– Нетрудно догадаться, кого он имел в виду и кто там был с Афией и Изи тогда. А он ведь нам соврал по поводу этого… Я же его спрашивал при вас и при Хохловской. Катя, конечно, знала, кого Миронов имеет в виду. – Все равно надо взглянуть на пленки камер в клубе, – заметила она. – Вдруг там что-то интересное выплывет о вечере, про который Феликс нам солгал. Из Дмитрова они вернулись в Москву на разбитой в аварии полицейской машине Миронова – оторванный бампер, слепая фара. Миронов этого словно и не замечал. Зато это заметили охранники на парковке ночного клуба и начали возражать: у нас тут не свалка металлолома! Миронов просто вежливо послал их, сунул удостоверение и объявил, что он по делу об убийстве их танцовщицы и, если через пять минут к нему не явится начальник охраны клуба, «Царь» ждут крупные неприятности. Уже в зале они еще полчаса ждали, когда для них отыщут пленки за позапрошлые выходные. Видеозапись оказалась длинной – столик почти у самого подиума для выступлений стриптизерш отлично попадал в кадр. – Вот они, явились, садятся. – Миронов смотрел на экран клубного ноутбука. – Пришли вдвоем. По крайней мере, хоть в этом Ахилл нас не развел. Феликс-то и правда в стельку, на ногах еле стоит. А она его опекает… точно как мамочка заботливая… Катя видела таймер записи – Афия и Феликс пришли в ночной клуб в одиннадцать вечера. Феликс был очень пьян – размахивал руками, то и дело подзывал официантку и заказывал все новые коктейли. Пил, опрокидывая в себя бокал за бокалом спиртное, как воду. Афия что-то ему говорила, словно увещевала. А он размахивал руками, даже в грудь кулаком себя ударил, как Кинг-Конг, потом начал что-то ей объяснять, словно жаловался. Встал, хотел было идти, но Афия поймала его за руку, усадила, снова начала уговаривать. А потом отчаянно кому-то замахала рукой, и через пять минут в кадре у их столика появилась Изи Фрияпонг. Серебристый плащ в пол. Видно, она только что закончила свой танец на подиуме. Катя все пыталась рассмотреть ее лицо, чтобы запомнить ее – не той, страшной, мертвой, изуродованной убийцей, а настоящей. Но Изи, как нарочно, в камеру не смотрела. Отворачивалась. Она что-то сказала им обоим, потом отошла. И появилась уже через час, окончив все свои выступления в эту ночь – все в том же наряде и с бутылкой шампанского в руках. Она грациозно и нагло забралась на колени Феликса, обвила его шею рукой. Афия ей что-то сказала, но Изи лишь засмеялась, тряхнув своими дредами. Официант принес еще выпивку – ей и Феликсу. И, выпив бокал, Феликс потянулся к Изи. А она страстно поцеловала его в губы. И потом все тормошила его, целовала, смеялась, запрокидываясь, короче, соблазняла его собой и… Удивительно, но Афия в это время в кадр не попадала. Может, покинула столик, дав им побыть наедине? А потом она снова возникла в кадре и уселась напротив. Затем они поднялись. Феликс допился до того, что практически уже не мог идти сам. Изи подхватила его, закинула его руку себе на плечо, но он, видно, был тяжел для нее. И тогда Афия тоже стала ей помогать. Вдвоем с трудом они повели пьяного Феликса к выходу. – Интересно, сотрудники Музея Востока по ночам часто посещают стриптиз-клубы? – хмыкнул Миронов. – Катя, вы лучше знакомы с музейными нравами. Так как? – Согласна, необычное место для Афии. – Катя смотрела на экран. – У меня такое ощущение, что они пришли туда, потому что там Изи. Словно Афия ею хотела подбодрить Феликса… утешить его. Здесь, на пленке, каких-то признаков ревности между ними из-за Феликса не видно. Афия скорее заботится о нем. Да, Изи в своем обычном амплуа. Она так привыкла с клиентами. И кажется, Феликс ей понравился. Или она Афие стремиться угодить? Нет, признаков соперничества между женщинами я не вижу здесь. Может, оно позднее проявилось? Они обе Феликса словно утешают – каждая по-своему. Словно пытаются успокоить, отвлечь. Он им что-то рассказывает – видите, как они его слушают. Что он им рассказывает? Почему он так расстроен? Так пьян? В общем, мне кажется, тоже нетрудно догадаться – он переживает из-за Романова. – Из-за своего приемного отца? – Он ревнует Романова к своей кузине Жене Хохловской. Я и в первый раз это в кафе заметила. А второй раз он ей прямо сказал – я слышала – оставь его в покое. Мне кажется, он поэтому здесь такой… он словно в глубоком отчаянии, посмотрите на его лицо. Он не хочет, чтобы Романов женился на Хохловской. И позже он ей сказал, что этого не будет никогда. Я совершенно случайно слышала их разговор во флигеле для диорам. – А что он может иметь против брака… хотя она же вроде как воспитанница Романова… Но она уже взрослая, ей под тридцать. И они не родственники никакие. Так что она сама решает такие вещи. А что Феликс? Его какое дело? – Он Романова боготворит. Это видно. Мне Сережа Мещерский сказал – Романов для Феликса больше чем приемный отец. Он его идеал. Пример для подражания. Обожаемая личность. Он очень много для него в жизни значит. И он вряд ли хочет, чтобы молодая женщина… жена заняла в сердце Романова его место. Это же естественно. Ревность. – Но здесь на пленке не Хохловская. Здесь Изи и Афия. И обе они убиты. – Миронов позвонил по номеру начальнику охраны клуба, который тот им дал. – Я пленку эту пока изымать не буду. Но вы ее сохраните, возможно, она понадобится следователям. Они шли на стоянку к разбитой полицейской машине. – Нам надо об этом поговорить с Романовым – о том, что Феликс нам солгал, – объявил Миронов задумчиво. – Что он сам обо всем этом скажет? Видимой причины убивать у Феликса их обеих нет. Но факт остается фактом – они обе убиты, а он с ними общался, он и сам этого не отрицает. Но про клуб почему-то соврал. Я завтра позвоню в фонд Романова и попрошу его о встрече. И вы, Катя, пожалуйста, будьте со мной там. В любом случае мне нужен будет свидетель этого разговора. Романов все же человек очень известный. И я… я его уважаю. Очень уважаю. Если его приемный сынок лжет, я просто не хочу, чтобы… Короче, надо с ним сначала поговорить, прежде чем впутывать его сына в дело об убийстве. – Хорошо, если он согласится нас завтра принять, я с вами. – Катя кивнула. – Романов и для вас герой, как я вижу. Не только для Феликса. – То, что он тогда сделал в школе, не сделал никто ни до него, ни после. И чем больше проходит времени с тех пор, тем это ярче видно. Если уж быть совсем откровенным – он мне нравится как человек и политик. За ним бы я пошел. Да, вот за ним. Ни за кем другим. Это дело, которое мы сейчас расследуем, оно запутанное и… какое-то ненормальное, фантастичное. И очень-очень темное. Так вот, я не хочу, чтобы из-за каких-то пустых беспочвенных подозрений на имя Романова была брошена тень в связи с этим делом. – Я вас понимаю, Володя. И то, что это дело не совсем нормальное, я тоже чувствую. – Катя вздохнула. – Там, в доме Изи, я вела себя непростительно. Непрофессионально. Истерически. Прошу извинить меня за это. – Я сам там струсил, – признался Миронов. – И в морге тоже. Кстати, про дом… Дачу эту дмитровские коллеги «пробили» – дом Изи Фрияпонг снимала на свое имя у стариков-пенсионеров. Они оба бывшие бизнесмены, сейчас он тяжко болен, они на своей даче уже два года как не были. Даже не в курсе, что их арендаторша там забор новый построила – ворота сзади у леса и калитка в кустах замаскирована. А машина у Изи по доверенности. Владелец – торговая фирма из ЮАР, занимающаяся поставками африканского чая ройбуш. Они сказали, что им сейчас транспорт не нужен и сдавали машину в аренду мигрантам из Африки. Активность Миронова распространилась и на следующее утро. Ровно в девять он переступил порог пресс-центра ГУВД – без звонка и сообщил Кате, которая только явилась на работу, что в десять их ждет у себя в офисе в фонде Валентин Романов, которому Миронов сумел дозвониться вечером. – Никаких отговорок с его стороны, сказал – приходите, раз надо. – Миронов оглядывал кабинет пресс-центра. – Так что нам пора, туда опаздывать нельзя. Катя и сама это понимала. До Озерковской набережной, где располагался фонд, они доехали на такси. – Вчера вечером закончили вскрытие, – сообщил Миронов. – У Изи две травмы – челюстно-лицевая, которую мы с вами видели, и закрытая черепно-мозговая, ставшая причиной смерти. Удар большой силы неизвестным предметом. – И следов никаких вокруг машины. – Патологоанатом обнаружил осколки стекла в ее челюсти. Это что-то совсем уж непонятное. – Почему? – Катя тревожно смотрела на него. – А как они туда могли попасть? Я это спросил у эксперта. Он мне – при ударе в челюсть. То есть как же это? Там же окно автомобиля. Надо было сначала его разбить дубинкой или битой и только потом ударить Изи. А получается, что удар произошел одновременно – выбили стекло и раздробили челюсть, так что часть выбитых осколков оказалась глубоко в ране. – Я не совсем понимаю. – Да я сам не понимаю. Но патологоанатом сказал – только так это возможно. Фонд Романова занимал четырехэтажный отремонтированный особняк, расположенный у моста напротив Дома музыки и Павелецкого вокзала, с окнами на мост, на канал и Москву-реку. Внизу сидел пенсионер-охранник, никаких там крутых ЧОПОв – секъюрити. Он пропустил Миронова и Катю, указав на лестницу – второй этаж, там приемная и кабинет. Внутри в особняке в стиле модерн все было со вкусом отреставрировано. Они прошли мимо большого зала-библиотеки, еще одного зала, больше напоминающего биржу с брокерами. Миновали небольшой конференц-зал и попали в приемную. – Да, да, Валентин Всеволодович ждет вас, он меня предупредил, – за столом суетилась и что-то искала среди папок пожилая полная секретарша с ниткой искусственного жемчуга вокруг увядшей шеи. – Никак найти не могу… куда я их дела, только что положила… очки… – Вот они. – Катя увидела очки и вытащила из-под папки. – Пожалуйста. – Спасибо огромное. Никак сама не разберусь здесь. Я всего три дня в приемной. Прежний секретарь – такой был умница, молодой, все с ноутбуком, с телефоном, все по-современному, а в бумагах хаос. Он уволился на прошлой неделе. За границу уехал, у него родители-дипломаты. Так что теперь я тут, оххх! А где же мой блокнот? Надо время посещения записать, вы же из полиции. Оставив болтливую секретаршу продолжать свои поиски, они вошли в кабинет. Романов стоял спиной к ним у панорамного окна. Кабинет – очень простой, пустой, светлый с минимумом обстановки. Не как нынешние кабинеты чинуш с иконами, портретами «государей» и книжными шкафами с фальшивыми книгами-обманками в золоченых переплетах. Катя увидела много фотографий в рамках на столе и на консоли у стены. Романов с известными людьми страны – все хотели сделать селфи с настоящим героем. И Романов с Феликсом – дома, на отдыхе, в горах, на сплаве по реке, на футбольном матче. В этом Мещерский оказался прав. Это здесь осталось неизменным с лета, с подготовки музейной экспозиции, а в остальном же… – Добрый день, Валентин Всеволодович, – поздоровался Миронов. Романов обернулся. – Здравствуйте, проходите, садитесь. – Он указал на кресла в углу кабинета. Катя уселась сразу, Миронов с любопытством озирался. – Я думал, у вас окна на Кремль и на золотые купола с крестами, как сейчас у них у всех, – хмыкнул он. – А вы здесь, на Озерковской набережной, в бывшей промзоне, в особняке промышленника Реутова. – Интересуетесь историей архитектуры, лейтенант? – Романов улыбнулся Кате. И она растаяла сразу – герой, герой улыбается вам! Пусть внешне он и обычный человек, но как же мало в нашей жизни таких «обычных героев». – Читаю в интернете. Интересно. Взгляну на твой дом и скажу, кто ты. – Здесь аренда по карману, – ответил Романов. – Что деньги на ветер пускать. Есть вещи более важные, чем представительские расходы. – Я много читал про ваш фонд. Сколько вы делаете всего. И дети больные, и клиники, и центр катастроф, и помощь. Все зачтется. – Вы сказали по телефону, что с Феликсом какая-то проблема возникла. – У нас еще одно убийство, Валентин Всеволодович. – Еще одно? – Романов нахмурился. – А кого убили? – Некую Изи Фрияпонг, уроженку Ганы. Это имя вам неизвестно? – Нет. – Афия Бадьянова-Асанте приглашала ее в качестве переводчицы для работы над выставкой в музее, эта Изи знала редкие языки малочисленных племен. Афия вам не говорила об этом? – Она в такие детали меня не посвящала. Музейная работа была целиком на ней. Я и фонд не вмешивались. Я в этом ничего не понимаю. – Евгения Хохловская рассказала нам об Изи. Она ее знала. И ваш Феликс тоже знал Изи Фрияпонг. – Да? Но это же молодежь, они общались между собой. – Валентин Всеволодович, обе – Изи и Афия – убиты. И ваш приемный сын знал их и общался с обеими. Причем он общался с ними не только летом, когда готовилась выставка, но и сейчас – за неделю до убийства Афии. Он был вместе с ними в ночном клубе «Царь». И понимаете, в чем штука – он мне соврал, когда я спросил его про этот ночной клуб. Вот, это было при моей коллеге, она тоже слышала. – Миронов кивнул на Катю. – Феликс нам солгал. – Может, он просто забыл? – Забыл, что посещал ночной клуб, напился там в компании двух красивых женщин, покинул клуб вместе с ними? И все это было за неделю до того, как одну из них убили? А сейчас убили и вторую. – Феликс часто употребляет алкоголь? – спросила Катя. – Нет, что вы. Он вообще не пьет. Я пью больше. Черт возьми, я могу выпить в компании, а он – нет. И дома никогда… У нас же Даша, он много времени проводит с ней. Она… она нездорова с рождения. Она такие вещи, как алкоголь, сразу чувствует. Я всегда сам об этом помню, я взрослый мужик… А Феликс – нет, он не пьет вообще. – Значит, что-то его заставило так много выпить: плохое настроение, печаль, расстройство, – не отступала Катя. – Какое расстройство? – Ну, такое, например, что он переживает и волнуется из-за вас. – Из-за меня? – Романов снова нахмурился. – Что вы имеете в виду? – Вы же его идеал. С тех самых пор, как вы спасли его. Это видно. – Катя подбирала слова. – Он относится к вам не только, как к приемному отцу, но как… как к герою… Как и мы все. Только у Феликса это во сто крат сильнее, наверное. – Мы никогда с ним не обсуждали такие возвышенные материи.