— Я плачу, — выдавила Настя сквозь слезы. Нечеловеческое напряжение отпустило ее из своих цепких лап, и наступила реакция. — Ладно, поплачь. А потом одевайтесь и приезжайте. Здесь все обсудим. * * * Встреча Нового года в доме полковника Гордеева получилась грустной. Виктор Алексеевич с женой и Настя с Лешей выпили шампанского и вяло поковырялись вилками в тарелках с вкусной едой. Никто и не пытался делать вид, что все в порядке. Надежда Андреевна, имеющая тридцатилетний стаж жены сыщика, все понимала без слов и при первом же удобном случае поднялась из-за стола. — Вы уж отведите душу, поговорите, а мы с Алексеем пойдем фильм посмотрим. Мне сегодня принесли кассеты с какими-то Оскаровскими лауреатами. Настя подняла голову и встретилась глазами с Лешей. Лицо у него было напряженное. — Пусть Лешка останется, — попросила она Гордеева. — Он имеет право знать. Начинать разговор никто не решался. И Насте, и Виктору Алексеевичу было одинаково тяжело и муторно. — Дьяков и Фистин дали показания, — наконец произнес Гордеев. — Дьяков — пацан, всего-то и есть, что мускулатура. По эпизоду в квартире художника держится прежней версии: мол, ключи дал ему какой-то мужик и обещал заплатить, если он принесет из квартиры Карташова записку. Дальше все по схеме: не знаю, не помню, не видел. При таком раскладе ему и вменить-то нечего, если бы он хоть говорил то же самое, что и Карташову, мол, воровать пришел, можно было бы обвинить его в покушении на кражу с проникновением в жилище. А проникновение в жилище с целью поиска записки, не имеющей материальной ценности, — что с этим делать? Вячеслав Кузин, на квартире у которого обнаружили Надю, оказался владельцем машины, покрашенной точно в такие же цвета, как и автомобиль, сбивший Косаря, так что можно попробовать плясать от этой печки, чтобы раскрутить остальных. Фистин — тот покруче. Начал торговаться, обещал сдать нам какого-то всемогущего Арсена, который организовывал все убийства и похищение девочки. Это он пока своего друга Градова выгораживает. Вот сообщу ему, что Сергей Александрович покончил с собой, поглядим, чего он запоет. Никакого Арсена мы, конечно, не нашли. — Но ведь он есть, — полувопросительно сказала Настя. — Есть, конечно, — вздохнул Гордеев, — но ищи его свищи. Растаял, как призрак на рассвете. И телефона, по которому Фистин с ним связывался, не существует. Одна надежда на Ларцева. Если он выживет, то, может, что-нибудь расскажет. Например, зачем он пошел домой к стажеру? И почему они стреляли друг в друга? — Стажер был человеком Арсена, — твердо сказала Настя. — Теперь я уверена. Это он снял слепок с моих ключей, когда я вернулась из Италии и впервые заговорила о Бризаке. И он был у вдовы Косаря, забрал у нее записную книжку, а мне не отдал, потому что в ней были телефоны Бондаренко. Соврал, что потерял. — Ну и что? Чего Ларцев с ним не поделил? — Может быть, Ларцев узнал, что Олег — человек этого неуловимого Арсена, и думал, что он причастен к похищению Нади? — предположила она. — Может, и думал, — согласился Гордеев. — Но тогда почему не поговорил с ним, не попытался узнать, где девочка, а с ходу принялся стрелять? Мать Олега говорит, что они не обменялись ни словом. Есть еще вариант: Ларцев мог узнать, что именно Олег убил Морозова, поэтому пришел расправиться с ним как с предателем. Тут разговоры не нужны. И ведь что обидно: ребята наши всего на полминуты не успели, они уже с лестницы выстрелы слышали. — Не верю, — покачала головой Настя. — Прийти, чтобы убить на глазах у матери? Кто угодно, только не Володька. — И я не верю. Перед тем как ехать к Олегу, Ларцев побывал в обществе охотников и рыболовов. Вероятно, ему срочно нужен был адрес Мещеринова, а Олег ему, наверное, сказал, что мать у него — охотница, и живет он на Ленинском проспекте. Такой способ добывания адреса оказался проще и эффективнее, чем возвращаться на Петровку и ждать стажера или через центральное адресное бюро устанавливать адрес. Есть другие версии? — Пока нет. Но я буду думать. У меня какое-то нехорошее чувство, что всей правды мы в этой истории не узнаем никогда. А что случилось с Женей? — С Женей, Стасенька, история некрасивая вышла. У него в сумке оказался блокнот с записями по делу Ереминой. Оказывается, он вел расследование самостоятельно, а от тебя информацию утаивал, хотел, наверное, сам убийц найти. Ты — в дерьме, а он весь в белом. В этих его записях достаточно всего, чтобы привязать Фистина и его команду к убийству Вики, так что хоть за это ему спасибо. Но, видно, вчера произошло что-то такое, что сделало его крайне опасным для посредника. Что именно — мы теперь никогда не узнаем. Паше Жерехову он ничего не рассказал, все меня дожидался. Вот и дождался. Хоть и не говорят о покойных плохо, но дурак он. Нельзя правила игры нарушать, если играешь в команде. Это всегда плохо кончается. Заметь себе, его убили, даже не попытавшись выяснить, поделился ли он с кем-нибудь своим очередным открытием. Ты понимаешь, что это означает? — Это была воспитательная мера, направленная в том числе и против меня, — ответила Настя. — Мол, мы слов на ветер не бросаем, ты пообещала, что больше никто ничего предпринимать по убийству Ереминой не будет, и не выполнила. Вот тебе наглядный урок. Господи, какие же они чудовища, если способны убить человека только для того, чтобы кому-то что-то доказать! Морозова убил Олег? — По всей вероятности. По крайней мере, у стажера найден пистолет с глушителем, а экспертиза будет готова только после праздников. Боже мой, Боже мой, — Виктор Алексеевич покачал головой и устало оперся лбом о кулак, — неужели я совсем не гожусь для этой работы? В мальчишке-стажере врага не разглядел. Володьку упустил. Ведь своими же руками толкнул его прямо в пасть к зверю, а подстраховать как следует не сумел. Все надеялся на его профессионализм да на наружников. Если бы они его не потеряли, может, все по-другому обернулось бы. Не прощу себе до самой смерти. Не первый раз людей теряю, но так грубо я еще никогда не ошибался. — Не стоит так казниться, Виктор Алексеевич, — попыталась утешить его Настя. — Если бы у вас было достаточно помощников и после того, как Ларцева потеряли, вы могли бы послать людей в десять адресов одновременно, трагедию можно было бы предотвратить. А так… — Знаешь, о чем я сейчас подумал? — вдруг оживился Гордеев. — Почему Олег, все время мешавший нам установить истину, вдруг рассказывает мне всю правду о Никифорчуке? — И почему же? — Да потому, что мы с тобой играли вслепую, а гол все-таки забили. Мы поссорили Градова с посредником, и тот перестал ему помогать. Ты думаешь, мы случайно два месяца топтались на месте, а потом в течение суток всех переловили? Посредник устранился от дела, и вот результат. Мы поссорили посредника с Фистиным, и благодаря этому спасли девочку, хотя и руками дяди Коли. — Получается, Виктор Алексеевич, что мы с вами такие же манипуляторы-кукольники, как этот посредник. Так чем мы лучше его? — Больной вопрос, Стасенька. Как ни трудно в этом признаться, но в нашей работе невозможно сохранить моральную чистоту. Надо смотреть правде в глаза, потому что идеалистические сказочки хороши только для дураков. А мы с тобой не дураки. Мафия, конечно, бессмертна, но ведь и толковые сыщики пока не перевелись. И не переведутся. Может, в этом есть какой-то социально-биологический закон, а? Рассуди нас, Алексей, ты как-никак профессор. — С точки зрения естественного отбора, мафия будет матереть, а сыщики — крепнуть, слабейшие погибнут, сильнейшие выживут, — ответил Леша Чистяков очень серьезно. — А с точки зрения математики, вы всегда будете существовать параллельно. И никогда не пересечетесь. Никогда. Они вас не сломают. Но и вы их не задавите. — Ну спасибо, обрадовал, — невесело усмехнулся Гордеев. * * * Тамара Сергеевна Рачкова отрезала аппетитный ломоть запеченной со специями вырезки и положила на тарелку мужу. — Спасибо, мамочка, — поблагодарил тот и поднял бокал с вином. — Давай выпьем с тобой за Новый год, пусть он будет таким же хорошим, как и предыдущий. Мы с тобой уже старенькие, многого от жизни не хотим, дал бы Бог здоровья да тихих радостей. Верно? — Верно, папочка, — согласилась Тамара Сергеевна. — Давай — за Новый год и за нас с тобой. Все-таки сорок лет вместе, не шутка. Ты хоть и сумасшедший филателист, но я тебя все равно люблю. — И я тебя люблю, — улыбнулся Арсен и маленькими глоточками осушил бокал.