– Да это, поди, он, – гоготнул другой. – Со страху! – Не-не, – насторожился третий. – Из ямы несет. Ну-ка, назад все! Не «звездочет» ли там… И тут, не говоря больше ни слова, сталкеры – или кто они были, – вновь подхватив ученого под мышки, спешно ретировались в глубь леса. Пройдя быстрым шагом, почти бегом, не менее, по представлениям Аникея, километра, остановились, громко дыша и с опаской глядя назад. – Не, все, – мотнул головой в полинявшей желтовато-зеленой бандане один из отряда, одетый в зеленые же куртку и штаны. – Так далеко не улетит, распадется. Тут другой мужчина, все еще поддерживающий ученого, – бородатый, в серой высокой кепке и потертой кожанке – заглянул доценту в лицо и спросил: – Что ты там видел, в яме? Чего орал-то: «Там! Там!»? – Я… – сглотнул Тавказаков, снова почувствовав прилив дурноты. – Я видел… Можно я сяду?.. – Ёш! – ругнулся третий, который, в отличие от первых двух, был не в ботинках, а в обычных кирзачах, да и одет был попроще: вроде как в рабочую темно-серую спецовку, засаленную и неумело залатанную. На голове его была тоже донельзя замызганная, неопределенного цвета кепка блином. – Парень сейчас отрубится, а ты: «Что видел? Чего орал?» Давай-ка его, вон, на бревнышко, да руку хоть перевяжем; глянь, кровь-то все льется. Тут Аникей, которому и без того было худо, наконец понял, что говорят о его руке, к тому же и сам он теперь стал чувствовать болезненное подергивание в левом мизинце. Он поднял ладонь и даже не смог сообразить, в чем там дело: мизинца, который вдруг заболел нестерпимо, не было вовсе, на его месте торчал кровоточащий, короткий пенек. А потом свет погас, унеся с собой мысли и боль. Придя в себя, доцент Тавказаков понял, что снова лежит. Под его головой было что-то мягкое, вроде подушки. Обведя вокруг взглядом, он увидел одного из давешней троицы – того, что был в бандане. Тот сразу уловил его взгляд и позвал своих товарищей: – Э! Беспалый в себя пришел! Над Аникеем вскоре склонились все трое. – Ну как ты, жучулина? – спросил бородатый. – Н-не знаю… – мотнул головой ученый. – Нормально… Пить сильно хочется. – А рука болит? – спросил «засаленный». Тавказаков поднял левую руку. Ладонь была тщательно забинтована, свободным был только большой палец да торчали кончики оставшихся трех. Аникей всхлипнул, но не от боли – ее почему-то совсем не было, – а от жалости к утерянному мизинцу. – Нет, – сглотнул он. – Не болит. Спасибо за помощь. – Обезболины с собой больше нет, – сказал бородатый, протягивая ему флягу, к которой доцент сразу жадно припал. – Так что поторопись, а то скоро завоешь. Далеко топать-то? – Погоди, Брюль, – нахмурился тот, что в бандане. Теперь он был без куртки, в темно-лиловой футболке с надписью: «Delay»[3]. – Пусть сперва скажет, кто его так. А то уйти-то мы ушли, но… – Ну да, ну да, – закивал, перебив его, мужчина в спецовке. – Дело говоришь, Злыдень. – И глянул на Аникея: – Так что, Беспалый? Кто там был, в дырке той? Тавказаков, сделав еще глоток воды, отдал флягу бородатому Брюлю и подробно, словно делал научный доклад, рассказал, что он чувствовал и видел в норе. Не забыл упомянуть и о пульсирующе-жгучем касании переливчатой субстанции мизинцем. – Ёш! – крутанул головой в плоской кепке «засаленный». – Поздравляю! Двое других одобряюще поддакнули. – С чем? – выставил перевязанную ладонь Аникей Александрович. – Издеваетесь? – Нет, – очень серьезно ответил Злыдень – мужчина в бандане и футболке. – Не издеваемся. Там тебя «звездочет» дожидался. Он в пустые норы, пока хозяева на охоте, забирается и ждет. И пока ждет – он никто и ничто, потухшие звезды, пустое место. А как зверь назад вернется, он сначала, не зажигая свои звездочки, становится парализующим газом, а потом зажигает звезды и из них вылепляется сам. – В устах вооруженного сурового дядьки вся эта «поэзия» звучала вроде бы даже нелепо, но от этого еще более жутко. – Ну и просто поглощает того, кто рядом, – с потрохами и косточками, быстрее серной кислоты, веришь-нет? Так что ты, отделавшись пальчиком, сорвал в лотерее ва-банк. С чем тебе наши поздравления и есть. – А почему меня не парализовало? Вонь была страшная, но… – Хрен знает, – перебил его тот, что в спецовке. – Может, ты большой для него. – Не, Колыч, – замотал банданой Злыдень. – «Звездочет» и не таких здоровяков схарчивал. Тут что-то другое. Может, он сытый был, а у сытого газ не такой выходит, а может, у Беспалого иммунитет какой. – Беспалый – это я? – Почувствовавший себя почти совсем хорошо Аникей Александрович сел. – Ну не мы же, – потряс ладонями Брюль. – У нас все пальчики на месте. – Очухался? – спросил Злыдень и, когда ученый кивнул, наклонился и поднял у него из-за спины свою зеленую куртку. Оказывается, это она, свернутая, служила раненому подушкой. – Идти-то тебе далеко? – опять спросил бородач. Тавказаков пожал плечами. – Понятия не имею, – признался он и рассказал новым знакомым, как потерял своих спутников. А потом вздохнул: – Вот и не знаю теперь даже, в какую сторону идти. Во время его рассказа мужчины многозначительно переглядывались между собой, как-то криво, невесело усмехались, а когда доцент замолчал, еще раз переглянулись, и Злыдень, пряча глаза, произнес: – Теперь тебе все равно, в какую, веришь-нет? Если хочешь, идем с нами. – Э! – дернул бородой Брюль. – И на кой нам этот балласт? Только в обмороки падать и умеет. – В обморок он упал не от избытка, ёш твою, чуйств, а из-за раны, – вступился за Тавказакова Колыч. – Давай мы тебе палец отхреначим и поглядим, как ты запрыгаешь. – Ну давайте, давайте, берите его с собой! Только сами тогда с ним и нянчитесь. – Тебя не спросим! – Да нет, спасибо вам, – поднялся на ноги Аникей. Прислушался к себе: голова не кружилась, ничего не болело, разве что едва-едва подергивало палец – то, что от него осталось. – Пойду искать своих. Вы правильно сказали: мне теперь все равно, с какой стороны начинать, вот и буду ходить кругами. Откровенно говоря, ему очень хотелось пойти с этими людьми, спасшими его от верной смерти. Ведь если бы не они… Гарантий, что он встретится с друзьями прежде, чем снова не угодит в аномалию или чем его сожрет, сожжет, растворит какая-нибудь тварь, не было никаких. Но то, что ему ворчливо сказал вдруг недовольный Брюль, было даже не ударом пыльным мешком по голове, а припечатыванием ее пудовым молотом к наковальне: – Нету здесь твоих, ты что, еще не въехал, дурюлина? К ним ты теперь хрен вернешься, назад пути нет. Ты че, как сюда рухнул, вверх посмотреть не догадался? – Дог-гадался… – пролепетал Аникей, чувствуя, как его стремительно заполняет леденящий холод. – А мозгов у тебя, чтобы сделать из этого выводы, не хватило, – с деланым сожалением произнес Брюль и обвел взглядом своих: – И вот такую бестолочь вы хотите взять с собой? – Прекрати, – поморщился Злыдень. – Вспомни, как сам здесь очутился и много ли выводов наделал. Нечего крутых из себя строить. Беспалый – не девка, чтобы перед ним красоваться. Все поначалу обделываются, когда сюда попадают, пусть и без… – он хмыкнул вдруг, – …выводов. – Подождите! – замахал руками доцент Тавказаков и поморщился: палец кольнуло – видать, действие обезболивающего стало проходить. – Вы хотите сказать, что это – не Зона? Но что тогда? И как я… – тут он, вспомнив свое «падение», замолчал. – Да, именно так, – догадавшись, что новенький начал что-то понимать, кивнул Злыдень. – Ты попал в одну из ловушек. Судя по твоему рассказу – в «дно». И через нее ты вывалился из Зоны, веришь-нет? Из той Зоны. И попал в другую. Не такую, как ту, но… – досадливо махнул он рукой. – А вы?.. Вы… тоже? – сглотнул Аникей. – И что теперь делать? – Мы тоже, – буркнул Брюль. – Мы со Злыднем прибыли оттуда, откуда и ты. Скорее всего. Похоже по твоему описанию. А вот Колыч – вообще не из Зоны. Работал себе человек на заводе, вышел покурить и – хлоп!.. – такая вот хренулина. – То есть как это? – нахмурился Аникей. – Почему не из Зоны? Разве аномалии… ну или ловушки эти, есть где-то еще? – Выходит, что есть, – сказал Злыдень. – И вот что интересно. Если в ту, «нашу», с красным долбаным небом Зону попадали из разных… ну, миров, что ли, как их назвать еще?.. – Параллельных Земель, – машинально произнес ученый. – Вот, да, наверное… Но тогда и сюда из таких же попадают, только не обязательно из того места, что та Зона оттяпала. Вот и Колыч – аж с Урала, и с какого-то отсталого мира – там у них паровозы еще, веришь-нет? – Сам ты отсталый, – обиделся Колыч. – В общем, – не обратил на это внимания Злыдень, – похоже, нас сюда откуда только можно собирают. Ловушки расставили – и… – Кто расставил?! – воскликнул Аникей. – Зачем собирают? – Кто – не знаем, но лучше, думаю, и не знать. А вот зачем… – Мужчина помялся, заерзал, словно у него зачесалась спина. – Сдается мне, для тренировки… Только не нас, а… – Да и нас тоже! – рьяно выпалил Брюль. Похоже, спор этот велся между ними давно. – Нас – разве лишь для того, чтобы «урфинам» труднее было с нами справляться, чтобы служба медом не казалась. – «Урфины»?.. – переспросил Тавказаков, и обрубок его мизинца вдруг дернуло так, что доцент зашипел и поморщился. – Что, отходит? – участливо глянул на него Злыдень. Ученый кивнул, переживая очередной толчок боли. – Вот… ситуюлина!.. – мотнул бородой Брюль. – Ну так чего встали, если уж решили его с собой брать? Ждете, когда он от боли опять в обморок хлопнется? Пошли тогда к нам, да скорее! Грибок ему рану как следует обработает и обезболину даст. – Да, – подхватился и Колыч. – Как там тебя?.. Авдей?.. – Аникей, – проговорил ученый. – Нет, – сказал Злыдень, – никаких имен. Пусть мы теперь артефакты и не ищем, а все равно сталкеры. Назвали уже Беспалым – пусть так и будет. Согласен? – Ладно, – сказал Аникей. – Так вот, я и хотел спросить, слышь, Беспалый, – снова влез Колыч. – Готов вместе с нами Зону топтать? – Он вдруг почему-то захихикал, а бородач Брюль продолжил за него: – С недоделанной группировкой «Делай», – и ткнул пальцем в надпись на футболке Злыдня.