Это хороший ресторан. Люди в нарядной одежде. Свечи, хрусталь. Столовые приборы с дополнительными вилками и ножами для специальных блюд. Люди едят. Никто ни о чем не подозревает. Я пытаюсь запихать в рот половину бифштекса. Мясо истекает соленым соком и жиром, приправленным молотым перцем. Я убираю язык подальше, чтобы освободить больше места под мясо. Слюни и мясной сок уже стекают по подбородку. Люди, которые утверждают, что бифштекс с кровью — верная смерть, они не знают и половины всего. Денни нервно оглядывается по сторонам и цедит сквозь зубы: — Ты становишься жадным, дружище. — Он качает головой. — Обманом любви не получишь. За столиком рядом с нами — пожилая женатая пара с обручальными кольцами. Они едят и одновременно читают одинаковые программки — какой-то пьесы или концерта. Когда в бокале у женщины заканчивается вино, она сама доливает себе из бутылки. Мужу она не наливает. У мужа на руке — массивные золотые часы. Денни видит, что я наблюдаю за ними, и говорит: — Я им все расскажу. Клянусь. Он высматривает официантов, которые могут нас знать — знать, что я затеваю. Он злобно таращится на меня. Кусок бифштекса такой большой, что я не могу сомкнуть челюсти. Мои щеки надулись и оттопырились. Рот болит от напряжения, когда я пытаюсь жевать. Дышать приходится через нос. Официанты все в черных жилетах, через руку у каждого перекинуто ослепительно белое полотенце. Играет тихая музыка. Скрипка. Серебро и фарфор. Обычно мы не проворачиваем этот трюк в подобных местах, но рестораны уже кончаются. Сколько бы ни было в городе ресторанов, их число все равно ограничено, а мое представление — не из тех, которое можно повторять дважды в одном и том же месте. Я отпиваю глоток вина. За другим столиком рядом с нами — молодая пара. Они едят, держась за руки. Может быть, это будут они. Сегодня. За третьим столиком рядом — мужчина в костюме. Ест, глядя в пространство перед собой. Может, сегодня он станет героем. Я отпиваю еще вина и пытаюсь его проглотить, но во рту просто нет места. Бифштекс застревает в горле. Я уже не дышу. В следующую секунду ноги судорожно дергаются, и я сползаю со стула. Хватаюсь руками за горло. Я уже на ногах — смотрю на расписанный потолок. Глаза закатились. Нижняя челюсть вышла вперед. Денни подцепляет брокколи у меня с тарелки и говорит: — Дружище, ты переигрываешь. Может быть, это будет восемнадцатилетний помощник официанта или парень в вельветовых брюках и свитере с высоким воротом — для кого-то из этих людей я стану сокровищем. На всю оставшуюся жизнь. Люди уже начали вставать с мест. Может быть, эта женщина в корсаже. Может быть, этот мужчина в очках в тонкой оправе. В этом месяце я получил уже три открытки с днем рождения, хотя не прошло еще и половины месяца. В прошлом месяце было четыре открытки. В позапрошлом — шесть. Я даже не помню большинство из этих людей. Но они меня помнят, Боже их благослови. Мне нечем дышать, вены на шее вздулись. Лицо наливается кровью. На лбу выступает испарина. На спине на рубашке расплывается пятно пота. Я сжимаю шею руками — международный жест, означающий: я задыхаюсь. Некоторые из тех, от кого я получаю открытки, даже не говорят по-английски. В первые пару секунд все ждут, что кто-то другой ломанется вперед и станет героем. Денни берет у меня с тарелки оставшуюся половину бифштекса. По-прежнему сжимая руками горло, я пинаю его по ноге. Делаю вид, что пытаюсь сорвать галстук. Судорожно расстегиваю воротник. И Денни говорит: — Эй, мне же больно. Помощник официанта испуганно пятится. Он никакой не герой. Скрипач и распорядитель по винам уже мчатся ко мне, голова в голову. С другого конца зала ко мне пробивается женщина в черном коротком платье. Спешит на помощь. Мужчина сбрасывает смокинг и тоже несется ко мне. Где-то истошно кричит женщина. Обычно все происходит очень быстро. Минуту, две — максимум. Что не может не радовать: я спокойно могу не дышать около двух минут, но не больше. Если б я мог выбирать спасителя, из практических соображений я бы выбрал пожилого мужчину с золотыми часами — он наверняка заплатил бы по нашему счету. Но из личных симпатий я бы выбрал женщину в черном коротком платье — у нее роскошная грудь. Но даже если нам придется расплачиваться самим… для того, чтобы получить деньги, надо деньги сначала вложить. Денни невозмутимо жует мой бифштекс. Он говорит: — То, что ты делаешь… это так инфантильно. Я снова пинаю его по ноге. То, что я делаю: я возвращаю в людскую жизнь приключение. То, что я делаю: я даю людям возможность проявить героизм. Я их испытываю. Какая мама, такой и сыночек. Яблочко от яблони… То, что я делаю: я добываю деньги. Если кто-то спасет тебе жизнь, он будет любить тебя вечно. В Древнем Китае был даже закон: если кто-то спас тебе жизнь, он за тебя в ответе — навсегда. Как будто ты его родной сын. Или дочь. Эти люди будут писать мне всю жизнь. Присылать мне открытки на годовщину. Поздравления с днем рождения. Странно, что стольким людям приходит в голову одна и та же мысль. Как-то оно даже удручает. Они звонят тебе по телефону. Чтобы справиться о твоем здоровье и настроении. А то вдруг тебе сейчас необходима дружеская поддержка. Или материальная помощь. Не поймите меня неправильно. Я не трачу деньги на девочек по вызову. Мамино пребывание в больнице Святого Антония стоит около трех штук в месяц. Эти добрые самаритяне поддерживают меня, как могут. Я поддерживаю ее. Вот и все. Притворяясь слабым, ты получаешь власть над людьми. По сравнению с тобой они себя чувствуют сильными. Давая людям спасти себя, ты тем самым спасаешь их. Все, что нужно, — это быть слабым, ранимым и благодарным. Поэтому оставайся всегда неудачником. Людям необходимо, чтобы рядом был кто-то, кто ниже их — чтобы почувствовать свое превосходство. Поэтому оставайся всегда подавленным, униженным и оскорбленным. Людям необходимо, чтобы рядом был кто-то, кому можно послать чек на Рождество. Поэтому оставайся бедным. «Благотворительность» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум. Ты — доказательство их силы и мужества. Ты — доказательство, что они герои. Живое свидетельство их успеха. То, что я делаю, я делаю потому, что каждому хочется спасти чью-то жизнь на глазах у восторженной публики. Денни что-то рисует на белой скатерти кончиком ножа — план какой-то комнаты, карнизы и панели, сломанные фронтоны над каждой дверью, — продолжая при этом жевать. Потом подносит тарелку к губам и сгребает в рот остатки салата. Для того чтобы сделать трахеотомию, нужно найти впадинку прямо под кадыком и чуть выше перстневидного хряща. Острым ножом сделать полудюймовый горизонтальный надрез и засунуть в него палец, чтобы надрез приоткрылся. Вставить «трахейную трубку»: лучше всего — соломинку для питья или половинку перьевой ручки. Если я не могу быть великим врачом, который спас жизни сотен пациентов, я могу быть великим пациентом для сотен будущих врачей. Мужчина в смокинге уже совсем близко. У него в руках — нож и шариковая ручка. Твое удушье станет легендой для этих людей — историей, которую они будут рассказывать родственникам и знакомым до конца своих дней. Они будут считать, что спасли тебе жизнь. Может, ты станешь единственным добрым поступком, который потом, в смертный час, оправдает их существование на этой земле. Поэтому будь агрессивной жертвой, законченным неудачником. Профессиональным неудачником. Дай человеку почувствовать себя богом, и он ради тебя сиганет через горящий обруч. Мученичество святого Меня. Денни перекладывает к себе на тарелку гарнир с моей. Он продолжает есть. Распорядитель по винам. Женщина в черном коротком платье. Мужчина с массивными золотыми часами. Еще секунда — и кто-то обхватит меня сзади обеими руками. Крепко-крепко. Кто-то, пока еще незнакомый, надавит мне кулаками под ребра и выдохнет мне прямо в ухо: — Все будет в порядке. Он выдохнет тебе прямо в ухо: