Кейт швырнула куртку на стул в прихожей и вошла в гостиную. Белочка с невинным видом сидела на диване — игривые золотистые кудряшки, легкая не по сезону маечка с открытыми плечами. Рядом расположился соседский мальчишка из семейства Минцев. Что-то новенькое. Эдвард Минц был на несколько лет старше Белочки — юноша нездорового вида с рыжеватой всклокоченной растительностью на подбородке, смахивающей на лишайник. Школу он окончил в позапрошлом июне, но в колледж не поступил. Его мать винила во всем "японскую болезнь". "Что за болезнь такая?" — спросила Кейт, на что миссис Минц ответила: "Это когда молодые люди запираются в своих комнатах и отказываются жить нормальной жизнью". Только Эдвард вовсе не ограничивал себя своей комнатой, напротив, расположился на застекленной веранде, выходившей аккурат на гостиную семейства Баттиста. Там он просиживал дни и ночи напролет в шезлонге, обхватив колени руками и покуривая подозрительно короткие сигаретки. Что ж, по крайней мере, никакой романтикой тут и не пахнет. (Белочка питала слабость к футболистам.) Тем не менее правила есть правила, поэтому Кейт объявила: — Белочка, ты же знаешь правило: в отсутствие взрослых никаких гостей! — Какие гости?! — возмутилась Белочка, сделав большие и удивленные глаза. Она подняла блокнот, лежавший у нее на коленях. — У меня урок испанского! — Неужели? — Помнишь, я спрашивала у папы? Сеньора Макгилликадди сказала, что мне нужен репетитор? И я спросила у папы, а он ответил: "Ладно"? — Да, но… — начала Кейт. Вряд ли отец понимал, что речь идет о соседе-укурыше. Однако вслух Кейт ничего не сказала — дипломатичность! Вместо этого она обратилась к Эдварду: — Ты отлично владеешь испанским, Эдвард? — Да, мэм, проходил его целых пять семестров. — Было неясно, то ли он умничал, то ли назвал ее "мэм" на полном серьезе. В любом случае Кейт стало неприятно, она вовсе не такая старая. — Иногда я даже думаю по-испански. Белочка хихикнула. Так она реагировала буквально на все. — Он уже меня многому научил? — воскликнула она. Превращать утвердительные предложения в вопросительные было второй несносной привычкой Белочки. Иногда Кейт подтрунивала над ней, делая вид, что действительно воспринимает их как вопросы. — Я ведь рядом не сидела, откуда мне знать? — Что? — не понял Эдвард. — Не обращай на нее внимания? — велела Белочка. — В каждом семестре я получал пять или пять с минусом, — поведал Эдвард, — кроме последнего года, но я не виноват. Это все из-за стресса. — Ясно, — сказала Кейт. — Тем не менее Белочке нельзя приглашать молодых людей, когда взрослых нет дома. — Эй, это просто унизительно! — возмутилась Белочка. — Не везет так не везет, — откликнулась Кейт. — Продолжайте, я буду неподалеку. И она вышла из гостиной. Позади раздался шепот Белочки: — Уно суко! — Уна сука-а, — назидательно поправил ее Эдвард. И оба сдавленно захихикали. Белочка вовсе не была такой уж лапочкой, как могло показаться на первый взгляд. Совершенно непонятно, почему Белочка вообще появилась на свет. Мать девочек — хрупкая, неброская розово-золотистая блондинка с лучистыми, как и у Белочки, глазами — провела первые четырнадцать лет брака в "домах отдыха", как их тогда называли. И вдруг родилась Белочка. Удивительно, что родителям вообще пришла в голову идея завести второго ребенка. Возможно, они и не планировали, и Белочка — дитя беспечной страсти. Впрочем, это еще менее вероятно. Так или иначе, при второй беременности у Теи Баттиста обнаружился порок сердца, либо же беременность стала его причиной, и женщина умерла, не прожив и года. Для Кейт мало что изменилось — мать присутствовала в ее жизни чисто номинально. А Белочка ее даже не помнила, хотя некоторые жесты матери она скопировала с пугающей точностью — например, так же притворно-застенчиво подпирала подбородок рукой, или задумчиво покусывала указательный палец. Будто она успела изучить мать, еще находясь в утробе. Тетушка Тельма, сестра Теи, говаривала: "Ах, Белочка, при виде тебя у меня слезы на глаза наворачиваются! Ты просто копия твоей бедной мамочки!" Кейт, напротив, ничуть не походила на мать. Она была смуглая, крепкая и немного нескладная. Ей бы и в голову не пришло манерно грызть пальчик, и вряд ли кто назвал бы ее лапочкой. Кейт была уна сука. * * * — Кэтрин, дорогая моя! Кейт пораженно отпрянула от плиты. В дверном проеме стоял отец, сияя улыбкой. — Как прошел день? — спросил он. — Нормально. — Все хорошо? — Более или менее. — Превосходно! — Он так и маячил в дверях. Как правило, отец возвращался из лаборатории подавленный, весь в мыслях о проекте. Похоже, сегодня ему удалось продвинуться в своих исследованиях. — На работу пешком ходила? — Да, конечно. Кейт всегда ходила пешком, если погода не была совсем ненастной. — А потом славно прогулялась до дому? — Угу. Кстати, по пути столкнулась с твоим лаборантом. — Неужели? — Угу. — Чудесно! И как у него дела? — В каком смысле? — не поняла Кейт. — Разве вы не виделись сегодня? — Ну, то есть о чем вы разговаривали? Она долго не могла вспомнить. — Вроде о волосах. — Вот как. — Отец долго улыбался, потом, наконец, спросил: — О чем еще? — Собственно, ни о чем. Она снова повернулась к плите. Кейт подогревала питательную смесь, которую они всегда ели на ужин. Так называемое мясное пюре по большей части состояло из фасоли, зелени и картофеля, еще она добавляла немного тушеной говядины и перетирала все в сероватую кашицу. Блюдо готовилось по субботам на всю неделю. Отец сам его изобрел. Он недоумевал, почему все люди не питаются так же, — там присутствовали необходимые питательные вещества и не приходилось тратить время на готовку. — Отец, — начала Кейт, убавив газ, — ты знаешь, что Белочка наняла в качестве репетитора по испанскому Эдварда Минца? — Что за Эдвард Минц? — Эдвард из соседнего дома. Сегодня я вернулась с работы, а он сидел у нас в гостиной. Между прочим, это против правил. К тому же мы понятия не имеем, насколько он хорош в качестве репетитора. Я даже не знаю, во что нам обойдутся его услуги. Белочка тебе ничего не говорила? — Ну, вроде бы да… Помню, она сказала, что с испанским у нее неважно. — Да, и ты велел нанять репетитора. Она не стала обращаться в агентство, через которое мы нанимали учителей по математике и по английскому, а почему-то выбрала мальчишку из соседнего дома! — Вероятно, у нее была на то причина, — пробормотал отец. — С чего ты взял?! Кейт постучала ложкой по краю кастрюли, чтобы сбросить налипшую серую массу. Поразительно, до чего отец порой бывал некомпетентен в бытовых вопросах. Он жил словно в вакууме. Экономка утверждала, что он слишком умен. — Доктор занят очень важными проблемами, — говаривала она. — К примеру, ищет способ победить болезни во всем мире. — Разве он не может заниматься и нами тоже? — недоумевала Кейт. — Мыши для него важнее родных детей! Совсем он о нас не заботится! — Ну что ты, голубушка! Просто он не умеет показывать свою заботу. Представь, что он не знает языка или прибыл с другой планеты… Поверь, он о вас заботится. Экономке наверняка понравилось бы Хорошее Правило миссис Дарлинг. — Вчера мы говорили о Пиотре, — начал отец, — и мне кажется, ты не понимаешь всю серьезность ситуации. Визу ему выдали на три года. Прошло уже два года и десять месяцев. — Надо же! — удивилась Кейт. Она выключила газ и взяла кастрюлю обеими руками. — Позволь пройти. Отец попятился. Кейт прошла мимо него в столовую и водрузила ужин на подставку, всегда находившуюся в центре стола. Хотя столовая была обставлена красивой, элегантной мебелью, доставшейся от предков Теи, после ее смерти комната приняла довольно непрезентабельный вид. Полка серванта была завалена пузырьками с витаминами, почтовой корреспонденцией и всевозможными канцелярскими принадлежностями. На дальнем краю обеденного стола возвышаются стопка чеков, калькулятор, домовая книга и бланки декларации на подоходный налог. Заполнять их всегда приходилось Кейт, и она виновато посмотрела на отца, следовавшего за ней по пятам. (Последний день уплаты неумолимо приближался.) Однако доктор Баттиста был поглощен совсем другими мыслями. — Видишь ли, в чем загвоздка… — продолжил он, идя за Кейт обратно на кухню. Она достала из холодильника коробку с молоком.