам говорил: «То, что вы почерпнете из своего опыта здесь, в Грейт-Лейксе, определит вас как личность». Он был прав. Во вторую неделю начался Курс Уверенности. Он создан для того, чтобы симулировать аварийную ситуацию на военном судне США. Нас научили быстро думать, надеяться только на себя и прежде всего принимать важные решения, от которых могли зависеть наши собственные жизни и жизни наших товарищей. Одно слово: командная работа. Она управляет всеми и проникает во все аспекты жизни на флоте. В лагере новобранцев о ней не рассказывают – тебя просто вербуют в секту. Командная работа. Это была новая ведущая сила в жизни для всех нас. На третьей неделе занятия проходили на борту пришвартованного к берегу тренировочного судна. Все это было практической подготовкой. Мы выучили названия почти всех рабочих частей корабля. Нас научили оказывать первую помощь пострадавшим, передавать сигналы от корабля кораблю с помощью флагов. Мы потратили очень много времени за партами, где изучали морские традиции и этикет, законы вооруженных конфликтов, бортовую коммуникацию, идентификацию водных и воздушных судов и базовые навыки навигации. И все это проходило вперемежку с физическими нагрузками и зачетами с приседаниями, подтягиваниями и отжиманиями. У меня с этим было все хорошо, но двухкилометровый забег в такую погоду проверил бы на стойкость даже полярного медведя. Нам было сказано, что всем, кто не сдаст физическую подготовку, придется проходить ее заново. Я для себя решил, что скорее пробегу без обуви через Арктику, чем начну программу снова. Я приложил все возможные усилия. И сдал, слава богу. На четвертой неделе нам впервые дали в руки оружие – винтовки «M16». Я довольно быстро прошел эту часть курса, особенно на огневой дистанции. После этого каждый сконцентрировался на том, какой путь службы хотел бы выбрать. Для меня это тоже было легко. Конечно, я пойду в SEAL. Без шуток, без глупостей, сразу. Потом шли курсы пожарной безопасности и бортовой защиты от повреждений. Мы все учились ликвидировать пожар, спасаться из наполненных дымом кают, открывать и закрывать герметичные двери, пользоваться кислородной маской и аппаратом, правильно сматывать и разматывать пожарные шланги. Одна из последних частей была хуже всего. Называлась она «комната силы». Все заходят в помещение со своим учебным подразделением и надевают противогазы. Кто-то бросает гранату со слезоточивым газом, а потом каждому необходимо снять противогаз, выбросить его и произнести полностью свое имя и номер социального страхования. Каждый рекрут, который вступает в ВМС, должен выполнить это упражнение. В итоге инструкторы дают понять: у тебя есть все, что нужно, для тебя есть место на флоте. Самое последнее задание называется «боевой пост». Каждой команде дается двенадцать ситуаций, которые были изучены и разобраны в предыдущие недели. Именно здесь рекрутов окончательно оценивают – как лично, так и работу команды. После прохождения этого задания тренеры торжественно вручают тебе бейсболку ВМС США, и теперь можно всему миру рассказать, что ты – моряк. Ты доказал, что достоин, что в тебе есть все необходимое. На следующей неделе я официально окончил курсы и надел новую форму. Я помню, как, проходя мимо зеркала, едва узнавал себя. Это я стоял в полный рост, я! Есть что-то особенное в окончании курса новобранцев. Думаю, это гордость за себя. К тому же много кому не удалось пройти курс. И это поднимает самооценку. Особенно у такого человека, как я, чьи достижения ограничивались лишь тем, чтобы выбросить носом в асфальт какого-нибудь пьяного ковбоя из бара на улицу. После окончания курса я сразу же полетел в Сан-Диего, на остров Коронадо, на военно-морскую базу десантных войск. Я отправился туда один, на пару недель раньше начала приема, и потратил это время на подготовку формы, снаряжения и комнаты, а также прикладывал все усилия, чтобы привести в порядок тело и дух. Большинство из новобранцев потеряли форму из-за ужасной погоды. Нельзя было просто размяться на свежем воздухе или выйти на пробежку из-за метели и глубокого снега. Возможно, вы помните историю о смелом парне, который отправился на Южный полюс с капитаном Королевского флота Великобритании Робертом Фолконом Скоттом в 1912 году. Он считал, что задерживает всю команду из-за своего обморожения. Его звали капитан Отс, и однажды ночью он вышел из палатки в метель и сорокаградусный мороз, произнеся бессмертные слова: «Только выйду на воздух и вернусь не сразу». Его тело так и не нашли, и я до конца жизни буду помнить, как читал эти слова. Железный человек, правда? Ну что ж, выйти на улицу на Грейт-Лейкс было бы сравнимо с его подвигом – это было почти так же смело. Но, в отличие от галантного капитана, мы оставались поближе к обогревателю. Теперь же мы с еще несколькими парнями выходили на пробежку вдоль пляжа, пытаясь вернуться в форму для начала нашего обучения. Нас ждал двухнедельный курс учебной подготовки, который мы называем Indoc, где офицеры SEAL готовят ребят для известного базового курса подводных работ, или BUD/S (Basic Underwater Demolition/SEAL). Этот курс, в свою очередь, длится семь месяцев, и он гораздо труднее, чем Indoc. Но если кто-то не сможет пройти предтренинговый тест на выносливость, тогда ему лучше уехать из Коронадо: здесь без выносливости делать нечего. В официальной военно-морской литературе о причинах введения курса Indoc написано: «Для того чтобы физически, морально и экологически подготовить квалифицированных кандидатов в SEAL для начала тренинга BUD/S». В целом инструкторы не слишком давят во время учебного курса. Здесь всего лишь готовят почву для грядущего испытания. И все же курс достаточно сложный для каждого в равной степени – как для офицеров армии, так и для добровольцев. Программы SEAL не делают различий между офицерами высшего командного состава, прибывшими с флота, и всеми остальными. Здесь мы все вместе, на равных, и первое, что внушают на Indoc: теперь вы все живете и тренируетесь как один класс, как команда. Извините. Я что, сказал «внушают»? Я имел в виду вдалбливают в голову молотком. Командная работа. Эти слова повторяются каждую минуту. Командная работа. Командная работа. Командная работа. Здесь же впервые понимаешь, какое огромное значение придают в спецвойсках работе с напарником, в одной команде – значение абсолютно в духе SEAL. Вы никогда не расстаетесь даже для того, чтобы сходить в туалет. Во время тренировок на надувных шлюпках, например, когда один из пары падает через борт в ледяной океан, второй к нему присоединяется. Тут же. В бассейне вы не уплываете друг от друга дальше чем на расстояние вытянутой руки. Позже, уже в самом курсе BUD/S, можно вылететь из программы – тебя могут просто выгнать за то, что ты находился далеко от своего напарника. Все эти правила обучения повторяют железобетонные заповеди «морских котиков»: мы никогда не бросаем своего человека на поле боя: ни живого, ни мертвого. Никто не останется в одиночестве. Каким бы ни был риск для жизни, как бы ни был смертелен вражеский огонь, «морские котики» прорвутся сквозь челюсти смерти, чтобы забрать останки павшего товарища. Этот принцип живет с тех пор, как впервые в 1962 году были сформированы отряды SEAL, и он все еще актуален сегодня. Правило, пожалуй, немного странное, однако создано оно не для того, чтобы помочь вдовам и родителям погибших ребят. Оно создано для тех «морских котиков», которые на самом деле выходят на поля сражений. Ведь на самом деле для каждого важно вернуться домой, все хотят в итоге оказаться дома, и желательно живыми. Но существует в нас и определенный ужас перед осознанием, что тебя убьют и оставят на чужбине, без могилы в родной земле, и твои любимые не придут проститься на твое последнее пристанище. Я знаю, что это похоже на слова сумасшедшего, но это правда. Каждый из нас ценит эту уверенность: неважно, что произойдет, меня не бросят, меня привезут домой. Мы все готовы отдать что угодно. В конце концов, мы ведь не просим многого за то, что сражаемся на земле врага, а не на нашей собственной. Один английский поэт – солдат времен Первой мировой – Руперт Брук знал, что британцы обыкновенно не привозят домой тела погибших. И он очень точно выразил это в своих строках: «Коль я умру, то вспоминайте обо мне вот так: есть уголок на поле чужестранном, и Англии навеки он принадлежит». Нет ни одного «морского котика» в мире, который не понял бы смысл этих строк и не задумывался, почему Брук их написал. Это священное обещание, данное нам от нашего высшего командования. Вот почему это вбивают в нас с самого первого дня в Коронадо – ты не останешься один. Никогда. И ты никогда не бросишь своего напарника. Я пережил серьезный регресс в начале того лета, когда был в классе подготовки номер 226. Я умудрился упасть с 15-метровой высоты на альпинистской веревке и сильно повредил бедро. Инструктор подбежал ко мне и спросил: «Ты хочешь выбыть?» «Ответ отрицательный», – ответил я. «Тогда возвращайся обратно», – сказал он. И я снова полез, потом снова упал, но каким-то образом продолжал двигаться вперед. Нога болела просто адски, но я продолжал тренировки еще пару недель, прежде чем врачи диагностировали, что я сломал бедро! Меня тут же поставили на костыли, но я все еще хромал вдоль пляжа и заходил в прибой вместе с остальными. Боевые условия – что тут скажешь? Наконец, когда нога восстановилась, меня вернули в строй, и в декабре, для второй части курса, записали в класс 228 BUD/S. Мы жили в малюсеньких казармах прямо за плацем для BUD/S. Это был черный прямоугольник асфальта, где поколения инструкторов спецназа разрушают тысячи надежд и мечтаний высоко мотивированных парней всего за несколько секунд их жизней. Эти инструкторы наблюдали, как многие мужчины падали, опускали руки, выходили из игры, и смотрели на это спокойно, с ледяными, бесстрастными лицами. Но не из-за жестокости, а потому что их интересуют лишь остальные – те, кто не сломался и не бросил все. Те, кто скорее умрет, чем уйдет. Те, у кого в крови было заложено никогда не сдаваться. Начался только первый день Indoc, моя маленькая комнатка была расположена прямо рядом с душевыми. «Душ», кстати, очень вежливое слово для этих приспособлений, можно сказать, почти эвфемизм. Ну да, это в некотором роде были душевые, но не в привычном, цивилизованном смысле слова. Душевые, скорее, походили на краны старой автомойки и были широко известны под названием «отделения специальной обработки». Кто-нибудь открывал кран где-то в 04.00, и вой сжатого воздуха и ледяной воды под сильным напором пробивал себе путь через трубы. Звучало это так, будто кто-то пытался придушить паровой двигатель. Боже мой! Когда я впервые услышал этот звук, подумал, что на нас напали. Но я знал, что к чему: нужно быстро надеть полотняные плавательные шорты и встать под эти ледяные водные струи. Это был невероятный стресс для организма, и мы просто ненавидели эту процедуру, ненавидели всей душой, каждый раз, когда были вынуждены ее проходить. Чертов прибор на самом деле был предназначен для того, чтобы начисто отмыть песок с нашего снаряжения, которым оно было покрыто каждый раз, когда мы возвращались с пляжа. В этом случае стресс был немного сглажен тем, что мы и так только что вышли из вод Тихого океана. Но прямо с кровати, в четыре часа утра! Ух! Это было совсем необязательно, и я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю звук этих кричащих, шипящих водных труб. Замерзшие до костей и мокрые насквозь, мы пришли к тренировочному бассейну, чтобы скатать и убрать крышки, которыми он был укрыт. Потом, незадолго до 05.00, в кромешной тьме мы вышли на плац и сели рядами, спина к груди, очень близко друг к другу, чтобы сохранить тепло. Нас должно было быть 180, но по различным причинам приписано было только 164 человека. На тот момент у нас уже был старшина – лейтенант Дэвид Исмэй, выпускник Военно-морской академии, ранее обладатель стипендии Родса, который два года провел в море и уже был квалифицированным надводным боевым офицером. Дэвид со всей страстью желал осуществить мечту всей своей жизни – стать «морским котиком». Он должен был пройти все и сразу. У офицеров была только одна попытка в BUD/S. Они должны были понимать, что им не стоит тратить время инструкторов и старшин, если им на самом деле это было не нужно. Все мы сидели и ждали проктора. Это инструктор, который был приставлен к классу, чтобы обучать нас, пытать нас, наблюдать за нами и избавляться от нас, если это было необходимо. Нашим проктором был инструктор Рено Альберто – гора мышц ростом метр семьдесят, состоящая из спорта, дисциплины и острого ума. Это был жестокий, беспощадный и непоколебимый человек. И все мы в итоге полюбили его по двум причинам: он был всегда справедливым до скрупулезности и всегда хотел для нас только лучшего. Если парень старался, то для него инструктор Рено был просто отличным мужиком. А если кто-то не мог показать свой лучший результат, Рено быстро выставлял его из класса – катиться обратно во флот быстрее, чем тот успевал сказать: «Есть, сэр». Рено всегда приходил точно в 05.00. У нас был целый ритуал, который никогда не нарушался. Проходил он следующим образом. «Встать!» – кричал старшина. «Встать!» – эхом разрывал утренний воздух громогласный рев, когда 164 человека отвечали ему и вскакивали на ноги, пытаясь встать в строй согласно званиям. «Ин-структор Ре-е-но!» – выкрикивал старшина. «Уя, инструктор Рено!» – мы рычали в ответ в один голос. Привыкайте к этому «уя». Мы не говорим «да», или «сейчас», или «спасибо большое», или «понял, сделаю». Мы говорим «уя». Это прикол такой в BUD/S, и откуда это пошло, уже никто не помнит. Существует столько объяснений, что я даже не буду их описывать. Просто чтобы вы знали: именно так ученики отвечают своему инструктору в ответ на приветствие или в качестве подтверждения принятия команды. «Уя» – и все тут. По какой-то причине Рено был единственным инструктором, к кому, не осознавая этого, все обращались по имени. Всех остальных называли инструктор Питерсон, инструктор Мэттьюс или инструктор Хендерсон. И только Рено Альберто настаивал на том, чтобы его звали по имени. Я всегда думал: хорошо, что его не назвали Фредом или Спайком. Ему больше всего подходило имя Рено. Когда он вышел на плац в то утро, мы поняли, что перед нами стоит старший по званию. Как я уже говорил, вокруг нас была кромешная тьма, а на нем красовались сферические солнечные очки, полностью затемненные. Иногда казалось, что он никогда их не снимает – ни днем, ни ночью. Хотя однажды я мельком увидел его без очков, и как только он меня заметил, сунул руку в карман и тут же водрузил их на место.