Я обхватываю рукой запястье, впиваясь ногтями в мягкую плоть руки. Заставляю себя оставаться на месте. Мне нужно увидеть, что произойдет. Что он будет делать. Еще одна вспышка света, а затем я чувствую его в своем пространстве. Он очень близко ко мне. Всасывает весь мой кислород. Оглядывает мое тело. Еще один шаг вперед, еще один дюйм, и я смогу прикоснуться к нему. Почувствовать его запах. Ощутить его присутствие в десятикратном размере. Словно почувствовав это, он проводит языком по клыкам и опускает голову, напрягая челюсть. Его глаза манят меня, вызывая желание показать ему что-то… особенное. Он знает, что я нервничаю. Готов к тому, что я повернусь и побегу. Думаю, какая-то его часть хочет догнать меня, хочет, чтобы я попыталась убежать, чтобы волк в нем мог выследить меня. Темнота окутывает меня еще на секунду, я задерживаю дыхание, готовая столкнуться с последствиями своего решения. Готовясь к любым разрушениям, которые он хочет мне устроить, готовясь увидеть, как его лицо озарится чем-то вроде удивления от того, что я осталась на месте. На миллисекунду я чувствую запах чего-то пряного и теплого. Чувствую его близость, даже слышу, как его дыхание опаляет мое лицо. Я закрываю глаза, теряясь в секундах перед его атакой. — Брайар! Голос Лиры пробивается сквозь дымку, и я открываю глаза, понимая, что таинственный мужчина исчез, растворился в толпе, не сказав ни слова. — Эй, ты знаешь… — замолкаю я, зная, что Лира полна знаний о людях, которые здесь живут, но как мне объяснить, что это был за человек? Высокий? Горячий? Когда он смотрит на тебя, тебе кажется, что он может съесть тебя живьем? Она решит, что я сошла с ума. — Знаю кого? — кричит она, сводя в беспокойстве брови. Я еще раз оглядываюсь вокруг себя, пытаясь уловить хотя бы проблеск его кожаной куртки или серебряных колец. И разочаровываюсь. — Никто, это был никто. Пойдем, давай выбираться отсюда. Алистер — Ну, ты получил свою дозу, Алистер? Я не знал, что ты из тех, кто только наблюдает. Я все ждал, когда же ты набросишься, но ты подвел меня, приятель. Я был готов к шоу. Я спускаюсь по ступенькам парадного входа, прикуривая сигарету. Дым обжигает мою грудь, уничтожая все хорошее, что там осталось. — Не хватает действий, идеальный? Хочешь получить удовольствие, наблюдая за мной? Тебе стоит только попросить, Тэтч, и я тебе разрешу. Он пристально смотрит на меня. Медленно поднимает средний палец, рубиновый драгоценный камень с его фамильной печаткой отражается в ночи. — Подвинься, сладкий, — я открываю водительскую дверь, саркастически улыбаясь. — Это моя машина! — А ты водишь ее так, будто старик с катарактой. А теперь подвинься, блядь. Он скрежещет зубами, переваливаясь через среднюю консоль и перебираясь на пассажирское сиденье. Поправляет свой костюм-тройку. Я ненавижу эту машину. Ламборджини Хуракан один из лучших на рынке, в фирменном цвете Тэтчера. Темно-красном. Но даже я могу понять, что этой машиной нужно управлять правильно, и превышение скорости на десять километров — это не то. — Пристегнись, дорогой. Не хочу, чтобы ты поранился. Я чувствую на себе его пристальный взгляд, когда включаю передачу, агрессивно нажимаю на педаль газа, громко взвизгнув шинами. — Сломаешь — купишь новую, — фыркает Тэтчер, когда мы выезжаем с подъездной дорожки и направляемся по адресу, который нам прислал Рук. Правой рукой он держится за боковую ручку двери, это незаметно, большинство даже не увидит, как его и без того бледная рука становится еще бледнее, с силой хватаясь за ручку. Вот только я знаю, что единственное, с чем Тэтчер не может смириться, — отсутствие контроля. — Да? На какие деньги? Думаешь, я смогу выложить за это двести тысяч? — Не скромничай, Алистер. Мы все знаем, что у тебя денег больше, чем у Бога. Одно из преимуществ того, что твоя фамилия известна всему городу. Мои руки крепко сжимают руль. Мой внутренний зверь просыпается, он делает это всякий раз, когда заходит речь о деньгах моей семьи. И вообще о моей семье. — Это не мои деньги. Это их деньги. Тэтчер расслабляется в своем кресле, со вздохом кладет голову на подголовник. — Как скажешь, Али. Как скажешь. Поездка проходит быстро, эта машина с легкостью скользит по асфальту. Вскоре я поворачиваю машину на грязную подъездную дорожку. Старый шаткий почтовый ящик указывает на дом. Я вижу огонь еще до того, как мы подъезжаем к дому, оранжевое зарево между деревьями трещит и разгорается. — Я убью его, блядь, — со стоном произношу я, проводя рукой по волосам, от волнения у меня дрожат руки. Машина останавливается после того, как мы паркуемся в нескольких футах от пылающего трейлера. Я быстро выпрыгиваю из машины, видя нависшего над коленопреклоненным телом Сайласа с деревянной бейсбольной битой в руках. — Где ты, блядь, был? — приближаясь ко мне, шипит Рук, всем телом излучая гнев. — Да, почему мы так долго добирались сюда, Али? Ты ни на кого не отвлекался? — хитро спрашивает Тэтчер. У него есть склонность задавать вопросы, на которые он уже знает ответы. Они подстегивают его чудовищное эго. Я толкаю Рука в грудь, прежде чем он успевает подойти ко мне, и тычу в него пальцем: — Я сказал тебе ждать. Я же говорил тебе, что в худшем случае ты можешь поджечь его, но не раньше, чем я приду сюда. Анархист в нем отказывается отступать, не говоря уже о том, чтобы признать, что его поступок был безрассудным. Мне следовало бы лучше знать, чем позволить ему взять на себя инициативу в этом деле. Рук так же непредсказуем, как ревущее пламя позади нас. Я отвлекся. Это моя вина, что я не оказался здесь раньше. Отвлечения делают тебя слабым. Делают глупым, а я не такой. Сегодня вечером я позволил себе быть и тем, и другим. Обычно я не люблю вечеринки. Сегодня я пошел, потому что нам нужно было присмотреть за Нейтом. Дождаться, пока он уйдет. До этого ходил только тогда, когда у нас был план устроить хаос, напугать людей, подраться с кем-то, сжечь что-то, испортить всем веселье. Я никогда не хожу на настоящую вечеринку. Однако эта вечеринка в Холлоу Хайтс оказалась… интересной. Мне следовало сосредоточиться на поставленной задаче. Сейчас многое было поставлено на карту, но вместо этого я остановился, чтобы посмотреть на нее. На ту, которая не отводила взгляд от моих глаз, даже когда мое присутствие начало ее пугать. Ее ангельское личико светилось в темноте, отражаясь от стробоскопов. Я не мог как следует ее разглядеть, не знал, то ли ее волосы каштановые, то ли это тот тёмный оттенок блонда, к которому я, казалось, питал слабость. Не думаю, что это имеет значение. Внутри нее было что-то более интересное, чем ее внешность. То, как она не убегала от меня. Она не позволяла своему страху одолеть ее. Нет, ей было любопытно. Она позволила своему любопытству победить и хотела увидеть, что я буду делать. Мой член дернулся. Интересно, как далеко она позволит мне зайти, прежде чем запросит о пощаде. — Ты не босс мне, Колдуэлл. Если я хочу поджечь эту дыру, потому что считаю, что это лучший способ защитить нас, то я, блядь, так и сделаю. — Осторожнее, Рук, — предупреждаю его я. — Или что? Ты меня ударишь? — поднимает он бровь. — Давай, я уверен, что выдержу, — дразнит меня он. Но это не спарринг в моем подвале, как обычно, где я выпускаю свой гнев, а ему нужна боль. Я прямо сейчас оторву ему яйца и полу их на полку в моей гребаной спальне. — Дамы, у нас сейчас есть более насущные дела. Уберите свои члены, вы неадекватны по сравнению со мной, давайте пока сосредоточимся на том, чтобы не умереть или не попасть в тюрьму. Тэтчер хлопает нас по плечам, протискивается между нами и идет к Сайласу. Он знает, что это не повод для беспокойства, потому что это все равно, что братья спорят из-за последнего куска пирога. — Ты хотя бы замел следы? — спрашиваю я Рука, пока мы смотрим вслед Тэтчеру. Он бросает на меня косой взгляд. — Я не любитель. Сломал лампочку в духовке, включил ее на высокую температуру, прошло десять минут, прежде чем она взорвалась. Тем не менее, мы должны сделать это быстро, у него лаборатория в спальне, и я слышал, что мет легко воспламеняется. Черт побери. — Бей! — воет Тэтчер, как волк в полнолуние. Сайлас выпрямляется, как будто он бьется за титул чемпиона мира. Отклонив деревянную биту назад, он бьет ею, качнув бедрами и верхней частью тела. Грохот, сопровождаемый звуком, похожим на хрустящий рис, электризует ночь.