— А чай на любителя, — заметил старик в никуда. — Но мне нравится. — Чай как чай, — произнес Дэн. Неужто собрат? Я тоже ничего особенного про данный напиток сказать не могу. — Кстати, — вспомнил я, — зачем вам еще одна работница? Будете расширяться? — Это не мне, — ответил старший из Шмиттов, — это вон оболтусу, — кивнул он на Дэна. — Не понял, — сознался я через секунду. — Собираюсь открыть еще один магазин и отдать его Дэну, Аки-тян будет ему там помогать. Ну а пока что пусть здесь опыта набирается. — Круто, — покивал я парню. — Будет куда энергию приложить, показать, на что способен. — Знаешь, — скривился Дэн, — из твоих уст это как насмешка звучит. — Что? — замотал я головой между парнем и его дедом. — Ты о чем? — Если дед не врет, — вздохнул Дэн, — то ты владелец Шидотэмору, так? — Ну да, — уже понял я, куда он клонит. — И добился всего сам, — покачал он головой. — А мне все чуть ли не в подарочной упаковке предоставляют. Даже работницу. — И? — приподнял я бровь. — Что такого-то? — А ты не понимаешь? — чуть повысил он тон. — Дэн, — покачал головой Шмитт. — Ну владелец, ну сам добился, дальше-то что? — изобразил я иронию. — Шмитт-сан, это ты, кажется, чего-то недопонимаешь. Ради чего, думаешь, работает твоя родня? Твои родители, твой дед. Зачем вообще люди животы надрывают, зарабатывая деньги, репутацию, связи? Ради себя? Так этот этап давно пройден. Вашей семье много столетий, вы уже давно работаете на будущее. Кому, по-твоему, отдаст все, чего добился, твой отец? Мне, что ли? Я не знаю, где ты там наслушался подобных измышлений, но те, кто говорят, что ты ничего не добился сам, забывают, что и твой отец, и твой дед, и твой прадед — все они опирались на ресурсы семьи. И что? Семья Шмиттов — никто, пустое место? По-твоему, вы все ничего из себя не представляете? Да и эти говоруны, как правило, сами пустое место, и звать их никак. Дело ведь не в том, что ты получишь все готовое, а в том, как ты этим всем распорядишься. Тебя послушать, так африканские беспризорники, выживающие с малых лет только своими силами, это сверхлюди, перед которыми мы все должны склониться. Твои предки дали тебе возможность, и тебе же предстоит рвать жилы, чтобы дать возможность своим потомкам. Что тут такого постыдного? Знаешь, сколько раз я поминал своих родителей недобрым словом? Будь уверен, я совсем не прочь был принять их помощь — просто потому, что это родители. Это, черт возьми, их прямая обязанность. Тоже мне, «ничего не сделал». И слава богам, чтоб ты знал! Я бы не хотел, чтоб мои дети прошли через то же, что и я. И плевать с высокой колокольни на всяких говорунов. Простите за выражение. Все мы когда-то начинали с нуля. Ты вот подумай, — вскинулся я после трех секунд тишины. — Подходит к тебе, ну скажем, твой ровесник и говорит, что ты сам ничего не добился, что, мол, ты обязан всем отцу. И что дальше? Если этот умник бедней тебя, то какого черта он лезет? Пусть сам добьется чего-то сначала. Иначе все его заявления голословны. Ну а если он все-таки чего-то добился, то что он в свою очередь будет делать со своими детьми? Пошлет их куда подальше? Заберет богатство в могилу? Сомневаюсь что-то. Опять же получается как-то лицемерненько, — дернул я подбородком. — Даже если ты кичишься своими родителями и их деньгами, даже в этом случае ты уб… п… — дважды сдержал я себя, — плохой человек, но все равно в своем праве. — Довольно эмоционально и сумбурно, но прямо в точку, — заметил старик, когда я замолчал. — Мы работаем на будущее, и нечего воротить нос от помощи родни. Поверь, Дэн, это немного неприятно, когда твой внук говорит, что все твои труды никому не нужны и бессмысленны. — Ладно, ладно, усовестили, — отмахнулся он от нас, слегка отвернувшись и махнув рукой. — Поработаю на будущих детей. — О, кстати… — встрепенулся старик. — У тебя уже девушка есть? — опередил я его. Момодзи хорошо, а Момодзи и Дэн еще лучше. Беркутов ждал меня на первом этаже отеля в небольшом ресторанчике. — Мог бы и у Щукина меня подождать, — поздоровался я с ним за руку. — Мне здесь комфортней, — ответил он. — Надеюсь, — направился я клифту, — ваш конфликт мне не аукнется? — Между нами нет конфликта, — покачал головой Жень-Жень. — Просто не хотел сидеть с ним неизвестно сколько, дожидаясь тебя. Говорить нам, по сути, не о чем, все уже давно сказано. Поднявшись на восемнадцатый этаж, нашли номер Щукина и, постучавшись, стали дожидаться хозяина. Дверь открыл внушительного вида старик. Сразу видно, в молодости ему не были чужды штанга и гантели, да и сейчас наверняка занимается. Мясистый нос, надбровные дуги чуть больше обычного, залысина с короткими седыми волосами и густые усы с бородой. Тоже белоснежно-седые. Из одежды — черная рубашка со стоячим воротничком и такие же черные брюки. — Мелковат, — произнес он, разглядывая меня. — Еще меньше, чем я думал. У русских это что, национальная фишка — знакомиться со мной подобным образом? — Зато попасть трудно, — процедил я. — И не поспоришь, — хмыкнул Щукин. — Проходите, — посторонился он. Зайдя, само собой, осмотрелся. Ничего так, респектабельно. Попали мы в гостиную, и из нее было всего два выхода — один, по-любому, в спальню, а второй — фиг знает. Усевшись в кресло, на которое махнул Щукин, стал наблюдать, как тот наполняет бокалы у бара. О, и стакан с соком. — Наверное, стоит представиться по-людски, — протянул мне стакан подошедший старик. — Щукин Антон Геннадьевич, — передал он один из бокалов Беркутову, после чего сел в пустое кресло. — Боец ранга Мастер, стихия огня. Раньше принадлежал клану Дориных, ныне, как ты знаешь, уничтоженному, — замолчав, покрутил он у глаз своим бокалом с чем-то красным, после чего сделал глоток и продолжил: — Занимал должность главы первой тысячи до Беркута, — кивнул он на Жень-Женя, — после чего был назначен телохранителем одного из сыновей главы клана, но, как видишь, не уберег. После окончания войны принес клятву верности главе рода Тюниных, после его смерти свободен, как ветер в поле. Вопросы? Помолчал раздумывая. — Чем занимался у Тюниных? — В основном обучением тех, на кого укажет глава, но по факту всем понемногу. То есть он не был телохранителем главы и не проморгал второго подопечного. Это радует. — Есть мысли, кто мог навести на вас артиллерию под Байкалом? На этот вопрос он ответил не сразу, предварительно глянув на Беркутова и немного подумав. — Нет. Из тех, кто знал координаты штаба, сейчас в живых только я, Беркут и старейшина рода Симоновых. Тогда он был главой, но смерть двух старших сыновей под той самой артиллерией сильно его подкосила. Он почти сразу после окончания войны… настоящего окончания, — уточнил он, — передал пост своему последнему сыну, а ему тогда чуть больше двадцати было. Беркутов? Не верю, он у нас фанатик, — на что сам Жень-Жень просто фыркнул. — Симонов? Видел бы, во что он превратился после Байкала, тоже не поверил бы. Я? — усмехнулся он. — Ну, как вариант. Правда, немного безумный, но вариант. Мало ли какую я обиду на Серегу затаил. Может, и правда был готов жизнь положить. — Просто скажи прямо, что это не ты, — изобразил я усталость от его словоблудия. — Не я, — усмехнулся он в очередной раз, сделав глоток из бокала. Не врет. Получается, тот самый Симонов? Как-то мне плевать на данный момент. — Что ж, — покрутил я свой стакан в руке. — Пока вопросов больше нет. Тогда моя очередь рассказывать, так? Хм, — задумался я о том, что можно рассказать. — Сакурай Синдзи, шестнадцать лет. Ранг Ученика в рукопашном и стрелковом бое. В десять лет остался без родителей, которые меня фактически бросили. При помощи соседей, которые меня подкармливали, протянул достаточно, чтобы втереться в доверие к хозяину одного из токийских клубов. На пару смогли поднять популярность этого клуба. Мужик оказался правильный, и в деньгах я особо не нуждался; правда, начал копить на свое дело, и все вернулось как было. Дело я все же открыл. После нескольких перестановок личного состава, пары смертей и кучи нервов все же смог называться хозяином в этой конторе. С тех пор причин для… перестановок не наблюдается. Рассчитываю на герб в ближайшем будущем, насколько ближайшем — не знаю, но до старости ждать не намерен. Могу и сейчас, в принципе, кипеш начать, но тогда, боюсь, вы первые пострадаете. — Мы сюда приехали не на заднице ровно сидеть, — подал голос Беркутов. — Зачем ты сюда приехал, я уже не уверен, — склонил голову набок, — а вот гражданские хотят именно этого. — Кхм, — замялся он. — Смысл своих планов и чаяний я вам не раскрою, рановато, но после герба нацелюсь на клан. — Кхе, — чуть не подавился Щукин. — Высоко берешь. — Все реально, пояснять не буду, спроси у Жень-Женя. Я ему как-то объяснял. — Было дело, — кивнул Беркутов. — Главная проблема сейчас — это наша общая слабость. Даже для первого пункта, то есть герба, а уж для клана там и вовсе… — махнул я рукой. — Впрочем… — задумался я, — глаза стараюсь держать открытыми, может, и появятся новые варианты. — Чем мне предлагаешь заниматься? — спросил Щукин. — Пока не знаю, — пожал я плечами, — уж больно неожиданно ты появился. И только сейчас осознал, что общаюсь на «ты» с незнакомым человеком, который прожил больше, чем я в обеих жизнях, и пока он как минимум не работает на меня, это все же невежливо. Но старик первой же фразой в дверях настроил меня на такое обращение и ни разу не поправил. Даже намеком. — Да как-то так получилось, — произнес он задумчиво, уставившись в свой бокал. — А скажи-ка мне, парень, есть ли у тебя враги? — В целом или насчет повоевать? — И то, и другое, — ответил старик. — Враги есть, я, правда, еще не знаю, кто они, но есть. — Это как? — поинтересовался Щукин. — На меня несколько раз напали, с жертвами, но кто это был, все еще выясняется. — Понятно. — Так вот, враги есть, есть и недоброжелатели, но с ними мне воевать сейчас не с руки. Зато есть одна мысль, которую надо обсудить всем миром, и если мы к чему-нибудь придем, то где-то через полгода-год… — замолчал я, обдумывая, как об этом сказать, — можем ввязаться в войну. Полномасштабную. — Эка ты… — аж крякнул Щукин. — Значит, говоришь, где-то война начнется? — Да она постоянно где-то начинается, — усмехнулся я. — Это да, — подтвердил дед. — Мир жесток, — и сразу без перехода: — Знаешь, почему я пришел к тебе? — Могу только догадываться, — ответил я. — Я родился в клане, как и несколько поколений моих предков, и привык осознавать, что вокруг меня сплоченная команда. Большая команда. Почти семья. Монолитная, со своей гордостью и честью. Что-то, за что можно умереть без страха. А сейчас… — прошелся он взглядом по потолку. — А сейчас меня окружает один страх. Оставить после себя нечего, умереть не за что, а жизнь-то кончается. Я уже давно не тот живчик, что в молодости. Завести семью, смею надеяться, еще успею, но на кого я ее оставлю? Что я вообще могу ей дать? Последний год мне хоть раз в неделю, но снится Байкал. Иногда все повторяется, как было на самом деле, но гораздо хуже, когда я во сне спасаю главу клана… а потом просыпаюсь и сталкиваюсь с реальностью, — произнес он жестко. — Род Тюниных, куда я подался после войны, оказался не таким монолитным, как я рассчитывал. Они даже на семью с трудом тянут, что уж говорить о пришлом вроде меня. Это была всего лишь работа, не более. Я просто дружил с главой «компании», только и всего, и когда он сменился, оставаться там больше не было смысла. Я пойду к тебе, Сакурай, но ты должен понять — мне не нужна очередная компания, мне нужен монолитный род. Или, на крайний случай, команда. Поэтому не сочти за оскорбление, но если мне у тебя не понравится, я просто уйду. До этого можешь всецело располагать мной, мое тебе слово, выполню все, что скажешь. Если соберусь уходить, предупрежу заранее, неожиданностью это не будет. Но окончательного решения вот прям сейчас я принять не могу. Думаю, до этой твоей войнушки смогу определиться. Само собой, на какое-то особое доверие не рассчитываю и обижаться, если что, не буду, но обещаю молчать о том, что узнаю на службе у тебя. Даю слово.