— Я уже еду. — Пряник разбился, — гробовым тоном произнес Крачкин. И умолк. — Какой Пряник? — Молчание. — Ты что, пьяный? — попробовал пошутить Зайцев. Но от молчания в трубке веяло чем‑то настоящим. — Поезжай прямо на Семеновский ипподром, — быстро выдавил Крачкин. Разъединили. — Все в порядке? — вежливо спросила товарищ Кошкина, застегивая петли своей чудовищной куртки. * * * Крачкин не только был совершенно трезв, но даже не шутил. Все лицо его, вся фигура словно подобрались и сжались. Он был расстроен. Видно было даже издалека, едва Зайцев спрыгнул с трамвая у бывшего Семеновского плаца. Там еще до революции разбили ипподром: поставили павильон, сколотили трибуны, насыпали беговые дорожки. А еще раньше — вешали людей. Политических преступников. Крачкин поджидал у входа. Махнул рукой. Зайцев подошел. В несколько мгновений он перелистнул свою память, как перелистывают одним движением книгу — фр‑р‑р‑р. Но не припомнил никого по кличке Пряник. Ни вора, ни притонщика, ни бандита, ни беспризорника, ни морфиниста, ни скупщика краденого, ни мелкого жулика. Ни жучка‑букмейкера. На ипподроме играли — по‑крупному, по‑мелкому и совсем уж микроскопически деля одну рублевую ставку на двоих. Ставили официально — в кассах. И неофициально — у тут же вертевшихся жучков. Эту компанию Зайцев не знал. Здесь облапошивали, да, но не убивали, потому вторая бригада этой публикой не занималась. — А нас‑то почему вызвали? — Хоть «здрасьте» бы сказал. — Здравствуй, Крачкин. — Ты подумай, — пробормотал Крачкин, пропуская его вперед. И огорченно покачал головой. На полу пустых трибун сквозняк гонял бумажную поземку. Смятые, разорванные билетики битых ставок валялись повсюду. Зайцев пнул ногой бумажные хлопья. — Играют, — подтвердил Крачкин. Казино в городе позакрывали совсем недавно, вместе с нэпмановскими ресторанами и прочими злачными частными лавочками. Но азарт за пару лет из граждан выветриться не успел. Ипподром, вернее его тотализатор, остался единственным в Ленинграде местом, где всякий, не только оперный Герман, мог убедиться, что наша жизнь игра и сегодня ты, а завтра я. Маячила фигура милиционера в форме, выставленного на всякий случай. Зайцев уже видел свернутый остов коляски, беспомощно задравшей два искалеченных колеса. Наездник в полосатой куртке лежал лицом вниз. Его можно было принять за брошенный с большой высоты манекен. Руки врозь, ноги носками наружу. На лицо осела пыль, моментально свалявшаяся в крови. Бахнула магниевая вспышка рядом, запечатлевая положение тела. Но Зайцев уже и так впитал все детали. Он замедлил шаг. Хотел присесть рядом с телом. Но Крачкин вдруг толкнул его: дальше, мимо. Там уже стояли все. Зайцев удивленно повиновался. Подошел. Люди расступились, впустили его. Крачкин присел к плоской горе, накрытой простыней. Скорбно и бережно отвел край полотна. — Какая потеря, — покачал он головой. — Какая удивительная лошадь. Зайцев увидел острые уши, разметавшуюся гриву на мощной шее в потеках высохшего пота, огромные ноздри на лепной голове. Медно‑коричневый блеск шкуры, наконец, осветил в его памяти нужный факт. Перед ним лежал легендарный рысак по кличке Пряник — данной, как легко догадаться, за масть. Резкий угол, под которым была повернута голова, говорил, что шея лошади сломана. Зайцев нахмурился. — Какая потеря, — повторил Крачкин. Зайцев оставил Крачкина покачивать головой, а других в последний раз глядеть на знаменитого жеребца‑рекордсмена. И вернулся к трупу наездника. Милиционер, поставленный для острастки зевак, двинул по забору кулаком. Помогло на несколько секунд, и к щелям снова прилипли глаза. Несчастья всегда привлекают толпу. Ворота ипподрома уже впустили санитарную машину, та описала дугу по пустой беговой дорожке. Санитары выгрузили носилки. Терпеливо дожидались разрешения забрать тело в морг. Самойлов неприязненно глянул на Зайцева и снова уставился на разбитую куклу в полосатой куртке. Показал пальцем на смятые восьмеркой колеса поодаль. — Вылетел из коляски. Ударился о борт. Хрясь — и тю‑тю. — Несчастный случай на производстве? — пробормотал Зайцев. — Он. Лошадь то ли споткнулась, то ли ногу подвернула. Короче, полетела через голову на полном скаку. Коляска штопором. Вылетел из нее только так. Не повезло человеку. — Свидетели? — Полный ипподром. — М‑да. Бедняга. — Коня жалко. Зайцев рассердился: дался им всем этот конь. — Лошадь, Самойлов, животное, конечно, симпатичное. Четыре ноги, пятый — хвост. Только какого черта нас сюда выдернули? Несчастный случай. И, как всегда, в панике звонят в уголовный розыск. Хотя достаточно «Скорой». — Он не мог споткнуться! Он просто не мог! Зайцев и Самойлов обернулись одновременно. К ним спешил толстенький невысокий пожилой человек с круглой седой бородкой. От бега из кармана выскользнуло пенсне, болталось на шнурке, хлопая по серому кривому пиджачишке. Видно, служащий ипподрома. — Пряник не мог споткнуться, — запыхавшись выпалил толстяк. — Не такая это лошадь! — Мог не мог. А споткнулся, — буркнул Самойлов. — Вы, товарищ, кто? — Вы из уголовного розыска, верно? Все верно? Потому что это я вас вызвал! Самойлов рассердился. — И напрасно сделали, гражданин. За ложный вызов, между прочим, мы вас самого привлечь можем. Несчастный случай, а вы нас от дел отрываете. — Он не ложный! Не несчастный! Не споткнулся! При таком правильном длинном беге, как у Пряника, это исключено. — Со всеми бывает, — буркнул Самойлов. — Убийство! Среди белого дня — убийство! — Погодите. Вы кто? — прервал его Зайцев. — Я Бутович. С таким видом, будто все его знают. — Очень хорошо. — Самойлов сделал знак милиционеру, гонявшему зевак. Мол, прибери, твой кадр. — Имя‑отчество у вас есть, товарищ Бутович? — Бутович. Яков Иванович. — Товарищ, мы запишем имя и фамилию, — примирительно ответил Зайцев. И даже показал блокнот. — Гражданин, отойдемте. — Милиционер потянул его за локоть. — Вы должны меня выслушать! — Гражданин Бутович, очевидно, почувствовал в Зайцеве поддержку и теперь не сводил с него черных горячих глаз. — Тело Пряника должен немедленно осмотреть ветеринар! Судебный эксперт! Уверяю вас! Надо взять анализы! Обмерить! Его нужно сфотографировать, пока не поздно! — Зачем? — искренне удивился Зайцев. — Как? — вскинул брови Бутович. — Это же шедевр! Терпение у Самойлова лопнуло. — Вы дворник? Техник? Кассир? Работник ипподрома? Нет? Проводите гражданина за территорию. Свидетельские показания снимем в свою очередь. Если понадобится.