Адамек кивнул, медленно и задумчиво. – Действительно, хорошо продумано. Вот так мы и поступим. Начните как можно скорее. – Он кивнул мужчинам: – Кирст, Мёллер, решите вопрос с возвратом компьютера на место. И передайте Энгельбрехту, чтоб он убрал проектор и прибрал здесь. * * * Дрожь в животе Хелены все усиливалась, настолько, что она начала бояться, это могут заметить. Она была рада наконец вернуться в свой кабинет, остаться одной, закрыть за собой дверь и включить компьютер. Станет ли кто-то когда-нибудь проверять системный журнал и узнает ли, чем она только что занималась? Возможно. Но сейчас не тот момент – обращать на это внимание. Потому что она действовала не только вопреки приказу Адамека, но и вопреки своему же предложению. Вызвала программу, продемонстрированную Гиммлеру, программу, которая все еще была ориентирована на Амстердам, но вместо того, чтобы переключить ее на Берлин и запустить, первым делом прогнала через нее данные Веймара. Потребовалось куда меньше времени, Веймар ведь не так густо населен, а значит, и оценивать необходимо гораздо меньше данных. Процент выполнения задачи увеличивался с бешеной скоростью. А потом появился список. Упорядоченный по количеству калорий на душу населения, по убыванию. Облегчение. Вот оно – чувство безграничного облегчения. Семья Ашенбреннеров была не на первом месте. Даже не на сотом. * * * – Вас в списке нет, – заявила Хелена, сидя вечером на кухне у Мари и Отто и рассказывая, что произошло сегодня в ведомстве. – По той простой причине, что вы сами производите продукты питания. То, что потребляет Артур, вы отделяете от урожая до того, как оно учитывается. И в отличие от большинства людей едите пищу, которую не покупаете, и потому она не появляется в данных. Отто задумчиво кивнул. – Все равно жутко, – сказал он. – То, что они настолько следят за каждым. И вовсе не так, что мы вообще ничего не покупаем. Летом легко питаться за счет урожая, но зимой… – Теперь, когда нам известно, на что обращать внимание, мы просто будем осторожны, – заметила Мари. – Вам нужно быть очень осторожными, – предупредила Хелена. – Нельзя допустить ошибку. Даже если ошибку не заметят сразу, связанные данные сохраняются навсегда. И если сразу ничего не произойдет, ошибку могут заметить позже. В принципе, в любое время. – А вдруг мы ошибемся, но не заметим? – спросил Отто. Хелена покачала головой. – Я всегда буду следить за этим. Сейчас все пока хорошо. Позже, когда она лежала в объятиях Артура, пересказала и ему все, что рассказала Мари и Отто. И то, что она утаила от них обоих, утаила и от него: при оценке данных по Веймару на первом месте было определенное имя, рядом с показанием калорийности продуктов, указывающим на то, что упомянутое лицо – а согласно данным отдела регистрации граждан речь шла об одинокой даме – кого-то скрывает и кормит. Хелена ничего не сказала Мари и Отто, подумав: у этих двоих уже и так достаточно забот с Артуром. Будет излишним обременять их еще и вопросом, как ей поступить с этой информацией. Но теперь, когда она лежала рядом с Артуром и наслаждалась его близостью, спросила себя, не сыграла ли тут роль ее чистая корысть: Хелена вспомнила, как ей пришла в голову мысль, что если бы эти двое узнали о другом спрятанном человеке, то, возможно, захотели бы узнать, кто это, и, быть может, предложили бы разместить его (хотя вполне возможно, что упомянутая дама скрывала двух человек) вместе с Артуром и спрятать надежнее, чем это возможно сделать в центре Веймара. Но если бы Артуру пришлось делить с кем-то укрытие, которое изначально предназначалось для двух человек, это означало бы конец ее чудесной любовной идиллии. Некоторое время она размышляла об этом, находясь в состоянии между бодрствованием и сновидением от ласк Артура. И все же решила предупредить даму. Однако вопрос заключался в том, как не оставить следов, которые приведут к ней. О телефонном звонке не могло быть и речи, потому что его невозможно совершить анонимно. Даже если она воспользуется телефонной будкой, ей все равно придется оплатить разговор, оставить отчетливый след. Обратиться к ней лично она, разумеется, не могла себе позволить: неизвестно, действительно ли женщина будет молчать. Так что оставалось только письмо. И ей нужно быть внимательной, чтобы избежать ошибок, которые стали роковыми для молодых людей из «Белой розы». На следующий день незадолго до полудня она составила в несохраненном документе текст: Если Вы скрываете кого-то от полиции, уведите упомянутого в другое место, потому что на Ваш след напали. Пожалуйста, уничтожьте это письмо. Друг В особенности последнее слово показалось ей довольно изобретательным, потому что, как она решила, автоматически можно предположить – отправитель письма мужчина, и никому не придет в голову искать ее. Снизу она написала адрес, куда отправится письмо, и, когда все были в столовой, распечатала его, торопясь и волнуясь. Процесс печати, конечно, тоже отмечался в системном журнале, но это уже не представляло проблемы, ей постоянно приходилось что-то распечатывать в это время. Держа в руках распечатку, она удалила документ, не сохраняя, сложила листок и вечером вынесла его из ведомства. Остальное доделала дома: вырезала адрес и наклеила его на древний почтовый конверт, который пролежал целую вечность, а клейкая сторона уже настолько высохла, что пришлось запечатывать конверт клеем. Хотя и есть принтеры, печатавшие на конвертах, но у них в ведомстве таких нет, а написать адрес от руки, конечно, нельзя. Затем наклеила марку, отправилась в город под предлогом выполнения поручений и бросила его по пути. Когда она вернулась, мать спросила: – Ты забыла свой телефон? – Он заряжается, – ответила Хелена, которая, естественно, намеренно оставила устройство дома. – А что? – Лудольф звонил. Нам, потому что до тебя не дозвонился. Ты должна ему перезвонить. * * * Поднимаясь по лестнице, держа в руке записку с номером телефона Лудольфа, Хелена чувствовала, как с каждой ступенькой ее колени все больше немели, а ноги подкашивались. Когда она дошла до своей комнаты, ей казалось, будто что-то беспощадное, болезненное свербит у нее в животе, как реакция организма на нечто вредное. Почему у нее не получалось сопротивляться? Как Лудольфу удалось превратить ее родителей в своих союзников и добиться того, что она стала уязвима перед ним? Ей не оставалось ничего другого, кроме как позвонить ему. Как только она спустится вниз, мать обязательно об этом спросит, и тогда ответить «нет» не получится. Она отключила зарядное устройство, взяла в руки телефон. Он казался тяжелее, чем обычно, тяжелее и каким-то скользким. Развернула записку, но не смогла заставить себя сесть на кровать для этого разговора, как обычно делала, разговаривая по телефону с Мари, а вжалась в угол рядом с дверью. Потом набрала номер Лудольфа. – Добрый вечер, Хелена, – произнес он масленым голосом, да так спокойно, словно точно знал, что она позвонит в этот момент. – Могу я вас называть просто Хеленой? – Да, конечно, – ответила Хелена не задумываясь и тут же пожалела об этом. Поскольку он никак не отреагировал, она почувствовала, что должна объясниться, и поспешно сказала: – Я была в городе, а телефон остался дома. И услышала, как он рассмеялся. – Поразительно, хм? Люди, которые каким-либо образом связаны с секретной службой, стремятся не носить с собой телефон… – Я оставила свой заряжаться, – оборонялась Хелена, спрашивая себя, для чего она это делает. – А в ведомстве нам запрещается иметь их при себе. – В любом случае спасибо, что перезвонили, – спокойно произнес он. – Мы ведь договаривались прогуляться на прекрасной немецкой природе. До сих пор это не удавалось из-за моего чрезмерно плотного графика, за что я приношу тысячу извинений. Однако в следующее воскресенье я буду свободен, и я слышал, что в Веймаре особенно красиво вдоль берега Ильма. Хелена невольно кивнула. – Это правда, – сказала она. – Тогда как насчет воскресенья в три часа? Я могу забрать вас, если вы согласны. После всех отговорок, благодаря которым она тянула с ответом, ей, наверное, уже ничего иного не оставалось. – Да, – и ради матери добавила: – С удовольствием. – Потом что-то в ней восстало против идеи сидеть в машине наедине с Лудольфом фон Аргенслебеном, и она поспешно произнесла: – Мы могли бы просто встретиться у городского замка. – Вы так хотите? – переспросил он. – Но как вы туда доберетесь? – На велосипеде… – она остановилась. Плохая идея. Мать наверняка будет настаивать на том, чтоб нарядиться на прогулку, надеть хорошее платье и так далее. Все это не очень хорошо сочеталось с ездой на велосипеде. Хелена пошла на попятную: – То есть… не знаю, можно ли оставить его где-то у замка… – Говорят, что в новой Германии можно без колебаний оставлять свой велосипед где угодно – все мелкие кражи, которые раньше были обычным явлением, остались в прошлом. – Он засмеялся, но это звучало как-то наигранно. – Хотите проверить данное утверждение? Нет, на самом деле не хотела. К тому же у нее было смутное предчувствие, что эта прогулка с Лудольфом отнимет у нее все силы и она не сможет доехать до дома на велосипеде. – Ах, – с трудом произнесла Хелена, – все-таки будет лучше, если вы за мной заедете. Если только это не слишком хлопотно. – Для вас, дорогая Хелена, не жалко никаких усилий, – ответил он так маслено, что ее ноги подкосились и она медленно, но неудержимо опустилась по стене. – Значит, договорились. Я рад. До воскресенья! – До воскресенья, – отозвалась Хелена, оторвала телефон от уха и нажала на красную кнопку так сильно, что металл корпуса затрещал.