– Я так и делаю! Но в результате получаю только список цифр. Сто пятьдесят телефонных разговоров, но я не знаю с кем! Хелена не могла не улыбнуться. – Введите номер телефона дважды. Один раз только номер, а затем еще раз с функцией «КОЛИЧЕСТВО». – Дважды? – произнес он крайне скептически. – Дважды в одном и том же поле? – Да, конечно. В каждом случае поле используется по-разному. – Она замешкалась, потом продолжила: – Хотите, чтобы я к вам зашла? – Нет-нет. Я сам попробую. Если не получится, позвоню еще раз. – И с этими словами повесил трубку. Очевидно, получилось, Хелене он больше не перезванивал. Тем не менее этот разговор не шел у нее из головы, пока она следила, как процент выполнения ползет с 41 до 42 процентов. Разве его «нет-нет» не прозвучало почти панически? Как будто он работал над чем-то и не хотел, чтобы она это увидела? Что, конечно же, правда, ведь секреты – хлеб насущный в этом ведомстве. Но почему-то у Хелены теплилось чувство, что Леттке занимался обработкой данных, полностью нарушая служебные инструкции. Иначе он просто передал бы работу по программированию наборщицам, как принято и установлено, а не утруждал себя и к тому же не рисковал бы совершить ошибки новичков. Ну, даже если дела обстояли именно так, это его дело и не имеет к ней ни малейшего отношения. Наоборот, чем больше она знала, тем хуже все могло обернуться для нее в том случае, если раскроется, что Леттке занимается какими-то противозаконными действиями. Она наблюдала, как процент выполнения добрался до 51, и попыталась думать о чем-то другом. Об Артуре, например, и о том, как страстно он любил ее прошлым вечером. Как назло, она не могла думать об этом, не представляя Бразилию и загорелых красавиц, которые позировали на пляжах в легких одеждах и привлекали симпатичных мужчин страстными взглядами. Хелена со вздохом выпрямилась, открыла новый процесс и запустила реестр граждан. Ойген Леттке. Родился 19 апреля 1914 года. Расовый статус ААА. Окончил гимназию с хорошими оценками. Отец – герой, удостоенный высоких наград, и погиб на втором году войны, сбитый французским самолетом; мать числилась вдовой участника войны, имела право на соответствующую пенсию и на то, чтобы у ее единственного сына была бронь от призыва. И, собственно, Леттке до сих пор жил с матерью! В 28 лет! Это ошеломило Хелену. Всем известно, что он не женат, но она автоматически предполагала – Леттке снимает меблированную комнату. С другой стороны: зачем снимать комнату, если и так есть где жить? Но зачем же он хотел узнать, сколько раз кто-то кому-то звонил? Как бы Хелена ни ломала голову, у нее не появлялось ни малейшего представления о том, что он ищет. Поскольку она уже зашла, а ее долгий запрос продвинулся всего на 63 процента, открыла заодно банковские данные Леттке. Он тратил мало денег; самая крупная статья расходов – ежемесячный перевод денег матери на ведение домашнего хозяйства. В остальном никаких сигарет, немного алкоголя и больше ничего, что могло указать на пороки. Время от времени он брал такси и пару раз ездил на поезде в Йену или Эрфурт. Странно: однажды ближе к вечеру он поехал на поезде в Йену и вернулся на следующее утро – но больше никаких списаний, ни бронирования гостиницы, ни оплаты еды, ничего. Что, вероятно, означает, что у него там подруга, у которой он мог переночевать: это объясняло наличие «фроммсов» в его ящике. Но почему он посетил ее всего один-единственный раз? Казалось, оценка зависла на 85 процентах. Наверняка опять из-за хранилища данных № 163. Все еще размышляя о поездке Леттке в Йену, Хелена открыла банковские данные его матери. Может, он отправился вместе с ней на экскурсию и всё оплачивала она? Скорее всего, нет; обнаружилось списание денег в кондитерской «Гренцдерффер» на Карлсплац, из чего можно сделать вывод, что фрау Евсевия Леттке заказала там чашку кофе и кусок фруктового пирога, в то время как ее сын направлялся в Йену. Но что удивительно в расходах его матери: согласно группировке по предметным рубрикам, за все годы с момента отмены наличных денег она потратила ровно 39,50 рейхсмарок на книги, точнее на покупку одной книги, и, поскольку Хелене эта сумма показалась необычайно знакомой, она запросила детали списания средств. И – о чудо, это действительно «Введение в программирование» Элены Кролль, купленное в 1938 году! Теперь вообще ничего не понятно. Конечно, Хелена ни на секунду не поверила, что мать Леттке купила книгу для себя. Возможно, она подарила ее сыну на день рождения или что-то в этом роде. Во всяком случае, подозрения, что он знал эту книгу, оказались верны. Но если Леттке владеет фундаментальным трудом по программированию уже более четырех лет, то почему он вымогал шантажом, чтобы она обучила его структурированному языку запросов? Обо всем этом написано в книге, и намного лучше, чем она объясняла? Невероятно загадочно все это. Хелена перестала пытаться понять его мотивы и вышла из банковских таблиц. Ее оценка как раз достигла отметки 100 %, результат получился длиной в пять страниц и выглядел вразумительно, она отправила список Фелькерс по электронной почте, как та и просила. Затем отправилась на обед. Когда она вернулась из столовой, позвонила взволнованная Фелькерс и вызвала ее к себе: результат явно не такой, каким должен быть. – Пять страниц! – вышла из себя худощавая женщина с плотно заплетенными седыми волосами. – Идеальным результатом был бы пустой список! Обсудили программу Хелены, но не нашли в ней никаких ошибок. Потом позвонили в полицейский участок, из которого поступил запрос, составленный портовой полицией, и некий Вильгельм Маттай объяснил им хриплым гортанным голосом с типичным северонемецким произношением, в чем дело: фактическое количество экспортируемого товара не совпадало с выданными разрешениями, а на борту кораблей находились люди с действующими документами на выезд, чьи телефоны тем временем перемещались по стране вдали от Бремена, а денежные карты самостоятельно совершали покупки в выходные дни. Именно те случаи, перечисленные в списке Хелены. – Подождите, – в конце концов сказала Фелькерс. – Я должна проконсультироваться с Адамеком. А возможно, и с Главным управлением имперской безопасности. Хелена ждала. Время шло. Она скучающе оглядывалась, но в кабинете начальницы не было ничего интересного. Все шкафы заперты, на письменном столе разбросанные документы, а экран полностью заблокирован в соответствии с правилами. Розмари Фелькерс – начальница, подающая хороший пример. – Все понятно, – произнесла Фелькерс, вернувшись семенящей походкой. Она снова позвонила Маттаю в Бремен и объяснила одновременно ему и Хелене, в чем дело: – Предположительно, мы имеем дело с вмешательством высших органов власти, которые обходят обычные формальности, поэтому к нам не поступают соответствующие данные. – Вы имеете в виду секретные службы? – уточнил Маттай. – Иностранный шпионаж? – Вроде того, – ядовито ответила Фелькерс. – Вот черт, – проворчал портовый полицейский. – И как нашим разобраться, что там кто-то, кому там быть не разрешено? – Не думаю, что в этом случае вам предъявят обвинение, – заверила его Фелькерс. – В конечном счете, подобные вещи всегда происходят по распоряжению и с согласия фюрера. – Ну что ж, – ответил Маттай. – Тогда все, что мне остается, так это поблагодарить вас за хлопоты. Хайль Гитлер. – Хайль Гитлер, – отозвалась Фелькерс и повесила трубку. Вернувшись в свой кабинет, Хелена сразу же открыла электронную почту – за ее довольно долгое отсутствие Леттке вполне мог с ней связаться. Сообщений от него не было, но это еще ничего не означало. То, что связывало их с Леттке, – совсем не то, что он захотел бы зафиксировать в электронном письме, которое никогда больше не исчезнет из системы. В любом случае, она не хотела рисковать и злить его, поэтому попросту сама позвонила ему с объяснением, что отсутствовала на месте с обеда, и осведомилась, все ли у него получилось. – Да, да, – ответил он недовольно, и сразу стало заметно, в мыслях он был где-то в совершенно другом месте, а ее звонок ему помешал. – Ваше беспокойство абсолютно лишнее, понятно? Я вас найду, когда мне что-то от вас понадобится. – И на этом повесил трубку. Это прозвучало почти как угроза. Хелена рассердилась: она же позвонила из добрых побуждений! С досады еще раз запросила банковские данные Леттке. И вот, за это время добавилось списание: билет в Берлин на субботнее утро! Вздохнув, Хелена снова закрыла банковскую таблицу. Без сомнения, это совершенно несущественная деталь. Берлин – по-видимому, речь идет о каких-то семейных делах. Наверное, поэтому у Леттке плохое настроение. * * * Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз был в Берлине? Ойген Леттке уже и не помнил. В любом случае, много, очень много. Так много, что он полностью забыл, как в первое время скучал по этому городу в Веймаре. Вокзал был наполнен паром и запахом дыма, когда он вышел из поезда. Повсюду шипение, слышались сигнальные свистки, люди спешили туда-сюда. Носильщики более молодые, чем раньше, вероятно, слишком молодые для фронта и, возможно, слишком тупые: ему пришлось послать подальше одного из них, упорно навязывающего свои услуги, хотя было же видно, у Леттке нет с собой багажа, только небольшой портфель. Документов в котором не было. Зато другие, более важные вещи. Повсюду висели огромные плакаты. Реклама «Фанты» и крема «Нивеа», и предупреждения типа «Берегись, враг подслушивает!» или призывы принять участие в добровольной сдаче металла. Леттке пересек вестибюль вокзала, вышел на улицу и невольно глубоко вдохнул воздух крупного города. На улицах больше суматохи и толкотни, чем он привык видеть в сонном Веймаре. Везде виднелись следы войны, развалины тут и там, следы бомб. Патрулировали броневики, а строительные отряды, состоящие в основном из военнопленных в типичных броских одеждах, то тут, то там уже устраняли повреждения. За ними присматривали эсэсовцы с кнутами на поясах, но им было очевидно скучно: большинство из них разговаривали по телефону или писали сообщения на своих устройствах. Леттке спустился в метро, купил билет и сел на линию от Шпиттельмаркт до станции Вильхельмсплац. Преимущество метро заключалось в том, что в данных сохранялось только то, где он купил билет и вошел, а не то, где он вышел. Остановка называлась «Кайзерхоф», как и гостиница – пункт его назначения. Здесь тоже велась оживленная работа. Вдоль всего монументального фасада висели флаги, в основном со свастикой, а также флаги Италии или Японии. Перед главным входом ожидали такси, на постах стояли десятки сотрудников службы охраны порядка, люди приходили и уходили. Никто не обратил на него внимания, когда он вошел в гостиницу и пересек холл, направляясь прямиком к лифтам. Он был прекрасно выбрит и причесан, одет в свой лучший костюм и хорошие дорогие туфли – словом, ничем не отличался от любого другого мужчины, бывавшего здесь. Чувствовалось, что близится время обеда. В ресторане гремела посуда, из кухни доносились ароматы жареных блюд. Но Ойгена Леттке это абсолютно не привлекало. Его интересовала чувственность другого порядка. Лифт обслуживал толстощекий парнишка в ливрее, едва ли старше тринадцати. – Третий этаж, – сказал Леттке. С третьего этажа он по лестнице спустился на второй, добрался до двери под номером 202. Постучал особенным образом: два раза, пауза, три раза, пауза, один раз. Не прошло и десяти секунд, как дверь поспешно отворилась. Появилось лицо женщины, обрамленное свободно падающими рыже-золотистыми кудрями, сияющее в предвкушении радости – сияние, которое тотчас же угасло, как только она увидела его стоящим на пороге. – Да, я вас слушаю? – спросила она с нескрываемым разочарованием. Леттке склонил голову. – Мы знакомы, фрау Шметтенберг. Впрочем, наша последняя встреча случилась давно. На чердаке в Берлине. Четыре девочки, четыре мальчика и игра в крапленые карты. Одной из девочек были вы. У нее от изумления отвисла нижняя челюсть, что, однако, никак не отразилось на ее красоте. Удивление сменилось растущим скептицизмом, пока в ее памяти не забрезжило воспоминание: на губах появилась ухмылка. – Ойген или?.. – спросила она, сдвинув брови. – Такое у вас имя, верно? Ойген? Леттке сделал едва заметный поклон и произнес: – Вот мы и встретились снова. 38