Я думаю, он просто не хотел, чтобы мы видели выражение его глаз. Под этой суровой, безжалостной внешней оболочкой он был невероятно интеллигентным человеком, и его, конечно, веселила эта маска сурового воина Аттилы, которую он ежедневно надевал при нас. Но он не хотел, чтобы мы видели усмешку в его глазах, и поэтому он никогда их не показывал. Тем темным, немного туманным утром он стоял, скрестив руки на груди, и глядел на тренировочный бассейн. Потом он повернулся и уставился на нас в упор. Мы понятия не имели, чего ожидать. А инструктор Рено сказал сухо: «Упали». «Упали!» – крикнули мы в ответ. И все мы опустились на бетон и заняли позицию для отжиманий: руки прямые, тело вытянуто и неподвижно. «Отжались», – сказал Рено. «От-жимания», – крякнул старшина. «От-жимания», – ответили мы. – Вниз. – Один. – Вниз. – Два. Мы считали каждое из двадцати отжиманий в подходе, а потом вернулись в исходную позицию с вытянутыми руками. Старшина выкрикнул: «Ин-структор Ре-е-но!» «Уя, инструктор Рено», – прогремели мы. Он нас проигнорировал. А потом тихо сказал: «Отжимаемся». Мы повторили то же самое еще два раза, а затем инструктор оставил нас с горящими до жути мышцами в исходной позиции на вытянутых руках. Мы простояли так почти пять минут, пока у каждого не затряслись руки. Сначала восемьдесят отжиманий, а теперь эта новая ноющая боль. Закончилось это лишь когда Рено очень медленно произнес: «На исходную». Мы все крикнули «Встать!» в ответ и каким-то образом поднялись на ноги, никто даже не упал. Потом Дэвид Исмэй назвал неверное число присутствующих. Это была не его вина. Кто-то просто отошел. Через мгновение Рено уже накинулся на Дэйва. Я не совсем точно помню, что он тогда сказал, но его фраза включала очень громкую вариацию слова «неверно». И он приказал лейтенанту Исмэю, нашему старшине: «Упасть, отжаться». Я помню этот первый день так ясно, будто это было на прошлой неделе. Мы сели и смотрели, как Дэйв Исмэй доделывает отжимания. И когда он, изможденный, закончил, то собрал силы и крикнул: «Уя, инструктор Рено!» «Отжимаемся», – сказал мягко Рено. Каким-то невероятным образом он выполнил еще двадцать повторений этого убийственного упражнения. Наконец он закончил, с ужасом ожидая команды, спрашивая себя, как и все мы, что еще ему предстоит пережить в наказание. Могу поспорить, что он больше никогда в жизни не оглашал неверное число присутствующих. Теперь я понимаю, что это одна из базовых установок «морских котиков»: каждый офицер, низшего или высшего ранга, обязан знать местоположение всех и каждого из своих ребят. И не допускать ошибок. На начальной стадии нашей подготовки старшина Дэвид Исмэй еще этого не знал. Рено же, который был с нами всего лишь 15 минут, – знал. Он еще раз осмотрел свои владения и безучастно сказал: «Большинства из вас через пару месяцев здесь не будет». И, будто ставя в укор всем и каждому неправильный пересчет, он добавил: «А если вы, ребята, не начнете действовать, как команда, то никого из вас здесь не будет». Потом он сказал, что нам опять придется пройти базовое отборочное испытание BUD/S. Я очень ясно помню, как он напомнил, что мы все уже один раз его прошли и уже зашли довольно далеко. «И если вы не пройдете его сегодня утром, – добавил он, – то вернетесь во флот сразу, как только я смогу вас отправить обратно». К этому моменту никто не чувствовал себя нужным здесь. На самом деле мы начинали чувствовать себя брошенными в этом военном Колизее, известном во всем мире Колизее, в который скоро приведут львов. Нам предстояло отборочное состязание из пяти этапов: 1. Заплыв на 500 метров – брассом или кролем, за 12 минут и 30 секунд. 2. Минимум 42 отжимания за 2 минуты. 3. Минимум 50 приседаний за 2 минуты. 4. Минимум 6 подтягиваний выше уровня шеи. 5. Пробег 2,5 километра за 11 минут 30 секунд в тяжелых ботинках и длинных брюках. Только один из присутствовавших не прошел. На самом деле большинство курсантов завершили испытания с заметно лучшим результатом, чем в первый раз. Я помню, что смог отжаться раз 80 и сделать почти 100 приседаний. Я думаю, что видение Билли Шелтона стояло у меня за плечом, пыталось напугать меня до чертиков и выкинуть меня из ВМС, если бы я не справился. Но гораздо более важным фактором было то, что инструктор Рено наблюдал за нами, словно радар реактивного истребителя. Через несколько месяцев он сказал мне, что знал, что я красовался перед ним. Именно там, уже тогда он составил обо мне мнение и все решил. Сказал, что после уже и не поменял его. Хорошее решение. Я ради этого выложился по полной. И тогда, и каждый раз. Может быть, я не всегда достаточно хорош, но я всегда выкладываюсь на максимум. Сейчас, оглядываясь назад, я не так уж уверен, что этот первоначальный тест очень уж многое показал. Среди нас было много мускулистых, накачанных парней, которые выглядели довольно устрашающе. Но также я помню, что выбывали они первыми: просто потому, что не могли выполнить поставленную задачу. Их ноги и руки были для этого слишком массивными. «Морские котики», конечно, ценят грубую силу, но еще больше они ценят скорость. Скорость на воде, скорость на земле и скорость у себя в голове. В Коронадо нет бонусов за сверкающий набор смазанных маслом мыщц. Большая масса лишь замедляет тебя, особенно в мягком песке, а с ним нам приходилось мириться почти каждый день, километр за километром. В это первое утро наших занятий в классе 226 мы быстро выучили еще одну особенность, присущую бойцам в BUD/S. Мы не гуляем, не ходим и даже не бежим. Мы несемся. Несемся сломя голову. Везде. Целыми днями. Помните великие слова Тома Хэнкса в фильме «Их собственная лига»: «Бейсбол слез не признает»? У нас, в Коронадо, есть своя фраза: «BUD/S ходьбы не признает». Наше первое знакомство с этим беспощадным правилом состоялось, когда наступило время завтрака. Столовая находилась за полтора километра от нас, так что пришлось пробежать 3 километра – туда и назад – ради тарелки тостов с яйцами и беконом. То же касалось обеда. То же касалось ужина. Для всех, кто умеет считать, несложно сообразить, что на каждый день в сумме получается по девять километров бега – только чтобы что-нибудь перекусить, и это не входило в наши ежедневные беговые тренировки, которые часто добавляли к этому еще километров 12—13. В то утро мы пробежали в строю через всю морскую десантную базу к Центру обучения специальным боевым действиям. И там инструктор Рено после, наверное, тысячи отжиманий и бог знает чего еще усадил нас и заставил слушать нас внимательно, настолько внимательно, насколько ему было нужно. Нам соответствовать было нелегко, потому что глаз у Рено острый, как у орла, да еще он имел степень высшей школы бизнеса в Лос-Анджелесе, USC. Он прекрасно знал, что было необходимо от нас, и не пропускал ни малейшей детали. И вот здесь было необходимо помнить урок, который вбил в меня еще в раннем возрасте Билли Шелтон: когда начальник войск специального назначения делает малейший намек на тему, которая может пригодиться в будущем, слушай внимательно, а потом делай это. Даже если это было отклонение от темы, а не четкая команда, которая начинается со слов: «Я думаю…» или «Было бы неплохо…». Всегда обращай внимание на это и потом выполняй задание – неважно, какой чушью оно сначала может тебе показаться. Билли знал, что инструктора спецвойск всегда ищут среди лучших, а ведь только в мелочах можно отличить просто хороших парней от выдающихся. «Слушай, Маркус, – говорил мне Билли, – всегда слушай и всегда с радостью выполняй то, что говорит тебе инструктор. Быстро выходи вперед всех. А потом внимательно следи за тем, чтобы там и остаться». Итак, в то утро инструктор Рено поднялся во весь свой рост – мне казалось, он в высоту метров пять – и сказал нам, что хотел бы немного с нами поговорить и лучше нам слушать внимательно. А еще лучше – записывать. Я тут же полез в рюкзак, доставая сухую тетрадь и пару карандашей, и слова Билли Шелтона зазвенели у меня в ушах: даже намек, даже малейшее предположение – делай. Я оглядел комнату. Еще несколько курсантов делали то же, что и я, но не все, ох, далеко не все. Многие просто сидели и смотрели на инструктора Рено, который внезапно очень спокойно произнес: «У скольких из вас есть карандаши и бумага?» Я поднял руку вместе с остальными парнями, у которых они были. И внезапно лицо Рено потемнело, как грозовая туча. «Упали! Все!» – взревел он. Возникла неразбериха и сутолока, пока мы отодвигали стулья и становились на пол в исходную позицию с вытянутыми руками. «Отжимаемся!» – отрезал он. Мы выполнили двадцатку и встали в исходную. Он посмотрел на нас и сказал: «Парни, вам же говорили всегда держать при себе карандаш и ручку. Так почему у вас их нет? Какого черта вы их не взяли?» В комнате повисла гробовая тишина. Рено сердито смотрел на нас. И так как я не мог записывать, пока был распростерт на полу, поддерживая свое тело ладонями рук, я не могу дословно передать, что именно он говорил, но могу поспорить, нечто близкое к этому: «Это школа для воинов, понимаете? Это самое серьезное дело из всех возможных. И если вы не хотите принимать в этом участие, то убирайтесь отсюда сейчас же». Он не шутил, и я мог лишь надеяться, что он, мать его, знал, у кого был карандаш, а у кого нет. Через несколько месяцев я напомнил ему о том дне и спросил его об этом. «Конечно, знал, – сказал он, поправляя очки, – это было ваше первое испытание. Я записал имена тех, кто слушал внимательно, еще до того, как вы свою первую двадцатку закончили. И я все еще помню, что ты был в этом списке». Тем не менее в то первое утро мы выполнили еще пару подходов отжиманий и умудрились даже громко выдать «Уя, инструктор Рено!». Потом он позволил нам снова сесть. То, что последовало за этим, было, вероятно, самой суровой лекцией об этике и духе SEAL, на которой я когда-либо присутствовал. Я записывал, я помню все, что он нам сказал, и я стараюсь соответствовать всем его словам, как думаю, хотел бы того Рено. – Эта подготовка предполагает высокий риск. И мы готовы к тому, что есть возможность получить серьезные увечья и даже погибнуть. Если кто-нибудь из вас сочтет какое-то задание или любую ситуацию, в которой вы можете оказаться, опасными или увидите возможность неоправданного риска, тут же докладывайте. Мы не любим ошибки, поняли меня? – Уя! – Всегда помните об ответственности – перед самими собой, перед старшими по званию, перед сослуживцами. Узы команды священны. Используйте их. Ставьте в известность начальников своей шлюпочной команды и старшину класса о любых отклонениях от нормы. И всегда оставайтесь рядом со своим напарником. Мне все равно, хоть с крыши кидайтесь – оставайтесь с ним. Ясно? – Уя! – Уважение. Я ожидаю, что вы будете выражать полное уважение инструкторскому составу, вашим классным офицерам и старшему офицерскому составу. Вы на военной службе. Вы всегда будете вести себя учтиво. Это ясно? – Уя! – Честность, джентльмены. Вы не лжете, не мошенничаете и не крадете. Никогда. Если вы теряете что-либо из снаряжения, то заполняете отчет и докладываете старшим. Вы не берете чужое снаряжение. Я не буду говорить, что в прошлом здесь такого не случалось. Потому что это неправда. Но те ребята, которые это делали, тут же заканчивали свое обучение. Их ноги здесь больше не было. Они уходили. В тот же самый день. Вы будете уважать своих сослуживцев. Так же, как и их вещи. Вы не берете то, что вам не принадлежит. Ясно? – Уя! – Я буду надзирателем вашего класса в течение следующих двух недель. И я буду помогать, если вам нужна будет помощь – по семейным, финансовым и другим личным вопросам. Если вы получите травму – идете в медпункт, вас там лечат, вы возвращаетесь на тренировку. Я – ваш надзиратель, а не ваша мама. Я здесь для того, чтобы вас обучать. Если вы придерживаетесь правил, я вам помогаю. Не придерживаетесь – я вас наказываю. Все ясно? – Уя! Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.