Я продолжаю листать файлы, любопытствуя, как Брайар смогла позволить себе такую школу, как Холлоу Хайтс, учитывая происхождение ее родителей. У них едва были деньги. Но я быстро вникаю, узнав, что ее дядя — профессор Томас Рид. Я хмурюсь, когда появляется информация о судимости, и не одной, а целых трех. Я пробегаю языком по верхней губе. Я знал, что в ней есть что-то, что жаждет меня, а теперь понимаю, что это не я, а хаос, который приходит вместе со мной. Ей тоже нравится темнота. Она любит в ней прятаться. Оставаться в ней. Одно обвинение в нападении и избиении, которое впечатляет не только само по себе, но и в отношении парня, который пытался напасть на ее мать. Еще одно обвинение в вандализме, которое выглядит просто как какая-то шалость. И одно обвинение в мелкой краже. Значит, она и боец, и воровка. Как интересно. Интересно, за сколько ниточек пришлось потянуть Томасу, чтобы устроить преступницу в эту школу. Для того чтобы ваше заявление было хотя бы рассмотрено здесь, нужно было иметь тринадцать гребаных клубов и сумасшедший средний балл, сочетающийся с отличными результатами тестов. И все же она была здесь. Здесь, в Пондероза Спрингс, где ей не место. Брайар раскрыла свой миленький ротик, думая, что я буду просто сидеть и смотреть. Думая, что Истон Синклер поможет ей, пока я за ней охочусь. Когда она увидит, что он не сможет мне противостоять, во мне будет столько тестостерона, что я могу сгореть. Этот маленький засранец ничего не мог мне сделать с детского сада, есть некоторые вещи, которые папины деньги не могут скрыть. Я бросаю окурок сигареты на землю, угольки пляшут в воздухе. Я встаю во весь рост и поворачиваюсь лицом к витрине магазина. На моем лице отражается логотип с черепом, создавая эффект маски. Белый череп закрывает мои скулы и глаза. Я наклоняю голову вправо и влево, череп, кажется, движется вместе со мной. Жестокое представление того, кто я внутри. Мертвый. Пустой. Беспощадный. Вот только мне не нужна маска, чтобы быть кем-то из этих существ. Я просто есть. Брайар Лоуэлл может думать, что не боится меня, потому что я не дал ей повода для страха. Во всяком случае, пока. Глава 10 Брайар — Как ты нашла это место? — наивно шепчу я, качая головой от своего невежества. Не похоже, чтобы мертвые могли меня услышать, во всяком случае, я об этом не знаю. Когда Лира спросила, не хочу ли я увидеть что-нибудь крутое, я подумала, что она имеет в виду тайный ход в университетских коридорах. Что не удивило бы меня, я действительно намерена его найти. Это место слишком древнее, чтобы не иметь таких. Я не предполагала, что мне придется пройти, по меньшей мере, две мили по лесу за зданиями Ротшильда. Мы идем, углубляясь в приближающиеся деревья, которые раскачиваются и стонут. Над нашими головами клубится туман, оседая все ниже и ниже по мере того, как начинает садиться солнце. Растворяясь в неясном закате из сумрачных пурпурных и горьких оранжевых оттенков. Мы идем недалеко от побережья, я слышу, как волны разбиваются о камни неподалеку, и чувствую солоноватый запах, которым пропитан воздух. Он настолько сильный, что я почти чувствую его над насыщенным ароматом влажной земли и острой хвои. Только увидев прорастающие из мшистой земли надгробия, я начинаю по-настоящему беспокоиться. Здесь десять, может, двенадцать могил с обломанными и поврежденными надписями, которые настолько заросли листвой и грязью, что их едва можно разобрать. Но даже не это тревожит меня больше всего. — Больше всего в Орегоне мне нравится популяция жуков. Когда я была маленькой, мама разрешала мне играть в ее саду, и я всегда возвращалась с божьей коровкой или каким-нибудь насекомым. Я искала Scolopocryptops sexspinosus7 летом перед началом занятий в школе. Несмотря на то, что это несколько необычно, меня восхищает то, как много она знает о жуках. Лира настолько умна, что иногда это вызывает у меня зависть. То, как ее мозг впитывает факты и выплевывает их из памяти. Это удивительно впечатляюще, но она настолько не осознает этого, что не производит впечатления всезнайки. Просто девушка, которой нравится говорить о жутких ползучих тварях. Я хмурю брови, следуя за ней через губчатое болото. — По-английски, пожалуйста. Она хихикает: — Древесная сороконожка8. Мне нужна была одна, чтобы закончить мою коробку с образцами сороконожек, а они обычно встречаются в гниющей древесине или рядом с ней. Была сильная гроза, и я пошла искать поваленные деревья и обнаружила это место. — Она держит лямки своей сумки, глядя на возвышающееся здание перед нами. Оно серое, мрачное и выглядит так, будто, если я не буду острожной, может меня поглотить. На петлях висят ворота из тонкого сплава, и я вижу, как по ним скользят пауки, и от этого моя спина совершает очень странное дрожащее движение. — Это церковь или?.. — спрашиваю я, вместе с ней глядя на здание, с выражением неуверенности на лице. Лира, напротив, сияет, с воодушевлением дергая металлические ворота нетерпеливыми пальцами. — Это мавзолей. О, к черту это. Абсолютно, блядь, нет. Я не вижу ничего, кроме кромешной тьмы внутри, он даже не такой уж и большой, чтобы вместить тела, не говоря уже о куче тел. Строение чуть больше небольшого сарая или мастерской. Лира поворачивается ко мне, дразняще помахивая фонариком. — Давай, не будь слабачкой. Внутри прохладно. Затем она уходит, исчезая в темноте, с небольшим свечением, указывающим ей путь. Я остаюсь снаружи. Мой мозг пытается убедить меня в том, что это катастрофическая идея, но мое любопытство оказывается сильнее. Я смотрю вверх на зловещие облака, небо начинает чернеть, и я чувствую несколько прохладных капель дождя на своей коже. — Я об этом пожалею, — бормочу я себе под нос, набрасываю капюшон на голову и следую за своей странной подругой в поисках того, ради чего мы сюда пришли. Я достаю свой фонарик, освещая бетонные ступеньки, уходящие вниз. Я вздыхаю, первый шаг делаю осторожно, стараясь не упасть. На середине пути мой конверс за что-то цепляется, и я дергаюсь вперед. Я поспешно хватаюсь за стену и вздрагиваю, когда моя рука касается влажной поверхности. Успокоившись на мгновение и вытерев руку о джинсы, я продолжаю спускаться по ступенькам, пока не достигаю дна. Лира уже начинает включать масляные лампы — полагаю, она оставила их здесь после своих предыдущих визитов, — освещая помещение тусклым теплым светом. Запах ужасен. Здесь затхло, сыро, а запах гниющего дерева висит в воздухе, как смерть. Потолок гораздо выше, чем я ожидала, стены по обе стороны от меня усеяны склепами, некоторые из которых разбиты, и я не собиралась проверять, осталось ли там тело. Напротив меня к стене прислонен неоправданно большой крест, а в центре стоит прямоугольный гранитный стол, на который Лира положила все свои вещи. — Здесь я занимаюсь таксидермией. Здесь гораздо просторнее, и мне не нужно беспокоиться о том, что кто-то ворвется ко мне. Она кружится, раскинув руки, глядя на крышу, как будто это место — какая-то большая столовая, и, наверное, для Лиры так оно и есть. — Итак, почему жуки? — спрашиваю я, взяв деревянный ящик и переворачивая его, чтобы на него сесть. — А почему не жуки? — Туше. — Моя мама была биологом, она работала со змеями в своих медицинских исследованиях, поэтому странные животные были обычным явлением в моем доме. Наверное, поэтому я так хорошо отношусь к твоей домашней крысе, — подмигивает она, с помощью фонарика заглядывая в углы и под старые коробки. — Твоя мама все еще?.. — спрашиваю я, затягивая вопрос, надеясь, что не затронула щекотливую тему. Каждый раз, когда Лира говорит о ней, это всегда в прошедшем времени, и я предполагаю, что она умерла. — Нет. Мертва как гвоздь. Я слегка распахиваю глаза от ее грубых слов, но мне ли не знать, что люди по-разному справляются с потерей. — Она умерла, когда мне было семь лет. Меня отдали в приемную семью, и когда мне исполнилось восемнадцать, я получила полный доступ к своему наследству и страховым деньгам. Так что я решила, что уже провела здесь всю свою юность, могла бы и получить здесь образование. Я киваю, принимая всю эту новую информацию, мне нравится, что я узнаю ее лучше. У меня никогда раньше не было настоящего друга, и это начинало походить на дружбу, которая продлится до конца колледжа. Лира прыгает к жуку на полу, ее маленькие руки ловко подхватывают его на ладонь, пока он ползет по полу на своих шести лапках. Ее фонарик светит на экзоскелет, цвета насекомого почти переливаются насыщенной зеленью и блестящей синевой. — Драгоценный жук9, люди использовали их панцири для украшений во время религиозных церемоний. Теперь они стали предметом коллекционирования из-за своего цвета. Лира смотрит на симпатичного жука, ее глаза загораются от удивления и любопытства. Она берет прозрачную банку и засовывает его внутрь, после чего плотно закрывает крышку. — А что насчет тебя? Твоя мама умерла? Твой отец? Братья и сестры? Я заметила, что ты не часто говоришь о себе. Ты ведь не тайный советник-резидент? — шутит Лира, ее шутливый голос заставляет меня улыбаться. Меня никогда никто не спрашивал об этом. Всю мою жизнь никто не брал на себя смелость спрашивать меня о том, кто я, о моей жизни. Я мешкаю, пытаясь решить, хочу ли я рассказать всю правду о своих родителях, о том, что делал мой отец и в кого он меня превратил. Или я хочу солгать, потому что Лира никогда об этом не узнает. Она будет знать только то, что я ей скажу. Я могу превратить себя в кого угодно. — Моя мама все еще живет в Техасе, а отец в тюрьме штата с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, — вздыхаю я. — Я росла в одном и том же разбитом трейлере с самого рождения, и я единственный ребенок. Честно говоря, обо мне мало что можно сказать. — Твой отец сидит за что-то плохое? Например, убийство? Я качаю головой: — Нет. Он был карьерным вором. Карманник, грабежи, все такое. Однажды он решил, что сможет ограбить банк. И ошибся.