– В прошлый раз, два месяца назад, у вас тут разборка была с дракой, – сказал Миронов. – Но я вас что-то не помню, Динара. Вы со мной не беседовали тогда по этому поводу. – Алла мне говорила, что ее в полицию вызывали. Я тогда домой ездила. В отпуск. – А где ваш дом? – спросила Катя. – Алатау. Горы. – Казахстан? – Киргизия. – Ваши гости поздно, наверное, угомонились? – спросил Миронов. – В третьем часу уже спать ушли. Пьяные все. Детей-то раньше уложили. А сами здесь внизу сидели, пили у камина на той гостевой половине. – А вы на ресепшене, да? А потом тоже спать легли? – Да куда уж спать. Алла уходить рано собиралась, я на ее месте дежурить. Мы чаю попили. После она во двор выходила, потом вернулась. – А зачем во двор? – Дверь хлопала в сарае. – Динара указала в сторону сарая, стоявшего в дальнем конце участка. – У нас там весь инвентарь. Газонокосилка, мангалы, мебель садовая. Ветер, хотя не особо было ветрено ночью. Дверь хлопнула. Она пошла туда. Там было темно. Я вышла за ней и подсветку включила на участке. Она дверь закрыла на засов. – В сараи наши лазают порой, – сухо сообщила менеджер. – Воруют, что плохо лежит. Может, и в этот раз. Я утром-то до приезда полиции туда сама пошла, когда Динара мне сказала. Дверь-то они заперли, а окно настежь. Сарай окнами на пруд, и там рябины растут за забором. Так что лазают туда. Но ничего не украли. Если и был кто, то его спугнули. А может, и окно тоже ветер распахнул. Вор-то – он тихий, не будет нарочно дверью хлопать, как из пушки, внимание привлекать. Ох… да какое это имеет сейчас значение… я просто болтаю тут языком, а сама… Как же это Алка, дорогая… Да не может такого быть! Вы проверьте все хорошенько! Там этот мост… ограда – это она обрушилась! Не могла Алка руки на себя наложить так вдруг. – Ну, все, я пошла, – сказала сухо Динара и засеменила к калитке, таща свою сумку. – Они-то к самоубийцам вообще плохо относятся, – шепотом известила менеджер, когда уборщица пропала из вида. – Даже разговаривать об этом не хотят. Табу это у них. – Видите, все же у Полозовой имелись проблемы со здоровьем, – заметила Катя, когда они вернулись в машину. – Лицевой нерв – это, конечно, больно, неприятно, но не смертельно. Но могло и еще быть что-то. Она, возможно, просто об этом не говорила на работе. Она ведь нашла клинику платную. И анализы… Хотя это обычное дело – анализы при назначении любого лечения. И все же… Кроме нерва, могло быть что-то еще. – Что, например? – спросил Миронов, глядя на гостевой дом. – Судя по тому, как описал нам все происходящее машинист, это могла быть сильная судорога. Клоническая судорога… спазм… Или же эпилептический припадок. Все это вполне могло вызвать такие последствия, что она непроизвольно упала на загородку, и та не выдержала под ее весом. И они рухнули вниз. – Она не упала. Машинист про другое говорил. – Судорога могла ее толкнуть, эпилептический припадок тоже. Конечно, хорошо бы установить эту клинику, куда она направлялась. И точный диагноз. – Это врачебная тайна. Мне никто не скажет, когда вердикт – самоубийство. – Миронов раздумывал секунду. – Давайте теперь в морг заедем. Что там патологоанатом нам сообщит. Глава 5 Странности – А я вам пока ничего конкретного сказать не могу, – заявила им строгая женщина-патологоанатом в морге при бюро судмедэкспертиз Солнечногорской городской больницы. – Тело привезли всего пару часов назад. И это железнодорожная авария. Что вы хотите? Там работы на несколько дней, учитывая, в каком состоянии труп. Я пошлю отчет о вскрытии в транспортный отдел и прокуратуру. Так уж и быть, копию – вам. А почему вас так интересует это самоубийство? – Потерпевшая проходила у меня по проверочному материалу как свидетельница, – уклончиво ответил Владимир Миронов. – И она не производила впечатление человека, склонного к суициду. – Нельзя составить себе мнение о человеке за один допрос, – возразила патологоанатом. – Дождитесь результатов экспертизы. – Обратите внимание, если возможно, на наличие признаков каких-либо хронических заболеваний у нее. – Да, конечно. Это стандартная процедура. Катя поняла, что деловая и энергичная патологоанатом недвусмысленно указывает им на дверь. Но старлей Миронов делал вид, что ничего подобного не замечает. Какое-то время он выдерживал паузу, а потом вдруг спросил: – А что с тем, другим телом? Катя снова насторожилась. А это что еще такое? О чем он? – Мы провели проверку. – И? – Исследование тоже. – И каков результат? – Посмертное изъятие. Катя старалась не упустить ни слова. Солнечногорск дачный, ты полон сюрпризов. – Но труп поступил в морг в нормальном состоянии, – констатировал Миронов. – Да, там же все документы оформлялись. Все описано, в том числе и состояние тела при поступлении. Причина смерти – цирроз печени. Умерший страдал алкоголизмом. Его тело оказалось безхозным. За ним никто не обращался для организации похорон. – Он лежал у вас в хранилище морга… сколько? – Три месяца, – сухо отчеканила патологоанатом. – И что вы установили по время исследования? – Посмертное изъятие кожных покровов. У него удалены… срезаны мягкие ткани на обеих стопах – на подушечках больших пальцев и пятках. – И когда это могло произойти? – После поступления в морг. Конкретное время хирургического вмешательства вам никто не скажет. – А это хирургическое вмешательство? – Ну, я это так называю. Хотя такие действия с трупом мог совершить и не медик-профессионал. – И какова реакция руководства больницы? – Мы написали заявление в полицию – что вы спрашиваете, вам же это отлично известно? Здесь мы провели внутреннее расследование. – И какой результат? – Все сотрудники морга написали объяснительные. Эксперты-патологоанатомы тоже. И я писала, и мой помощник. И из ординатуры. Но у нас тут еще занятия проводились – студенты двух медицинских колледжей и института. Это большая группа. И они все посещали и морг, и прозекторскую. – Судя по вашему лицу, это не все, – проницательно заметил старлей Миронов. Катя, которая слушала и помалкивала, тоже отметила, что надменное лицо дамы-патологоанатома даже под слоем тонального крема покрылось красными пятнами от досады и уязвленной профессиональной гордости. – Мы обнаружили еще один бесхозный труп с посмертными повреждениями. – Второй? – Тоже мужчина, моложе того, первого – двадцатилетний. Причина смерти – передозировка наркотиков. Он бомж. – И у него тоже повреждены ступни? – Ухо. У него удалено левое ухо. – А когда он к вам поступил? Когда он умер? – Примерно в то же самое время, что и первый. Три месяца назад – разница примерно неделя. – Что за некрофил у вас завелся, коллега? – спросил Миронов. – Это не некрофил. Это что-то другое. – Если бы почку изъяли, сердце… можно еще говорить о посмертной торговле органами, хотя это как-то фантастично. Их же не так изымают. А тут ухо и… пятки? – Это не изъятие органов, не посмертное донорство. И не некрофилия. Я же говорю вам – это что-то иное. С чем мы никогда не сталкивались. – Напишите новое заявление, – сказал Миронов. – Теперь уж точно мы возбудим по этим фактам уголовное дело. Патологоанатом кивнула. И вернулась в прозекторскую.