Часть 7 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы правы, они и половины важного не знают, – согласилась Конни. Она обернулась к вращающейся двери: появился ее муж еще с двумя тарелками. – Мы тут соболезнуем друг другу по поводу семейных сборищ, – сообщила она.
– Да, они ужасны, – подтвердил Дэйв. Прямиком, словно у себя дома, направился к ведру для мусора и принялся сгребать в него остатки с тарелок. Мариам всегда чувствовала себя неловко, если ей на кухне пытался помочь мужчина.
Где же Зиба? Разве это не ее обязанность?
– Да и вообще, семью очень переоценивают, – продолжал Дэйв. – Весьма переоценивают.
Конни цокнула языком и дружески шлепнула его по руке.
– А уж устраивать обед в моем доме, – продолжала Мариам (мысль о Зибе напомнила про главную обиду), – я вовсе не напрашивалась. То есть… простите, я, конечно же, рада вас принять, но…
– Мы понимаем, – сказал Дэйв.
Вероятно, он не все понимал, но, добрый человек, сочувственно кивал седой кудрявой головой, и Конни тоже кивнула и сказала:
– Забавно, как нас подводят к таким решениям.
– Мы просто слишком друг с другом деликатны, Зиба и я, – пояснила Мариам. Повернувшись к плите, она сняла с чайника крышку, проверить, не закипел ли. – В нашей семье никто не умеет толком сказать, чего хочет. В итоге, боюсь, мы порой поступаем так, как никто из нас не хотел, только потому, что каждый пытался угодить другим.
– Научитесь быть грубыми – как мы, – посоветовал Дэйв, обнимая Конни за плечи и подмигивая Мариам. Невольно она рассмеялась.
Затем Конни и Дэйв вернулись в столовую за оставшимися тарелками, а Мариам насыпала в свой лучший фарфоровый чайник заварку. Ей стало полегче. Эти двое и правда утешительны. Она залила в чайничек кипяток, вернула на место крышку и поставила заварочный чайник на большой.
Наверное, шипение медленно закипающей воды и вернуло ее в давнее прошлое, в первую пору замужества. Когда она чувствовала себя совсем одинокой, припомнила Мариам, она ставила на тумбочку у кровати стакан газировки и засыпала, слушая, как пузырьки ударяются о стеклянные стенки с тихим, непрерывным, мирным шепотом, похожим на голос фонтана во дворе дома – родительского дома, там, далеко.
3
Идея устроить праздник Прибытия целиком принадлежала Битси. И название выдумала она, так что Брэд вынужден был переспросить: «Какой праздник, лапа? Повтори, пожалуйста».
– Праздник в годовщину прибытия девочек, – пояснила она. – Через две недели ровно год, поверить невозможно! В субботу, пятнадцатого августа, мы это отметим.
– Стоит ли, когда твоя мама…
У матери Битси начался рецидив, вернее, появилась новая опухоль, на этот раз в печени. Последние месяцы всем дались нелегко. Но Битси сказала:
– Это мне пойдет на пользу! Всем нам пойдет на пользу! Забыть о наших проблемах. Только наши две семьи, чужих звать не будем. Вроде вечеринки в день рождения. Сразу после дневного сна, когда малышки лучше всего себя ведут. Я не буду затевать полный обед, только десерт.
– Может, корейский десерт? – предложил Брэд.
– Ну не знаю…
– Разве это не будет уместно?
– Я посмотрела корейские десерты в интернете, – призналась Битси. – Пирожки со шпинатом, замороженный липкий рис…
На лице Брэда проступила тревога.
Битси сказала:
– Я подумала: можно приготовить слоеный торт с глазурью в виде американского флага.
– Великолепная идея!
– Со свечками? Или с одной – за один год. Но никаких подарков, решительно, – напомни мне сказать это Язданам. Они всегда приходят с подарками. И можно вместе спеть какую-нибудь песенку. Найдется же подходящая песня о том, как ждут чьего-то приезда.
– «Они едут из-за гор», например, – подсказал Брэд.
– Хорошо… и девочек можно нарядить по-корейски. Одолжим Сьюзен сагусам, как ты думаешь? У нее ведь наверняка нет, сам знаешь.
– Тоже хорошая мысль.
– Устроим что-то вроде торжественной церемонии. Девочки будут ждать в соседней комнате, мы зажжем свечи и начнем петь, а они выйдут к нам, держась за руки… это и будет Прибытие, как будто все заново. Согласен?
– И послушай! – спохватился Брэд. – Мы же можем показать видео!
– Видео! Идеально! – обрадовалась Битси.
Ее брат Мак соединил все сделанные в аэропорту съемки в единый ролик. С тех пор диск так и стоял без дела на полке, времени не хватало даже новости глянуть, но теперь появился шанс посмотреть этот фильм.
– Под конец вечера, чтобы слегка взбодрить всех, – сказала Битси. – Но не выйдет ли это чересчур – не покажется фальшиво? – тут же встревожилась она.
– Нисколько.
– Ты так уверен? Ты же скажешь мне, если что не так?
– Ты не сможешь сфальшивить, даже если постараешься, – сказал Брэд.
Что самое приятное – он говорил искренне. Битси знала: он вбил себе в голову, что она все делает правильно. Только и слышишь от него: «Битси говорит то», «Битси говорит се», «Давайте спросим у Битси». Она обеими ладонями обхватила его лицо, подалась вперед и поцеловала.
Битси предпочитала это не афишировать, но Брэд был не первым ее мужем. Первым был Стивен Бартоломью, единственный сын старинных друзей ее родителей. Их родители ходили на свидания вчетвером все время, пока учились в Свартморе, и преданно поддерживали связь со студенческих лет, хотя Бартоломью поселились на другом конце страны, в Портленде. До своего поступления в Свартмор Битси видела Стивена ровно дважды, оба раза была слишком мала, чтобы его запомнить, но считалось, что они сразу же признают друг в друге кровного – вернее, духовного – родича. Первое же письмо от матери, полученное Битси в первом семестре, начиналось вопросом: «Ты уже нашла Стивена?» Разумеется, мать Стивена задавала ему такой же вопрос. И конечно же, в итоге они встретились и влюбились, что опять-таки никого не удивило. Стивен был по-эльфийски прекрасен: узкое безмятежное лицо, сумеречно-серые глаза. Она внешне попроще, зато прирожденный лидер, звезда кампуса, открытая, страстная. Четыре университетских года они считались неразлучной парой, хотя траектории учебы у них были совершенно разные (у него химия, у нее литература и к тому же политическая деятельность), так что они с трудом выкраивали время побыть вдвоем. В Рождество на последнем курсе они обручились, в июне, сразу после выпускного, сыграли свадьбу и переехали в Балтимор, где Стивен устроился на кафедру в Хопкинс, а Битси повышала квалификацию в Колледж-парке.
А потом она познакомилась с Брэдом.
Вернее, так: сначала она стала замечать изъяны Стивена. Или в какой последовательности это было? Теперь она уже сама не знала. Но помнила, как однажды поняла: из всех эмоций наиболее привычная для Стивена – неодобрение. О, это узкое лицо оказалось выразительнее, чем она догадывалась. Этот человек весь так и корчился от фразы «не надо упрощать», он не допускал, чтобы звучащий повсюду припев песенки «Брожу и дивлюсь» его растрогал, потому что, видите ли, это грамматически неточно – «люди вроде как ты и я». «Куда все это ведет?» – то и дело вопрошал он, и чаще всего этот вопрос теперь был обращен к Битси: его возмущала ее манера тянуть время, небрежное ведение хозяйства, легкомысленное отношение к учебе. Весь мир, казалось ему, катится по наклонной плоскости ко все более низким стандартам, и при этой мысли Стивен морщился и передергивался, откашливался нервно и зловеще, в свою очередь доводя Битси до исступления.
Да, верно, бывают недостатки и пострашнее. Одного этого недостаточно для развода. Но ведь они поженились, не зная друг друга по-настоящему, – они просто приятельствовали до свадьбы, с опозданием осознала Битси. Их очаровал сам образ идеальной пары, послушные дети изо всех сил старались угодить родителям – и они четыре года провели в разных концах кампуса, уж не затем ли, чтобы не позволить себе разобраться, как мало друг другу подходят. (Да ведь их, фактически, родители и сосватали заранее. И чем это так уж отличается от судьбы Мариам Яздан? Может быть, Мариам даже больше повезло. Битси хотелось бы расспросить ее.)
Словом, явился искренний, всем довольный, компанейский Брэд с пушистыми волосами, широкой улыбкой и безусловной верой в то, что лучше Битси никого на свете нет. Они познакомились на университетском митинге сторонников Джона Андерсона[3]: Битси яростно билась за Андерсона, а Брэд собирался голосовать за Картера, но еще не решился окончательно. Она принялась его урезонивать, потом отправилась пить с ним кофе – чтобы доспорить. Он ловил каждое ее слово. Появились новые предлоги для встречи. (Проголосовать за независимого кандидата – не значит ли слить свой голос? А? Что она думает на этот счет, если честно?) Никогда Битси не встречала такого доверчивого человека. Даже то, что могло бы раздражать других – восторженность, намечающийся пивной животик, – лишь умиляло ее.
Всякий раз, когда они встречались на людях, в ней разгоралось опасение, как бы Брэду не приглянулась другая женщина. Да и как иначе? Она понимала, что сама-то не красавица. Девушка за стойкой в их любимой кофейне, к примеру, куда грудастее, и мало того – намного мягче, можно сказать, податливее. И главное – одинокая! Подливая им кофе, официантка сказала: «Я целиком и абсолютно выдохлась», и Битси почувствовала мстительное удовлетворение – такая избыточная конструкция, так невежественно звучит, «целиком и абсолютно», подумать только! – но тут же сообразила, что Брэд и внимания не обратил. Он начисто был лишен способности кого-либо критиковать. Но не было в том ничего страшного, ведь глядел он все равно на одну только Битси. Его голубые глаза были того же оттенка, что одеяльце для новорожденного, – чистые и кроткие.
Она сказала, что ее брак уже много месяцев как распался, сказала, чтобы он и в голову это не брал. Она стала бесстыжей, беспощадной, зациклилась на своей цели и не ведала угрызений совести. Провела ночь в его пропахшей потными носками холостяцкой квартире и даже не потрудилась выдумать алиби для Стивена. А когда Брэд получил место преподавателя в Балтиморе, она бросила свои курсы и никогда больше не заглядывала в Колледж-парк.
Разумеется, родители, и ее, и Стивена, пришли в ужас от таких вестей. Больше, чем сам Стивен, – он-то, похоже, ощутил облегчение. Но родители поверить не могли, что идеальный брак оказался пшиком. Пытались свести все к «притирке» (это через год-то после свадьбы). Мать наедине допросила Битси: знает ли она, как важна, как бесконечно важна интеллектуальная совместимость в браке? А родители Брэда – право, о них лучше вспоминать пореже! Понятное дело, они решили, что сын сошел с ума. Нескладная, неуклюжая, да еще замужем и на год его старше, с нелепыми политическими взглядами! Дональдсоны голосовали за республиканцев и жили в Гилфорде. Встречаясь с родителями Битси, они и поныне разевали рты, набирали в легкие побольше воздуха – и не могли отыскать ни единой темы, какую можно обсудить с подобными людьми.
Битси надеялась, что напряжение спадет, когда родители Брэда увидят внуков. Но внуков все не было (еще одно очко не в пользу Битси). Пятнадцать лет она билась, пытаясь забеременеть, пока другие женщины, безмятежно-счастливые, рассекали по супермаркетам с тележками, откуда дети чуть не вываливались.
Она прошла все мыслимые обследования и жестокие медицинские процедуры, и не раз на кончике языка у нее вертелся вопрос: «Неужели это моя вина? Не просто особенность моего тела, а моя природа? Не хватает мягкости, не хватает восприимчивости – ведь я бросила первого мужа без малейших угрызений совести».
Абсурд, разумеется. И ведь как хорошо все обернулось в итоге! Теперь у них есть драгоценная Джин-Хо, самая идеальная дочь, какую только можно вообразить. К тому же ребенок, нуждавшийся в помощи, – возможность сотворить в этом мире добро. Вспоминая прибытие Джин-Хо, Битси чувствовала: то была не первая встреча. Джин-Хо была им суждена, и бесплодие – часть плана, условие для обретения истинной дочери. О, это ты! Добро пожаловать домой! – мысленно сказала Битси, впервые увидев это личико, и простерла руки навстречу.
Но конечно, никто не поймет, если она предложит называть это праздником Воссоединения.
Два брата Битси были ее моложе, но дети у них уже большие (прежде она завидовала немного). У Мака и Лоры сын-подросток, гений со справкой, чудной, неспособный адаптироваться в обществе, и пугающе сексуальная белокурая дочурка десяти лет. У Эйба с Джанин три девочки, восьми, девяти и одиннадцати лет, настолько схожие и обликом, и темпераментом, что их можно принять за тройняшек. Бедный Брэд даже в их именах вечно путается.
В день праздника братья с семьями прибыли первыми, за полчаса до назначенного часа, обе машины одна за другой припарковались перед домом, словно так и ехали вместе, хотя жили в противоположных сторонах. Сначала Битси рассердилась – она возилась с Джин-Хо, упаковывая ее в корейский костюмчик, кофемашину еще не включили, торт на стол не водрузили. А потом задумалась, нет ли у них на уме какого-то дела. Невестки с непривычным проворством спровадили детей в комнату с телевизором, и как только взрослые устроились в гостиной, Эйб (младший из братьев) стал выразительно поглядывать на старшего. Битси же не спешила им на помощь, на то у нее имелись некоторые смутные причины. Более того, когда Мак произнес: «Итак! Ну вот. Раз уж мы тут собрались…» – Битси почувствовала внезапное желание его отвлечь и быстро сказала:
– Знаете, что я делала сегодня утром?
Все уставились на нее.
– Слушала аудиозапись того дня, в аэропорту. Подумать только, целый год прошел. Я говорю в микрофон, торжественно объявляю: «Все собрались здесь, все принесли подарки. Вот Мак и Лора, Эйб и Джанин». (На самом деле тогда она имен не перечисляла, это сейчас пыталась поинтереснее все изобразить.) Голос у меня испуганный, дрожит. Что правда, то правда: я была напугана до смерти. Все спрашивала себя: а вдруг не сумею отогреть это дитя? Что, если… ну да, мы уже видели фотографию, уже знали, какая она красавица, но вдруг вживую она окажется неприятной, даже отталкивающей? Всякое бывает, сами знаете. Разумеется, в этом никто не признается. Посмотрите хотя бы на Сьюзен. Милая, конечно, и все же я частенько думаю: наверное, Язданы самую чуточку были разочарованы, когда увидели, насколько она заурядна. Желтая кожа, лысый лоб. Потом, само собой, они ее полюбили, и я не хочу сказать, что мы бы не полюбили такого ребенка, и все же… Ох, я в тот вечер была на грани срыва! Это и по голосу слышно. А потом я говорю: «О, вот она! О, какая красавица!» – и такой стук раздается, это, кажется, я уронила диктофон…
– А давай поставим эту запись сегодня на празднике! – воодушевился Брэд.
– Ну не знаю, боюсь, я почувствую себя дурой, если ее будут слушать другие люди.
– О, лапочка, почему же дурой? Это так мило.
– Битси! – решительно вступила Лора (она была директором школы и привыкла брать ответственность на себя). – Нужно поговорить о твоих родителях.
– О моих родителях?
Лора взглядом передала пас Маку. Тот выпрямился и произнес:
– Именно. О маме и папе. Наверное, не надо тебе объяснять, что маме становится все хуже.
– Уж конечно, не стоит объяснять это мне!