45 В субботу днем Хелена выехала на ферму навестить Артура. Он был в плохом настроении. – Ты обещала приехать вчера вечером, – проворчал он, когда она спросила его, что случилось. – Я ждал и ждал, но ты не пришла. И сейчас даже не объяснишь, в чем дело! Она слегка отпрянула от него. – Я не обещала, что приеду! – Обещала! – Нет. Ты неправильно понял. – Ты сказала, что в пятницу сможешь освободиться пораньше… – Если я смогу освободиться пораньше. Вот что я сказала. – О «если» и речи не было. Хелена глубоко вздохнула, почувствовала, как в животе задрожало от волнения. – Я не могу просто взять и закончить работать, когда захочу, – объяснила она так спокойно, как только могла. – Особенно по пятницам. Иногда есть работа, которая не ждет до следующей недели. Он мрачно взглянул на нее. – И что это вчера была за работа, которая не могла подождать до следующей недели? И она ему рассказала. Рассказала о новой идее Адамека и о том, что таким образом могли добраться до него, Отто и Мари. И как она этому помешала. Артур был ужасно подавлен. – Значит, ты снова спасла мне жизнь, – сокрушенно констатировал он. – А я веду себя как идиот. Пожалуйста, прости. Теперь это снова ее Артур. Она обняла его и на этот раз ощутила его таким же нежным и признательным, каким знала. – Возможно, теперь у меня будет меньше времени, – тихо сказала она, прижавшись к его щеке. – Если начальник придумает что-то еще, мне снова придется работать больше. Он тяжело дышал ей в ухо. – Подумал, вдруг ты от меня отвернулась, – признался он дрожащим голосом. – Теперь, когда мы по-нормальному больше не можем. Я вдруг испугался, что все просто закончится. – Глупости, – ответила она, еще крепче прижимая его к себе. – Думал, что теперь придется сидеть здесь в одиночестве день за днем, и мне не останется ничего другого, кроме как ждать окончания войны и падения режима… или того, что придут эсэсовцы, схватят меня и потащат на расстрел. – О, Артур! Она поцеловала его, чтобы он перестал говорить такие вещи, и он отвечал на ее поцелуи словно обезумев, чуть не задушив ее. Но когда его руки попытались проскользнуть под ее платье, она остановила его. – Не сегодня. Сегодня не получится. Он сразу уступил, не задавая лишних вопросов, и в результате они просто лежали, обнявшись и целуя друг друга. На самом деле Хелена намеревалась рассказать ему о Лудольфе, о завтрашней встрече с ним и своих душевных переживаниях, но решила не обременять Артура еще и этим. Так что она только сказала, что не сможет приехать в воскресенье. * * * В воскресенье мать Хелены волновалась больше, чем она сама, помогая ей принарядиться так, что та едва узнала себя в зеркале. Что в какой-то мере даже успокаивало Хелену; это поможет ей почувствовать себя хоть немного защищенной от Лудольфа. После обеда все было готово: ровно в 15 часов перед воротами появился черный лимузин Лудольфа. – Еще красивее, чем я вас запомнил! – прозвучал его комментарий, когда он стоял в дверях. Сам он был одет в элегантный серый костюм, поверх него – пальто с воротником из соболиного меха, черные кожаные перчатки, и в отличие от своего первого визита на этот раз он пользовался тростью из черного дерева с серебряной рукояткой. – Мадам, позвольте мне похитить вашу дочь на два-три часа, – обратился он к матери Хелены, чем в очередной раз затронул ее сердце. И Хелена ушла с ним. Пока следовала за ним к машине, ей, вопреки всему, казалось, что от него исходит нечто, заставляющее ее чувствовать себя больной и слабой. Это происходит на самом деле, думала она, пока они ехали в город. Хелена чувствовала себя загипнотизированным кроликом, разве что сидела не перед змеей, а рядом с ней, в едва слышно дребезжащем автомобиле с сиденьями из жесткой черной кожи. Они припарковались у замка. Когда переходили через Ильм, Лудольф остановился на мосту, задумчиво посмотрел на плавно изгибающуюся реку, осенние поймы справа и слева от нее и произнес: – А ведь правду говорят. Поистине замечательное место. И легкий туман, нависающий сегодня над всем… Очень романтично. Романтично? В глазах Хелены туман делал стоящие поодаль деревья похожими на чудовищ, подстерегающих только ее. Затем они свернули к гроту Сфинкса. Они не были единственными гуляющими в парке, но в это время года он уже не был переполнен. – Вы работаете в Управлении национальной безопасности, не так ли? – спустя некоторое время нарушил между ними неловкое молчание Лудольф. – Да, – ответила Хелена. – Вам нравится там работать? Хелена замешкалась с ответом. – Мне нравится набирать программы. Это то, что у меня получается. Помимо этого я мало что умею. – Но набирать программы можно и в другом месте. Хорошие наборщицы востребованы везде. Вопрос скорее в том, почему вы там остаетесь? Хелена озадаченно обнаружила, что никогда раньше не задумывалась об этом. Мысль оставить ведомство и перейти в какое-нибудь другое место показалась ей странной. Зачем? Чтобы зарабатывать больше денег? А что она стала бы делать с бо́льшим количеством денег? – Предполагаю, из-за моих родителей, – наконец произнесла она. – Я единственный ребенок, который у них остался… Ну и, честно говоря, так довольно удобно. Его трость ритмично стучала по влажной дорожке, звучала как непрерывная машина. – Ваш брат, верно? Он отдал свою жизнь за Отечество. Она пожала плечами. – Не знаю, подходящее ли это выражение. Оно его словно отобрало, как мне кажется. – Стало удивительно больно оттого, что пришлось внезапно вспомнить об Армине. – Он погиб прямо в первые дни войны. Где-то в Польше. – Мои соболезнования. Должно быть, это мучительная потеря. – До сих пор не могу поверить, что он уже никогда не вернется, – призналась Хелена. Лудольф остановился, тяжело оперся на свою трость, некоторое время задумчиво смотрел вдаль и наконец произнес: – Да. И все, что посторонний человек может сказать в таком случае, – это, в конечном счете, пустые фразы, не так ли? Хелена удивленно подняла глаза. Как это прозвучало! Как будто он понял, что в ней происходит! Она ощутила, как ее внутреннее сопротивление по отношению к нему ослабло, и это, в свою очередь, вновь повергло ее в панику. – Вон там, – сказал Лудольф, указывая в одном направлении. – Неужели это садовый домик Гете? – Да, два года назад он был поврежден во время английской бомбардировки, но, насколько знаю, его восстановили. – Я бы хотел взглянуть на него. – Да, с удовольствием. Ее голос дрожал или ей так только показалось? Пока они бок о бок подходили к белому, отделанному деревянными шпалерами дому, ее паника утихла. Она выдержит. И никто ее ни к чему не принуждает. Прямо перед домом Лудольф остановился, обернулся и огляделся вокруг, словно пытаясь представить тот вид, который мог быть перед глазами Гете. – Здесь, значит, он написал несколько своих наиболее значимых произведений, – благоговейно заметил он с задумчивым видом. – «Ифигению в Тавриде», «Эгмонта»… Хелена ничего не ответила. Она не знала, так ли это. В отличие от Рут, она никогда особенно не интересовалась Гете, возможно еще и потому, что он повсюду в Веймаре и каждый ожидал, что другие будут обязательно им интересоваться.