Перцовку он сунул было в карман, потом протянул Марии Владимировне баллончик и сказал: — Это лучше вам. А мне — монтировку. Она в багажнике? — Нет… — учительнице растерянно взяла баллон. — Монтировка под сидением, спереди. Молодой человек мой положил, — она улыбнулась краешком рта. — Говорит, толку ее держать в багажнике. Если нападут, так ты не побежишь его открывать, верно? — из ее горла вырвался неестественный смешок. Турка взял монтировку. Заблокированный брелком сигнализации «Пежо» коротко мигнул фарами. Турка перехватил монтировку из одной ладони в другую и повертел головой, в поисках таблички с улицей хоть на одном заборе. В основном другие участки от любопытных глаз никак не скрывались: сплошная сетка Рабица, но участок Андрея Викторовича заслонял от постороннего взора коричневый забор из профлиста, высотой два с лишним метра. — Мы… Постучим? — спросила Мария Владимировна, выбираясь из машины и по-прежнему терзая мобильник. — Нет. Перелезем. — Турка сунул ей в руки монтировку. Потом пацан перевел взгляд вниз. — У вас нет сменки? Может, кеды какие-нибудь. Мария Владимировна посмотрела на свои ботиночки на небольшом каблуке. — Неудобно будет. Ну или смотрите сами, — он пошел к калитке. — Тогда он уже сможет вызвать милицию и объявить нас ворами! — прошипела вдогонку Турке учительница, но тот уже подпрыгнул, зацепился за калитку и подтянулся, помогая себе ногами. Он с удовлетворением отметил, как грязная обувь оставляет следы на листе металла, встал одной ногой на ручку, а после перемахнул на участок. Приземлился на дорожку из щебня, слегка подвернув правый голеностоп, и тут же глянул на дом. Показалось, что звук вышел чересчур громким. Что они делают? Историк сидит там себе, приехал на дачу сделать кое-какие дела, или может, забрать забытую вещь. — Я так не смогу, — сказала Мария Владимировна. — Не перелезу. Хоть в кедах, хоть так. — И не надо, — пробормотал Турка. Дом почему-то казался живым. Как будто зарычит и бросится сейчас. — Перекиньте мне оружие. Мария Владимировна привстала на цыпочки, и бросила через забор монтировку, ощущая себя полной идиоткой. Что они творят?! Турка меж тем поднял железяку, глухо ударившуюся об щебенку. Подвернутый голеностоп слегка ныл, не критично. Будки, слава богу, не видать, как и признаков «хвостатой охраны». Оно и верно: чтоб держать собаку, нужно постоянно здесь жить, не оставишь ведь барбоса одного. Он двинулся по дорожке, надеясь, что сейчас мелькнет какой-нибудь… знак. А лучше всего, чтоб раздался громкий крик, который пригвоздит историка к полу, ошеломит, а жертва (Лена!) тем временем выскочит наружу из подвала — незапертого, конечно. Сбежит по рассохшимся ступенькам крыльца и бросится Турке в объятия. Никаких криков. Разве что хриплое воронье «кра-ах, кра-ах, кра-ах», да тяжелые хлопки крыльев. Стучать в дверь бессмысленно. Турка решил обойти домишко и ступал уже не по щебенке, а по раскисшей земле. Вытяжка из погреба? Мама пилила отца, чтоб он сделал такую. Еще прошлым летом. А он отнекивался, мол, в погребе и так сухо, чего велосипед выдумывать. Турка постучал монтировкой по трубе, прислушался. Ничего, кроме ветра. Глава 24. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС Тук-тук-тук. Девушка замерла. Если напряжение продлится еще хоть минуту, она сойдет с ума, и не сможет не то, что ударить, но и моргнуть просто. Будет пялиться перед собой, пока глаза не высохнут. — Ты тоже слышала? — пробормотал он. — Стучат, как будто. — Может, ворона, — безучастно пробормотала узница. — Бывало такое. — Ворона-переросток? Девушка увидела шприц. Снотворное или яд — какая разница? Он почти сделал ей укол, а она смотрела, как игла приближается, словно жало комара. А потом — постукивание и мучитель отступил. — Пойду, проверю, — пробормотал он, пряча шприц обратно в карман пиджака. И испарился, так быстро, что несчастная только усмехнулась. С такими рефлексами, как сейчас, она даже и черепаху не смогла бы поймать, не то что вырубить человека. На глаза навернулись слезы. Быстрее бы все закончилось. * * * Когда открылась дверь, Турка как раз обошел дом кругом и практически столкнулся с историком. Пауза. Молчание. — П-почему… ты тут? Именно по этому вопросу Турка понял, что все именно так, как он представлял. Историк мигом вспотел, лицо вытянулось и стало удивленным и беззащитным — на мгновение, но все же. И еще: ни капли гнева или возмущения, что в его двор проникли. Пиджак мятый, стрелки на брюках сломаны. Так наверное, и должны выглядеть уволенные преподаватели. Но не маньяки. — Вы калитку забыли закрыть, — сказал Турка первое, что пришло в голову. Спроси его, почему именно эта фраза — черт знает. — Вот я и зашел. В фильме или книге герой с размаху бы впечатал монтировку в голову извращенцу. А тут… — Мы все знаем, — добавил Турка. — И уже вызвали милицию. Лучше бы вам отпустить Лену. Это за пацана вообще произнес будто кто-то другой. Однако у историка тут же расширились глаза. Он сделал шаг назад, покраснел. Обвел взглядом двор и выдавил: — Что… кто ты такой? — Бежать нет смысла. Отпустите Лену, Андрей Викторович. Турка сжимал железный брус вспотевшими пальцами, и молил бога о том, чтоб историк двинулся на него, напал, тогда был бы повод ударить его так, чтоб он отключился. Даже теперь, будучи уверенным в словах почти на сто процентов, Турка не мог взять и ударить взрослого человека, преподавателя. Тем более, такой увесистой штукой можно и убить. А еще Турке показалось, будто историк его не узнал. Собственно, он и сам походил лишь на карикатуру прежнего себя — спокойного и рассудительного. Не всегда хладнокровного, но все же. Историк снова попятился и бросился в дом. Щелкнул закрываемый замок, а потом раздался взволнованный голос Марии Владимировны: — Давыдов! Что там такое? — Вы вызвали ментов, Мария Владимировна? — Я пытаюсь! Что он… блин, открой мне! Турка рванул к калитке, но сразу понял, что без ключа ее не отопрешь. — Не получится… Он свалил в дом. Вызывайте милицию. И баллончик приготовьте. Турка побежал к крыльцу и сходу налег на дверь плечом. Боль тут же прострелила сустав. Он попробовал вставить узкий конец монтировки в щель между косяком и створкой, но не получалось. Тогда Турка разбил окно, действуя бруском как штыком. Осколки зазвенели, осыпаясь на пол. Дом дохнул застоявшимся запахом лапши быстрого приготовления и пыли, Турка чихнул, и на глазах выступили слезы. Вроде никого. Навернув на ладонь рукав куртки, он очистил проем от осколков и залез в дом. Глаза не привыкли к сумеркам, сердце колотилось. Турка ждал удара, нападения, и почти услышав рев противника, выставил перед собой кулаки для защиты. Пусто. Турка держал монтировку наготове, понимая, что в закрытом помещении это не бог весть какое оружие, не размахнешься толком. Уж лучше бы перцовку взял у Марии Владимировны. Осколки захрустели под ногами, когда он сделал пару шагов. Вроде бы шорох в боковой комнате. Он повернулся, протолкнул слюну по враз пересохшему горлу. Внутри дом оказался больше, чем выглядел снаружи. Турка стиснул оружие, вглядываясь в сумрак. Сзади раздался скрип. Турка махнул монтировкой, разворачиваясь, а в следующий момент в домике стало так светло, будто целый залп салютов пустили прямо под крышей. По затылку потек горячий кисель, металлический брусок выпал из ослабевших пальцев и загремел по полу. Накатила темнота. * * * Андрей Викторович спрыгнул в подвал. Тут же мимо его головы что-то просвистело. Боль обожгла щеку, и он вскрикнул. Еще один удар пришелся в локоть и приготовленный для девчонки шприц улетел в темноту. Историк услышал рычание. Черная тень накинулась на него, но он успел выкинуть ей навстречу монтировку. Из рассеченной брови мужчины текла кровь, и уже залила половину лица. Тусклый свет лампочки не позволял как следует видеть противника. — Что, не нравится?! Еще один удар пришелся ему под челюсть. В погребе заметались яркие разноцветные бабочки. Андрей Викторович заревел и бросился на девчонку. Он увидел кусок цепи в ее руках, понял, что тварь водила его за нос бог знает сколько времени, и это разъярило.