— А как вы запомнили, что было тепло? — На ней шикарный костюм был. Она пришла к Лельке, а я как раз уходить собрался, в прихожей и столкнулись. Вика была без плаща, в одном костюме, значит, тепло было. — Может быть, ее привезли на машине, потому она была без плаща? — Может быть, — Колобов неопределенно хмыкнул. — С этой шлюхой все может быть. — Вы назвали Еремину шлюхой. Вы не одобряли ее поведение? — Да мне-то какое дело? Лишь бы не мешала. — А Еремина вам мешала? — С чего вы взяли? — И все-таки, как вы лично относились к ней? Опять неопределенное хмыканье и пожимание плечами. Нет, Василий Колобов явно не был тем свидетелем, о каком можно только мечтать. Работал он продавцом в круглосуточном коммерческом киоске на Савеловском вокзале, сутки трудился — сутки отдыхал. — Скажите, Вика никогда не приходила к вам на вокзал? Вопрос этот Колобову явно не понравился. Ухмылка исчезла, он набычился и стал отвечать сквозь зубы. — А чего ей там делать? — Я не спрашиваю вас, что ей там было нужно, я спрашиваю, не видели ли вы когда-нибудь Викторию Еремину на Савеловском вокзале. И если видели, то когда, с кем она была, подходила ли к вашему киоску и что при этом говорила. Вопрос понятен? — Не было ее там. Ни разу не видел. — А вы никогда не приходили к ней на работу? — Зачем? Чего я там забыл? Я и знать не знаю, где она работала. И так без конца — «не знаю, не помню, не был, не видел…». — Когда вы узнали, что Еремина исчезла? — Лелька сказала… в конце октября, что ли. Вроде того. — Что конкретно она вам сказала? — Что Борька Вику разыскивает, она на работу не ходит и дома ее нет. — В тот период ваша жена никуда не уезжала из дома? В другой город или просто к подруге на несколько дней? — Вроде нет. — Вроде? Вы обычно бываете в курсе, где находится Ольга? — Обычно — нет. Меня сутками дома не бывает. Я через день работаю, так что… — А в те дни, когда вы не работаете? — Тоже дома не сижу. И Ольгу не проверяю. Главное — чтобы в доме было чисто и еда приготовлена. Остальное — не мое дело. — Она же ваша жена. Неужели вам безразлично, где она бывает и что делает? — Почему безразлично? — Вы, по-моему, сами так сказали. — А по-моему, я так не говорил. — Вы сами в конце октября никуда не уезжали? — Нет. — Все время работали через сутки? — Все время. * * * — Придется съездить на вокзал, поспрашивать у местной торговой публики об этом Колобове, — задумчиво сказала Настя. — Что-то он задергался, когда его спросили, не видел ли он Вику на вокзале. Один человек едет на Савеловский, другой — к Ольге Колобовой. Быстренько. * * * — Да сколько же можно! — жалобно причитала Колобова, прехорошенькая пухленькая блондинка с огромными серыми глазищами, пышным бюстом и изящными ногами. Пытаясь создать видимость тонкой талии и стройных бедер, она носила слишком узкие джинсы и слишком свободный пуловер. Даже разговаривая с представителями уголовного розыска, она не потрудилась вынуть изо рта жевательную резинку, из-за чего ее речь, и без того медленная, с тягучими гласными, казалась одновременно и детской, и жеманной. — Вы уже в который раз меня допрашиваете. — Я вас не допрашиваю. Мы просто побеседуем. Скажите, Ольга, почему вы бросили работу и сидите дома? — Вася настоял. Ему домработница нужна, а не жена. А мне так даже лучше дома быть, чем стены штукатурить. — И вам не скучно? — Не-а, не скучно. Наоборот, хорошо. У меня раньше никогда своего дома не было, сначала детдом, интернат, потом общага, зато теперь я целый день убираюсь, полы намываю, пыль протираю, ванну надраиваю. Готовлю тоже с удовольствием. — Для чего же так стараться, если муж работает через сутки, а в свободные дни тоже дома не сидит? — Для себя стараюсь. Я прямо балдею от этого. Вам не понять. — А готовите для кого? Тоже для себя? — Тоже. Хватит с меня детдомовской баланды. И потом, Василий любит гостей приводить, и всегда без предупреждения, прямо как будто нарочно делает. Если в доме накормить нечем — скандал. Так что я постоянно нахожусь в боевой готовности. — Бывает, что он приводит гостей, а вас нет дома? — Часто бывает. Я же не пришпиленная к этой хате, а он заранее не говорит, когда придет и с кем. — И как же тогда? Тоже скандал? — Не-а. — Комочек жевательной резинки, мелькнув между мелкими неровными зубками, перекочевал с одной стороны на другую. — Ему главное — чтобы чистота была и полный холодильник, разогреть он и сам может. Когда гости в доме, я ему вообще не нужна. Я у него вроде мебели. — И вам не обидно? — А чего обижаться-то? Я ж не по любви замуж выходила. Ваське домохозяйка нужна, а мне — квартира, чтобы своя, со своей кухней, со своей ванной. Пока я в общежитии стройтреста жила, у меня и надежд никаких не было на собственную хату. — Ваш муж никуда не уезжал в конце октября? — Нет, это точно. Он ни одного дня на работе не пропустил. — Откуда вы знаете? — Я езжу на вокзал, проверяю. — Что?! Просто поразительно, насколько эта жеманная пушистая белая кошечка была откровенна. Трудно было понять, то ли это неприкрытый цинизм, демонстративно не желающий рядиться в одежды благопристойности, то ли искренность дошедшей до отчаяния женщины, которая уже не может и не хочет лгать ни самой себе, ни другим. — Только вы ему не говорите, ладно? Он меня сразу прибьет, если узнает. Понимаете, он меня в этой квартире не прописал, так что, если он надумает разводиться, я опять в общежитие загремлю. У него в прошлом году любовь сделалась, ну прямо неземная какая-то, и я здорово испугалась, что он меня бросит и на этой девке женится. Он тогда мне все голову морочил, что в другой город за товаром едет, мол, послали его, а сам у нее торчал, а может, и ездил с ней куда-нибудь. Так вот с тех пор я его постоянно проверяю: на работе ли или опять свалил с бабой. Он мне, конечно, изменяет, не без того, но это — пусть, лишь бы не всерьез, лишь бы не выгнал. Так и живу теперь: он в восемь утра на работу, а через два часа я за ним, издали гляну — сидит в своем киоске, и домой возвращаюсь. Потом ближе к ночи еще разочек съезжу. Точно вам говорю, он за последние два месяца ни одного рабочего дня не пропустил. Даже когда его избили, и то денек всего отлежался, в свой выходной, а на другой день с битой рожей потащился торговать. Его понять можно, он же в этом киоске не хозяин, ему платят процент с того, что он наторгует. Пропустит день — меньше получит. — А как же с той женщиной? Вы говорили, он тогда целые дни пропускал, не работал. — Ну, у нее денег было много, она, видно, ему подбрасывала. Но вообще-то Васька жадный, за копейку удавится, потому-то я и насторожилась, когда узнала, что он на работу не ходит. Сразу поняла, что это не обычная шлюха, которых он каждый день меняет, а что-то другое. Шлюхам-то своим он и пачки сигарет не подарит. — Еще вопрос. Как получилось, что вы уволились из стройтреста, но остались прописанной в общежитии? Вас должны были сразу же выписать, разве нет?