Я смеюсь и сажусь, скрестив ноги. Общество одиночек — партия из двух человек. Мне нравится, как это звучит. Иметь друга, быть частью чего-то. Я наклоняюсь и беру флаер, который дала мне Лиззи. Касаясь пальцами плотной бумаги, я снова и снова читаю слова. Когда я училась в средней школе, меня пригласили на День рождения с ночевкой. Ничего особенного, просто несколько девочек из моего класса английского языка. Я никогда раньше не была ни у кого в гостях и по глупости обрадовалась. Короче говоря, мое веселье закончилось после маникюра-педикюра, когда моего отца поймали при попытке ограбить банк. Это разнеслось по всему городу за считанные секунды, и я быстро превратилась из Брайар, тихой девочки на английском в Брайар Лоуэлл, мусорку из трейлерного парка, чей отец ворует, чтобы выжить. В тот вечер меня выгнали с вечеринки. И я больше никогда не говорила об этом. Но здесь все по-другому. Никто не узнает мою фамилию. Никто не знает, кто я. Я могу быть тем, кем хочу. Нет никаких ограничений. Мне больше не нужно быть криминальным вундеркиндом с запятнанной репутацией. Мне больше не нужно быть аутсайдером. Скрываться, чтобы я могла красть вещи, потому что здесь все уже оплачено. Не беспокоиться о том, что мне отключат свет или у меня не будет еды на столе. Я хочу такой жизни, в которой мне не нужно просто выживать. Той, которой я могла бы наслаждаться. И я знала, как ее начать. Глава 5 Брайар Ранее эта идея представлялась мне намного круче, чем сейчас. Весь вечер казался отличным планом: подготовка, дорога сюда, даже первые двадцать минут казались многообещающими. — Не могу поверить, что позволила тебе притащить меня сюда, — смеется Лира, пряча лицо за своим красным стаканчиком, в котором осталось столько же, сколько было с тех пор, как мы приехали. Мы стоим в отдалении на улице, наблюдая за людьми. Когда я ехала сюда, то думала, что стану социальной бабочкой. Мы бы с Лирой поболтаем с девочками о занятиях или с мальчиками, которые покажутся нам симпатичными. Может, я даже заговорю с парнем, которому дам свой номер телефона. Но это оказалось совсем не так. — Ладно, может быть, — я издаю звук «уф», когда кто-то пьяно врезается в меня, бормоча извинения, прежде чем продолжить свой путь. — Может, это был не самый лучший план. В свою защиту скажу, что я не думала, что вечеринка будет такой! Я смотрю на задний двор дома Джейсона, мы стоим на заднем дворике с кишащими людьми задним двором и бассейном. Это красивый бассейн, который вызывает во мне зависть пловца. Это единственный вид спорта, в котором я хороша, и даже в моей средней школе не было такого красивого бассейна. Ну, если не считать телесных жидкостей и мусора в данный момент. Ди-джей гремит музыкой из множества динамиков по всему дому, и, боже, задний двор еще не слишком переполнен. Людьми кишит каждый квадратный дюйм этого особняка, они высыпаются из гостиной, кухни и даже из верхних спален. Я наблюдаю сквозь дымку тумана и травки, как тела трутся друг о друга в такт ритму. — Я говорила тебе, что студенты Пондероза Спрингс ненормальные. Все, что они делают, им приходится делать в десять раз жестче, чем обычным подросткам. Это из-за денег. У них появляется комплекс, что они неприкасаемые, — кричит Лира, перекрывая музыку. Я практически притащила свою новую соседку в это место, твердя ей какую-то чушь о том, что тут мы попытаемся стать чем-то большим, чем призраки. Это первый курс колледжа, следующие четыре года должны стать лучшими в нашей жизни. Я думала, что вечеринка — идеальный способ дать этому толчок. Очевидно, у меня были правильные намерения, просто исполнение оказалось немного не таким. — Я предлагаю уйти и заглянуть в закусочную Тилли за жирными гамбургерами и картошкой фри, что скажешь? — предлагает Лира, видя, как нам обоим неловко. Я еще раз оглядываюсь по сторонам: парочки, группы и многие другие с языками в горле друг у друга. Наблюдаю за хитрыми сделками с таблетками в маленьких пластиковых пакетиках. Мои легкие горят от переработанного воздуха, хотя мы на улице, и мне хочется быть где угодно, только не здесь и сейчас. — Да, черт возьми… — начинаю я, но мой голос заглушается чьим-то именем. Мы с Лирой обе переводим взгляд на крышу, где стоит парень, одетый лишь в костюм Адама и шлем для лакросса. — Боже милостивый… — бормочет Лира, прикрывая глаза, когда он что-то бессвязно выкрикивает и бросается с крыши в бассейн. Окружающие теряют всякий остаток разума, кричат, смеются, полностью погружаясь в момент. — Если я больше никогда не приду на такой праздник, это будет слишком рано, — бормочу я, Лира кивает головой в знак согласия. Бросает свой напиток через плечо. — Мне нужно быстро сходить в туалет, потом мы сможем уйти. — Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? Я не знаю, доверяю ли я всем здесь, — кричит она, перекрывая хаос. — Да! Так мы не потеряем друг друга. Вместе мы пробираемся через двор к задней двери, мне в лицо ударяет жар, немного отталкивая. Внутри кромешная тьма, единственный источник света — серебристые стробоскопические лампочки, которые время от времени вспыхивают в комнате. Внутри тесно, люди теснятся невероятно близко друг к другу. Как вообще кто-то может получать от этого удовольствие? Я сжимаю влажной ладонью руку Лиры, пока она, как может, пробирается через людей. Кажется, что мы пробиваемся через всех, пока кто-то не вклинивается между нами. Моя рука выскальзывает из ее, мой напиток проливается на рубашку, и, что еще хуже, темнота такая, что я едва могу разглядеть чье-либо лицо. — Лира! — кричу я, прищурив глаза, пытаясь разглядеть ее волнистые каштановые волосы и футболку с узором. Мое дыхание учащается, во рту пересохло, и я облизываю губы, чтобы немного увлажнить их. Жаль, что у меня сейчас нет напитка, потому что мое горло похоже на Сахару. Я стараюсь сохранять спокойствие, не желая сходить с ума, и внезапно у меня появляется страх перед замкнутыми пространствами. Мои ноги несут меня вперед, я замечаю входную дверь и предполагаю, что Лира тоже пойдет туда, если мы потеряем друг друга. Только сначала мне нужно пройти через кучу людей. Музыка меняется, теперь это не бодрая хип-хоп песня со странным ремиксом, а пронзительный визг гитары в паре с неистовыми барабанами. Внезапный ледяной ветерок касается моего позвоночника, по коже пробегают нежелательные мурашки. Мои чувства обостряются. Кожу покалывает, дыхание становится глубже. Мои уши почти дергаются при каждом малейшем звуке. Мне знакомо это ощущение. Меня учили замечать это, даже когда другие люди не чувствуют тонкого ощущения слежки, я ощущаю. Как вор, ты всегда должен доверять своему чутью, знать правильное время для удара так же важно, как и сам навык. Поэтому я думаю, на самом деле знаю, что здесь кто-то наблюдает за мной. Быстро поворачиваюсь, проверяя, что происходит слева и справа от меня, все охвачены эйфорией, которую подарила им эта вечеринка. Кто-то выдувает облако дыма мне в лицо, заставляя меня закашляться, я машу рукой, чтобы убрать его из поля зрения. Я испуганно вздрагиваю, сердце уходит в пятки. В свете стробоскопа мелькают неясные очертания его лица. В одну секунду он там, а в следующую — темнота. Он предстает передо мной по частям, как пазл. Его широкие плечи обтягивает черная кожаная куртка, белая футболка плотно облегает грудь, натягиваясь на тугие мышцы. Идеальное тело пловца. Высокое, стройное, сужающееся к талии. Опустив одну руку вдоль тела, он подпирает ногой стену. Длинные ноги обтянуты темными потертыми джинсами — стандарт для парней из колледжа, за исключением висящей у него на поясе цепочки с бумажником, и это заставляет мои легкие пульсировать от адреналина. От меня до него не менее двадцати человек, они окружают его с двух сторон, но он все равно выделяется. Я не двигаюсь, продолжая собирать его по кусочкам. Мой рот начинает наполняться слюной, руки сильно потеют, а в животе что-то клокочет. Дым от его сигареты создает завесу тайны вокруг его лица, стробоскоп урывками освещает его. Я улавливаю выступающие вены на его властных руках, слишком большие пальцы, украшенные серебряными кольцами. Бессознательно вздрагиваю: на костяшках его пальцев запеклись следы крови. Недавно он кому-то набил ими лицо, и я не знаю, возбуждает меня это или пугает. Он защищался? Или просто жестокий по натуре? Мне очень интересно. Моя любопытная сущность хочет большего. Больше, чем то, что мне видно. Это было до тех пор, пока я не начала собирать воедино части его лица. Биение в моем животе замедляется, переползая между ног. Я напрягаюсь, резко прикусив язык. Суровый хмурый взгляд, украшающий его ангельское лицо, лишает меня воздуха. Как такой красивый человек может выглядеть таким жестоким, ума не приложу. Я всегда была хороша в математике, углах, точках и числах. Все в нем безупречно пропорциональное. Симметричное, резкое и интенсивное. Темные волосы цвета оникса. Темные глаза, похожие на кусочки лакрицы, достаточно сладкие, чтобы их съесть, и достаточно терпкие, чтобы вызвать тошноту. Это не тот случай, когда вы думаете, что кто-то смотрит на вас, но на самом деле он таращится куда-то в другое место. Его взгляд не оставляет сомнений. Он смотрит на меня. Но меня пугает оттенок его сердца. Такой ужасающий черный цвет окружает бьющийся у него в груди орган, бесконечно перерабатывающий кровь. Из-за этого я задумываюсь, если его разрезать, не будет ли его кровь багровой? Низ живота дрожит от ужаса и желания. В его внешности чувствуется манящее меня притяжение. Но я ощущаю идущие от него флюиды, как брошенный в тихий пруд камень. Он наполнен шумом, анархией, олицетворением насилия, и это задевает во мне аккорд, который давно не вырывался. Страх. Горячий страх, который кипит в моем горле, разъедает кожу и вызывает внезапную потребность бежать, далеко, далеко от него. В то время как мой мозг работает в режиме повышенной готовности, крича, что нужно уходить и уносить ноги. Мое тело реагирует совершенно иначе. Оно отказывается покинуть его пристальный взгляд. Внешняя часть меня замирает. Но внутри все гудит. Чувство, ожившее между ног, усиливается, потому что в неприятностях есть что-то такое, что я всегда любила. Когда свет стробоскопа на долю секунды меркнет, вновь осветив комнату, он уже не опирается на стену. Теперь он уже на несколько шагов ближе ко мне. В одну секунду он там, в другую — нет, только чтобы снова появиться еще на дюйм ближе ко мне. Он хищник, который ищет, чем бы поживиться. Что-то, во что он мог впиться зубами и разодрать на куски, разжигая свою потребность в охоте и утоляя голод.