Часть 27 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да вот, сам Вальтер Ульбрихт выступает, – ответила женщина. – Говорит о Берлинской стене. Объясняет ситуацию. Но ведь ничего отсюда не слышно! И не пробьешься поближе! Такая досада!
Моника кинула беглый взгляд на Еремина и Терко и кивнула головой. Те кивнули ей в ответ – дескать, поняли, Вальтер Ульбрихт здесь, он жив, а значит, выполняем пункт второй операции. То есть пробираемся к самой трибуне. Еремин подал знак рукой и буквально ввинтился в толпу. Остальные повторили его маневр.
Пробираться сквозь толпу – это целое искусство. Еремин и Терко вполне им владели. Похоже, что и остальные члены команды – тоже. Даже – Моника, несмотря на то что была с виду хрупкой девушкой.
Через самое короткое время все уже были у импровизированной трибуны – именно на ней был сейчас Вальтер Ульбрихт. В содержание его речи никто из команды не вслушивался – было не до этого. Расположившись вокруг трибуны, советские и восточногерманские спецназовцы принялись зорко оглядываться по сторонам, оценивая обстановку.
Наметанным глазом Еремин и Терко ощупывали каждого человека, стоящего неподалеку от Ульбрихта. И очень скоро они стали отличать обычных слушателей и зевак от свиты главы государства. Да и что тут было отличать? Это – искусство нехитрое. Свита очень отличается от зевак. У свиты и осанка не та, и выражение лиц особенное, и взгляд, которым они буквально скользят поверх толпы. Это – если телохранители. А если это какие-нибудь секретари, переводчики и прочие клерки, то, опять же, их совсем несложно отделить от слушающего народа. Народ слушает с вниманием, а свита, можно сказать, и вовсе не слушает. А для чего ей слушать, когда речь, которую произносит патрон, они до этого слышали в разных вариациях много раз? Поневоле будешь присутствовать с терпеливо-скучающим выражением лица. Так что не такое уж это хитрое умение – различать, кто есть кто.
Так вот, о телохранителях. Всего их было шестеро. Может, где-нибудь в толпе были и другие, но рядом с Вальтером Ульбрихтом красовались шестеро. Именно на них в первую очередь и обратили внимание Терко с Ереминым, да, думается, и другие члены команды тоже. Ведь кто их знает, этих телохранителей, кто они такие! Возможно, это люди, честно выполняющие свою работу, а может быть – сотрудничающие с американцами, а может статься, и вовсе никакие они не охранники, а под их видом – самые настоящие бойцы американского спецназа? Ну, а что тут такого хитрого? Незаметно ликвидировали охранников и заняли их место, чтобы выбрать удобный момент и похитить главу государства… Спецназовцы это умеют. Это самый удобный способ похищения важного человека. Это, можно сказать, спецназовская классика, которая прекрасно знакома спецслужбам любой страны. Занял место телохранителя – и, считай, половина дела сделана. А почему не похищают? Ну, так это, как говорится, дело времени. Тут нужно выбрать подходящий момент. А выступление Вальтера Ульбрихта перед народом таким моментом как раз не было. Кто же станет похищать человека принародно, тем более если этот человек – глава государства?
Так что тут все было более-менее понятно. Но это, разумеется, лишь теоретически. А вот практически этих самых охранников как-то надо было вычислить. Кто они? Немцы? Американцы? А если они – честные немецкие охранники, то где, спрашивается, американские спецназовцы? А ведь они должны быть неподалеку! Потому что задание у них – срочнее некуда!
Вот как стремительно развиваются события! Итак, они неподалеку – возможно, затесались в толпу и обдумывают, как бы им половчее выполнить задачу. А коль они здесь, то, значит, при оружии. Припрятали автоматы под демисезонные пальто и куртки – точно так же, как и сами Терко с Ереминым со своими немецкими помощниками. Это, между прочим, такая же спецназовская классика – прятать оружие так, чтобы его не было видно.
Ну и что тут будешь делать? А делать что-то надо! Думается, очень скоро Вальтер Ульбрихт закончит свою речь и отправится к Берлинской стене на переговоры – он ведь тоже торопится! И как тут быть? Сесть в автобус и сопровождать его? И что это даст? Ровным счетом ничего хорошего! Даже – наоборот. Если Вальтера Ульбрихта окружают сейчас американские спецназовцы, то они обязательно почувствуют за собой слежку – у них, как-никак, тоже интуиция, и ничуть не хуже, чем у того же Терко! А почувствовав, они обязательно постараются предпринять что-нибудь решительное, что-нибудь неожиданное, чтобы сбить с толку тех, кто за ними следит. И при этом никак невозможно будет предугадать, что именно они предпримут: обманывать всегда проще, чем разгадывать обман. В конце концов, они просто убьют Вальтера Ульбрихта – что может быть проще? И постараются оторваться от преследователей. Или уничтожить и их тоже, тут уж как придется.
Что для спецназовца может быть проще, чем убить человека? Дадут пару очередей по кортежу издалека, и дело сделано. Или закидают кортеж гранатами. Нет такого человека, которого невозможно было бы ликвидировать. Это, между прочим, также один из девизов спецназа. Любого.
Итак, надо что-то предпринимать! Немедленно!
Еремин огляделся по сторонам и увидел Монику. Продравшись сквозь человеческую преграду, он подошел к ней.
– Тут такое дело, – зашептал он ей на ухо. – Надо провести один маленький эксперимент. Вы умеете говорить по-английски? Хотя бы немного?
– И по-французски тоже, – ответила Моника.
– Французский пока не нужен, – сказал Еремин. – А вот английский – в самый раз! Так вот. Видите вон тех красавцев-телохранителей?
– Да.
– Прекрасно. Подойдите к одному из них и задайте ему какой-нибудь вопрос на английском языке. Любой, можно даже самый глупый! И понаблюдайте за его реакцией. В этом и состоит смысл эксперимента.
– Я понимаю, – сказала Моника. – Все дело в неожиданности. Не ожидая от меня вопроса на английском языке, телохранитель обязательно себя выдаст. Он или посмотрит с недоумением, и тогда будет ясно, что он не знает английского языка, или, наоборот…
– Вот именно! И тогда мы будем знать, кто они, эти красивые ребята. Если они понимают английский язык, то… В общем, как только я вернусь к моему напарнику, так сразу же пробирайтесь к красавцу. Да, кстати: задав ему вопрос, тотчас же постарайтесь затеряться в толпе. Потому что дальше – дело наше, мужское…
Закончив разговор, Еремин вновь стал пробираться сквозь толпу и уже скоро был рядом с Терко. Добравшись до Степана, Еремин сказал ему несколько слов и взглянул в сторону Моники. Моника уловила его взгляд и стала пробираться сквозь людское скопление. Еремин огляделся. Кажется, вся его команда была на виду. Все зорко смотрели по сторонам и одновременно – наблюдали за действиями Еремина, который для всех был сейчас командиром. В общем, как и полагается спецназовцам при выполнении опасной задачи. И тут было неважно – русскими были эти спецназовцы или немцами. Все бойцы спецназа действуют по общим правилам, у них – единый язык, благодаря которому они друг друга понимают. Язык взглядов и жестов.
Тем временем Моника вплотную подобралась к одному из телохранителей, тронула его за плечо и сказала несколько слов. Еремин и Терко не слышали, конечно, самого разговора, но поведение телохранителя от них не ускользнуло, его выражение лица они также рассмотрели. Судя по выражению лица, телохранитель прекрасно понял, что сказала ему женщина! И потому вряд ли это мог быть немец. Это было бы редким, даже почти невероятным совпадением, если бы немец-телохранитель знал английский язык! А значит, это был не немец.
Американец! Расчеты Терко и Еремина оказались верными. В какой-то момент и каким-то образом американские спецназовцы встали на место немецких телохранителей Вальтера Ульбрихта. Возможно, они заменили собой не всех настоящих телохранителей, а лишь нескольких человек, а остальные – были немцами, вступившими с американскими телохранителями в сговор.
Впрочем, это не имело большого значения. Как бы то ни было, американские спецназовцы затесались в личную охрану Вальтера Ульбрихта. А это совсем худо. В любой момент следовало ожидать от них решительных действий. Вот выберут они подходящий момент, и тогда…
В принципе, все было ясно и с подходящим моментом. Как только Ульбрихт закончит выступление, он немедленно отправится к Берлинской стене, движимый желанием вступить в прямые переговоры с американскими солдатами, ожидающими приказа начать штурм стены. И вот тут-то, по пути, все и должно произойти. Или похищение, или убийство. Как ни крути, а возможность для американцев была самая подходящая, и другой такой же могло и не быть.
Отсюда следовал вывод – так же единственно возможный в сложившейся ситуации. Еремину и Терко вместе с помощниками нужно немедленно действовать. Как именно? Единственно возможным способом – обезвредить личную охрану Вальтера Ульбрихта. Соотношение сил было в пользу советских спецназовцев и их восточногерманских коллег. Всего телохранителей у Ульбрихта было шестеро – больше ни Терко, ни Еремин, как ни старались, не обнаружили: ни рядом с Ульбрихтом, ни в толпе. А если так, то это просто замечательно! Значит, телохранителей шестеро, по одному на брата. Плюс – Клаус и Моника. Монику, впрочем, здесь можно не считать. Но все равно – семеро против шестерых. Прекрасная арифметика! К тому же на стороне Еремина, Терко и их товарищей такая распрекрасная штука, как внезапность. Она, родимая, – едва ли не самая верная подруга спецназовца. Она никогда не предаст, всегда выручит и поможет. Итак, действуем! Немедленно!
Еремин огляделся по сторонам. И Клаус с Моникой, и Уве, и трое молчаливых парней – все они сейчас смотрели на Еремина и Терко, ожидая команды. Одними жестами Еремин коротко растолковал всей команде, что каждый должен делать.
Уве, трем его парням, а также Терко и самому Еремину по команде Еремина нужно было всем разом, не вызывая при этом подозрения, приблизиться к телохранителям и обездвижить их. Убивать не надо, разве только в самом крайнем случае. На каждого приходилось по одному телохранителю – этакий пустяк!
Клаус и Моника в это самое время должны быть рядом с Вальтером Ульбрихтом, кратко и доходчиво объяснить ему, в чем дело. Кроме того, на Клауса и Монику возлагалась задача успокоить публику, если она начнет волноваться, а тем более – если попытается предпринять какие-то действия.
Еремин сделал характерный жест рукой, и вся команда тут же приступила к действию. Все произошло так, как и должно было произойти. Помогла внезапность, а кроме того, еще сноровка и выучка Терко и Еремина. Ну и, конечно же, их немецких помощников.
И Уве, и его трое парней оказались истинными мастерами своего дела. Буквально через считаные секунды все шестеро телохранителей оказались лежащими на земле без сознания и оружия. У противников, доставшихся Еремину и Терко, из вооружения оказались только многозарядные американские пистолеты. Похоже, что точно такое же вооружение было и у тех телохранителей, с которыми имели дело Уве и его парни. И это лишний раз доказывало, что телохранители – американские спецназовцы. Если бы они были немцами, у них было бы другое оружие – советского производства, которым была вооружена и армия ГДР, и восточногерманская полиция, и прочие силовые структуры.
– Скрутите им руки! – крикнул Еремин немецким спецназовцам. – Чем угодно, хоть их собственными ремнями от штанов!
Сказано было по-русски, но парни прекрасно поняли Еремина – тем более что свои слова он сопроводил характерными жестами. Немцы мигом выдернули ремни из брюк поверженных противников и скрутили им руки за спиной. То же самое сделали и Терко с Ереминым.
Обездвижив своих противников, Еремин и Терко внимательно оглядели толпу – не спешит ли кто на помощь своим поверженным коллегам. Но никто из толпы не пробивался к трибуне. Похоже, в толпе вообще никто ничего не понял – настолько неожиданно и стремительно все произошло.
Не понял ничего и Вальтер Ульбрихт. Он лишь умолк на полуслове и больше удивленно, чем испуганно оглянулся. К нему уже спешили Клаус и Моника. Моника что-то энергично, размахивая руками, стала объяснять Ульбрихту. Тот вначале смотрел на нее с удивлением, затем – с недоумением, после этого попытался что-то возразить… На помощь Монике пришел Клаус. Похоже, вдвоем они убедили Вальтера Ульбрихта, потому что на его лице стали читаться уже совсем иные чувства.
– Что, осознал свою оплошность ваш вождь? – с улыбкой спросил Терко у Клауса.
– В общем и целом – да, – ответил Клаус. – Но что же теперь делать?
– Скажи вождю, что он немедленно должен вернуться к себе в кабинет, – ответил Еремин. – Никаких переговоров с американцами! Пускай свяжется с советским командованием! Думаю, он и без нас знает, что ему делать. А пока – пускай успокоит народ. Видишь, люди волнуются!
Клаус перевел слова Еремина. Ульбрихт кивнул, обернулся к толпе и поднял руку. Шум умолк. Ульбрихт, помедлив, стал что-то говорить по-немецки. Вначале люди слушали молча, затем то тут, то там стали раздаваться возгласы. Ульбрихт растерянно взглянул на Клауса, а заодно и на Терко с Ереминым.
– Скажи им сам, – сказал Еремин, обращаясь к Клаусу.
Клаус так же, как только что и Ульбрихт, повернулся к людям и поднял руку. Говорил он недолго, но видимо, это были правильные и доходчивые слова, потому что ропот в толпе стал постепенно стихать. Больше того, люди стали постепенно расходиться.
– Вот и ладно, – сказал Еремин.
– А теперь – пускай он едет? – кивнул Клаус в сторону Вальтера Ульбрихта.
– Э, нет! – запротестовал Терко. – Как это так – едет? Вначале проверим его машину! Мало ли что… Уве, скажи своим, пусть покараулят этих беспамятных ребят. Скоро они должны прийти в себя и, я думаю, начнут ругаться. Так вот пускай они их успокоят. А ты – помоги нам с машиной. Клаус и Моника – переведите все это товарищу Ульбрихту. Пускай он немного подождет…
Машина Вальтера Ульбрихта находилась неподалеку. За рулем сидел испуганный шофер. Он явно не понимал, что происходит, но свой пост не покидал. Личный водитель таких важных лиц, как Вальтер Ульбрихт, не имел права покидать машину, он постоянно должен был находиться за рулем. Так гласила инструкция, и это была правильная инструкция.
– Этот – немец! – проворчал Терко. – Был бы американцем, давно уже сбежал бы вместе с машиной, когда мы повязали его подельников… Но все равно, Уве, побеседуй с ним.
Первым делом Уве обыскал водителя и забрал у него пистолет. Пистолет был советского производства.
– Я же говорю – немец, – констатировал Терко. – Интересно, отчего они не поменяли водителя? Водитель – это ведь первейшее дело! Непонятно…
Уве тем временем затеял разговор с шофером. Он задавал ему короткие, резкие вопросы и выслушивал такие же короткие ответы.
– Он – немец, – сказал Уве, взглянув на Терко и Еремина. – А тех телохранителей, которых мы вывели из строя, он сегодня увидел в первый раз. Они ему объяснили, что теперь они должны охранять Ульбрихта. Такое, мол, распоряжение сверху.
– Понятно, – сказал Еремин. – Простая одноразовая схема: сделали ребята свое дело и исчезли. Непонятно только одно: что же, Ульбрихт не обратил внимания, что его охрана вдруг поменялась? Не насторожился?
Уве задал короткий вопрос водителю. Водитель ответил – на этот раз длинно и, похоже, подробно.
– Он говорит, – перевел Уве, – что товарищ Ульбрихт никогда не обращал внимания на своих телохранителей. Для него они все на одно лицо.
– Вот этим-то американцы и воспользовались! – хмыкнул Терко. – Изучили, так сказать, повадки и привычки клиента. Ну, а шоферу, я так думаю, очень сильно повезло. Если бы этим американским ребятам удалось похитить дорогого товарища Ульбрихта, то водителя они просто бы ликвидировали. Зачем им свидетель? Уве, это ты ему не переводи. Это я сказал так, между своими. Ну-ка, забери у него документы и пускай топает. Без документов куда он денется?
– А кто же отвезет Ульбрихта? – спросил Уве.
– Ты и отвезешь, – пояснил Еремин. – И кто-то еще из твоих парней. И будете находиться при нем неотлучно, пока не закончится вся эта круговерть. Задача ясна?
– А другие мои люди? – спросил Уве.
– Они пока побудут с нами, – сказал Терко. – Как-никак у нас на руках шестеро американских спецназовцев. Ребята здоровенные и злые! А вдруг развяжутся и начнут драться? Вдвоем, пожалуй, мы с ними не справимся.
– Понятно, – кивнул Уве.
– Ну, а если понятно, давай осматривать машину, – сказал Терко. – Очень даже не исключено, что милые американские мальчики сунули в нее сюрпризик. Так что – поищем.
Осматривать машину на предмет «сюрпризика» – дело тонкое. Это, можно сказать, целое искусство, которым советские спецназовцы Еремин и Терко владели на высшем уровне. Не отставал от них в этом смысле и Уве.
– Ну, я же говорил! – вскоре воскликнул Терко. – Ну не могут наши американские друзья без презентов! Ах, стервецы, ах, ковбои! Гляньте – самая настоящая мина! Дистанционного действия! Нажал на кнопочку откуда-нибудь издалека – и бабах! И – нет ни машины, ни бедолаги шофера, ни, может такое быть, и самого товарища Ульбрихта! Ну, ковбои!..
Обезвреживать заложенную мину – это, опять же, самое настоящее искусство, причем тончайшего филигранного качества. Не сказать про Еремина, а вот Терко был в этом деле большим мастером. Да и то сказать – всю войну прошел сапером. А война – это такая школа, которая чему хочешь научит. Терко она научила обращаться с минами.
– Система, конечно, нам знакомая, – в раздумье проговорил Терко. – Сейчас мы ее попробуем обезвредить… Но все равно, братцы, а не отошли бы вы куда-нибудь подальше. На всякий случай… Вот так. Еще дальше! И еще на десять шагов! Да проследите, чтобы никто сюда сдуру не сунулся! А мы сейчас с этой красавицей нежно пообнимаемся…
– Ну, что ты так напрягся? – с улыбкой спросил Еремин, глядя на Уве. – Все будет хорошо. Степан в этом деле – специалист! Если бы не он… – Еремин не договорил, лишь махнул рукой.
Терко возился с миной недолго – каких-то десять минут. Затем выпрямился и с улыбкой помахал рукой Еремину и Уве: идите, мол, сюда, все нормально.
– Ну, кажись, все! – выдохнул Терко, когда Уве и Еремин приблизились. – Теперь можно смело сажать товарища Ульбрихта в это авто и везти в его покои. Уве, зови вашего вождя и одного из своих парней, да и езжайте.
Вскоре подошел Вальтер Ульбрихт в сопровождении одного из молчаливых парней. Вместе с ними появился и Клаус.
– Все, можно ехать, – повторил Терко. – Клаус, переведи товарищу Ульбрихту…
– Не надо переводить, – вдруг на русском языке произнес Вальтер Ульбрихт. – Я понимаю по-русски. – Он помолчал и добавил: – Спасибо вам. Кем бы вы ни были…