Он подошел к окну. Музыка на улице Яффо смолкла. Виктор быстро повернулся, напрягшийся, точно зверь перед прыжком. – Это величайшая история со времен Библии. Чтобы спасти наш народ, мы переправили его через море. И сейчас, спустя всего три года после Катастрофы, снова все поставлено на карту. Сегодня люди танцуют. Но завтра начнется ад. У арабов больше солдат. И британское оружие. Если они победят, наша мечта бесследно растворится в море истории. Не будет никакого еврейского народа. Ты этого хочешь? Слова не произвели на Ясмину никакого впечатления: – Не растрачивай зря свой пафос, я сама в этом участвую. И знаю, кто ты на самом деле, Авигдор. Тебя всегда больше интересовали женщины, чем твой народ. – Меня чуть не убили нацисты! – С тех пор как ты исчез, Виктор, я повидала всё. Тех, кто выжил, и побывал в лагере, и попавших на корабль. Там были настоящие герои, а были и те, кто бросил близких ради спасения собственной шкуры. – Неужели ты думаешь, будто я думал только о себе? Думаешь, мир вращается вокруг тебя одной? Ты знаешь, сколько человек я переправил? Мужчин, женщин, детей? – А как же твой собственный ребенок? Ты хоть знаешь, как ее зовут? Морис почувствовал, что эти двое вот-вот вцепятся друг в друга. Он жестом попросил Ясмину успокоиться. – Ты должен был рассказать правду своей семье, – сказал он Виктору. – Ясмина чуть не покончила с собой, узнав, что ты утонул. Виктор молчал. Морис подумал, что сейчас он, вероятно, жалеет о своем молчании. И мог бы попросить у нее прощения. По крайней мере, за это. Но Виктор по-прежнему молчал. А Ясмина и не ждала от него извинений, сидела, скрестив руки на груди. Диктор по радио сыпал цифрами – численность египетских войск, количество танков, которые пересекли границу на юге. Виктор приблизился к Ясмине. Остановился перед ней, почти вплотную, почти касаясь ее, затем беспокойно зашагал по комнате, точно тигр в клетке. – Я дал тебе шанс забыть меня. Избавиться от позора. Чтобы начать все заново. – Виктор, ты ничего не понимаешь. Я не прошу тебя вернуться. Ты мне не нужен. Нашему ребенку ты не нужен. Он был готов к ее оскорблениям, но не к холодности. – Чего же ты хочешь? – Я хочу никогда больше тебя не видеть. Она взяла со стола винтовку и резко сунула ему. Он взял оружие, посмотрел на Мориса, кивнул и вышел из кухни. По радио играла «Атиква». В дверях он обернулся: – Берегите себя. Ясмина бесстрастно ждала, пока Виктор тихо закроет за собой дверь квартиры. Морис молча смотрел на нее. – Надеюсь, он умрет, – произнесла она и принялась мыть посуду. * * * Назавтра в порту они разгружали доставленные ящики с боеприпасами. Сотни солдат паковали рюкзаки и забирались в кузовы грузовиков. Все делалось быстро, но с необычайно спокойной, почти торжественной решимостью. Каждый понимал, что на кону сейчас всё, и каждый был готов пожертвовать всем. Над горой Кармель поднималось солнце. Морис прошелся по набережной и в стороне от суеты наткнулся на Виктора – наверное, тому хотелось напоследок побыть в одиночестве. Он удивился, увидев Мориса. Должно быть, Виктор пил накануне – глаза красные, опухшие. У Мориса кольнуло в сердце, когда он увидел Виктора таким несчастным. – Не очень-то хорошее вышло вчера прощание, – еле слышно произнес Морис. Виктор выбросил сигарету и закинул на спину рюкзак. Морис схватил его за руку: – Подожди. – Чего тебе? – Кто-нибудь, кроме тебя, знает, кто я? Виктор саркастически ухмыльнулся, будто прочел его мысли. – Хочешь знать, что они сделают с тобой, если я не вернусь? – Мне нужно понимать, есть ли у меня здесь будущее. Это ведь и моя страна. – У тебя есть жена, ребенок, крыша над головой. Что еще тебе нужно? – Ави! – позвал его командир. Виктор помахал ему рукой и достал из кармана несколько смятых банкнот: – Малышке что-нибудь нужно? Одежда, игрушки, тетради? По взгляду Мориса он понял, что прозвучало это оскорбительно. Виктор сунул деньги обратно. – Она говорит на иврите? – Она быстро учится. – Вы должны были назвать ее Яэль. Оба замолчали. – Прощай, Морис. – Виктор. Кто еще знает обо мне? – Послушай, друг мой. Вернусь я или нет – не говори малышке, кто я, ладно? Она узнает и станет расспрашивать, а Ясмина сделает все, чтобы она меня возненавидела. Понимаешь? Морис кивнул: – Обещаю. Виктор обнял его. И, прежде чем отпустить, тихо прошептал в ухо: – А если тронешь хоть один волосок на голове моего ребенка, я убью тебя. Морис вздрогнул. Виктор ухмыльнулся и похлопал его по спине: – Эх, немцы. Юмор не по вашей части. И быстро направился к своему отряду, запрыгнул в подъехавший грузовик. Он больше не обернулся, и Морис остался один в клубах выхлопных газов. – Синьор Сарфати? Голос за спиной прервал мысли Мориса. Акцент греческий. Повернувшись, он увидел невысокого коренастого мужчину с седыми волосами и темными глазами. – Шалом! Я – Джеки. – Он протянул Морису натруженную руку так, словно они были давно знакомы. – Ави сказал, ты теперь работаешь на нас. * * * Вечером первого дня войны, когда заканчивался шаббат, Морис принес домой большой пакет. – У меня есть работа. Настоящая, с контрактом и ежемесячной зарплатой. Потом раскрыл пакет и поставил на стол банки с солониной, шоколад и сухари: – Это гостинцы от короля Георга. Жоэль сначала подумала, что он говорит про вчерашнего солдата. Нет, ответил Морис и объяснил, что король Георг – это король Англии. Его солдаты забыли кое-что в порту, где Морис теперь работает. Жоэль хотелось узнать, был ли дядя Виктор тоже солдатом короля Георга, но она быстро поняла, что лучше о нем не говорить, потому что это не нравится Ясмине. «Дядя Виктор сражается за нас» – вот и все, что ей сказали. Слова эти озадачили ее, ведь если он один из нас, то почему к нему относятся так, словно он – чужой? – Ты тоже будешь воевать, папá? – Нет, – ответил Морис. Она не задала вопрос, который позже, уже будучи взрослой, услышит от многих детей: почему ее народ вообще стал воевать? Жоэль родилась во время войны и выросла среди военных историй, так что война была для нее чем-то обычным. Немцы, арабы и король Георг – все сговорились против евреев. Воевать – значит жить. Кто не сражается – тот умрет. Улица Яффо представлялась Жоэль кораблем, на котором они приплыли, маленький островок в страшном море. Хрупкий и прекрасный.