ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 1. Польша. Дагестанцы. Где есть враги, там есть и друзья – Значит, меня в сторону?.. Так получается?.. – Временно… – Мне это, честно скажу, не сильно нравится. – Это не вредно. Пусть не нравится, перетерпи. Кажется, Грицко правильно оценил положение вещей, и потому его вздох сожаления, который подавить было слишком сложно, прозвучал почти откровенно. И Абдул-Межид Даниялов, которому, по большому счету, было наплевать на мнение проводника, понял его тоже правильно. Грицко готовился, он приложил много усилий, чтобы организовать проезд с оружием почти через всю Польшу. По крайней мере, на значительную глубину территории Польши. Небольшую неувязку с транспортом в вину ему поставить было нельзя, да и не все еще с этой неувязкой было ясно. Вполне можно было допустить, что кто-то не желал пустить в Краков именно дагестанцев. Но Грицко все же сумел доставить группу на место и приготовил базу, на которой можно отлеживаться хоть целый год. Правда, место это Даниялову и его людям совсем не понравилось: хутор и ферма, к хутору прилегающая. Посторонних рядом не бывает, в том числе и из-за запаха. И запах этот вовсе не нравился дагестанцам так, как он мог нравиться классическому хохлу по имени Грицко. На ферме, что он выбрал в качестве базы, выращивали – подумать противно! – свиней… Впрочем, здесь однозначную оценку выбору дать было сложно. И даже возможным было предположить, что Грицко проявил свои лучшие качества. В самом деле, это было идеальным прикрытием для мусульманской группы. Если их когда-то будут искать, то здесь – в последнюю очередь. Свиноферма – это явно не то место, где, в понимании преследователей, должны прятаться мусульмане, к тому же воинствующие, с оружием в руках отстаивающие исламистские идеалы даже против более умеренных мусульман. Исламистские идеалы гораздо более строгие в отдельных своих зримых проявлениях, чем идеалы умеренных мусульман. Умеренные могут позволить себе расслабиться, и опираются они при этом на Коран[28]. Исламисты предпочитают смерть подобному расслаблению, считая его предательством Веры. Однако есть противную сердцу свинину и прятаться от возможных преследователей там, где свиньи живут, – это вещи разные. А конечная цель средства оправдывала, и в этом случае можно было свое мировоззрение принести в жертву, лишь бы была польза. К тому же Абдул-Межид сохранял надежду, что кормить их на базе собирались вовсе не свининой. Тем более он видел, что в загоне содержится небольшая отара овец, среди которых выделялись крепкими увесистыми рогами барашки. А свинину и сало пусть Грицко потребляет. Грицко привез их на ферму, где жил другой украинец, хотя и гражданин Польши уже в нескольких поколениях. У Грицко при этом, как подозревал Даниялов, были и свои какие-то планы относительно конечной цели дагестанской группы. Планы или просто желание удовлетворить собственное любопытство – это не имело принципиального значения. Работа Грицко была оплачена только в той мере, в какой существовала в нем необходимость. Он же хотел, кажется, намного большего. И даже не за дополнительную оплату. Однако следовало бы проводнику знать, что любопытство бывает наказуемо. И если бы не было в Грицко необходимости для возвращения в Россию, Абдул-Межид наказал бы его. Пока же он его просто отодвинул в сторону, чтобы не мешался и не лез с неуместными вопросами. Приехал Басир Баширов, на которого Абдул-Межид Даниялов вполне мог положиться, потому что знал этого человека около трех десятилетий. На месте, в Кракове, Басир во многих ситуациях мог и должен был заменить Грицко. Приехал он на машине уже не новой, но очень приличной. Абдул-Межид видел, что в Дагестане на таких машинах ездят серьезные люди. Значит, Басир и в Польше считается человеком серьезным. Да и как ему не считаться, если он уже воспитал двух чемпионов мира! За такого тренера, как понимал эмир и сам бывший тренер Даниялов, должны держаться и труд его обязаны оплачивать соответствующим образом. Это только в Дагестане, где каждый мужчина, как говорит поговорка, рождается с разрядом по борьбе, могут не ценить даже таких тренеров, потому что их там много. Каждый борец, закончив выступления на ковре, пробует свои силы на тренерском поприще. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже, у кого-то совсем не получается. Но в любом случае недостатка в тренерах, в том числе и в хороших, Дагестан никогда не испытывал. А в Польше таких, как Басир Баширов, можно по пальцам пересчитать – если вообще были такие, потому что в Польше есть устоявшиеся боксерские традиции, но нет традиций борцовских. В машине Баширова места на Грицко не хватило. Пять человек вместе с водителем, как в любой нормальной машине, и все. Грицко, как говорил о том весь его внешний вид, очень переживал по этому поводу и даже предложил Абдул-Межиду оставить на базе кого-то из своих парней. Наивный хохол считал, что без него здесь не обойдутся. – Я тебя и оставляю. Поскольку в данной ситуации ты тоже входишь в число моих парней. Попроси местного хозяина зарезать к вечеру барашка. Для нас. Я заплачу. Сам можешь и свинину есть. Или сало, если оно у него готовое. Если не хочешь, мы тебя барашком угостим. Только пусть хозяин ничего не готовит. Мы сами себе приготовим. Я не доверяю всем вашим. Вы только баранину испортите. Приправы мы в Кракове купим. А казан здесь есть? – Здесь казанами не пользуются, – кисло ответил Грицко. – Тогда и казан в Кракове купим. – Едва ли. В Кракове казаны не продаются. – Мне говорили, что в Польше много парней с Кавказа. Если парни есть, значит, и казаны должны продавать. – Ни разу не видел. – Чтобы увидеть, нужно было специально смотреть. Разговор проходил, когда группа уже уселась в машину. На базе оставили только рюкзаки. Сами переоделись в городскую вполне приличную, с точки зрения Абдул-Межида, одежду, но автоматы взяли с собой, сложив их между задними и передними сиденьями и прикрыв ковриком из багажника. И в глаза не бросаются, если какой-нибудь полицейский в салон заглянуть пожелает, и всегда в случае необходимости достать можно одним движением руки. Басир Баширов смотрел из-под густых бровей мрачно, слов говорил мало и выглядел угрюмо и недовольно. Но Абдул-Межид хорошо знал, что это его обычная манера общения, и таким он был всегда, даже в молодости. Поехали. Плохая дорога от фермы к шоссе Басира смущала мало, и ехал он достаточно быстро, легко справляясь с управлением своими необычайно мощными руками, из-за которых мог носить только рубашки с коротким рукавом. Длинный рукав просто рвался у него на бицепсах, стоило только слегка напрячь руку, а надевать вместо рубашки штаны Басир так и не научился, хотя Даниялов помнил, что в молодости кто-то советовал Баширову такое. «БМВ Х5» была на ходу мягкой, и потому трясло пассажиров не сильно. В кузове старенького грузовика, где сидеть приходилось на полу, трясло сильнее и жестче, хотя в кузове ехали по шоссе. Но и здесь до шоссе путь был недолгим. Правда, при выезде на асфальт Басир так газанул, что выскочил перед носом какой-то польской машины, едва не угодившей им в левый бок. Но все обошлось. И поляк вовремя притормозил, и Басир вовремя и резко увеличил скорость. Аварии удалось избежать. А дальше, несмотря на то что движение по шоссе, в отличие от ночного времени, было оживленным, Басир ехал, как истинный горец, то есть не понимая, почему он должен ехать медленнее, если может ехать быстрее. Несмотря на то что первоначально дорога шла не через город, Абдул-Межид чувствовал себя так же, как в тесноте городских улиц. Он не в первый раз попал за границу. Еще в молодости, будучи действующим борцом, несколько раз выезжал в составе разных сборных на международные турниры. И никогда ему за границей не нравилось. Ему даже в срединной России не нравилось. Ему вообще нигде не нравилось, кроме Кавказа. И на дороге, глядя на заборы и заборчики, перекрывающие поля, делящие их на участки, думал о том, что хорошо бы поскорее завершить все и отправиться домой. Но при этом завершить все он хотел так, как и планировал. Эмир Даниялов, как когда-то борец Даниялов, всегда стремился к победе. А в этот раз она была бы не только его победой. Это была бы победа его дела. С новым оружием, если верить всему, что про него рассказывают, Абдул-Межид со своим джамаатом стал бы неуязвимым для врагов. И тогда он мог бы уже диктовать свои условия. Причем не только местным властям и федеральным силам, но и кое-кому из своих коллег, кто слишком высоко себя ставит и пытается принизить других. Такое на Кавказе, к сожалению, можно встретить часто. И Абдул-Межид хорошо знал извечное стремление представителей кавказских народов к власти. Быть просто сильным – этого мало, хотелось еще и командовать сильными… * * * Машина могла бы объехать город по кольцу, поскольку попасть им требовалось в противоположный конец, в район больших особняков, но Баширов хотел показать своим гостям место, в котором он прочно обосновался, и потому поехал прямо, через Старый город. Пришлось изрядно попетлять, поскольку в Старом городе большинство улиц имеют одностороннее движение, а в самом Кракове Баширов уже так откровенно, как делал это на шоссе, не пренебрегал правилами дорожного движения. К сожалению, в экскурсоводы из-за своей привычной молчаливости тренер по борьбе не годился. Он только несколько фраз за всю дорогу сказал, да и то, наверное, считал, что не вовремя и неумело разболтался. Но средневековые достопримечательности поразить эмира не могли. Они вообще мало интересовали и его, и его спутников, людей самодостаточных и гордых и не склонных к восхищению чьим-то чужим. А сам Абдул-Межид вообще торопился быстрее приступить к делу. И потому даже обрадовался, когда старинные узкие улицы остались позади, машина поехала мимо какого-то парка, потом миновала небольшой район современных многоэтажных домов, спустилась под гору, проехала вдоль реки, и так дорога вывела их к поселку больших загородных домов. – Мы сейчас куда? – спросил Даниялов. – К отцу одного моего ученика. Парень наркоманом был, совсем пропадал. Я из него мужчину сделал. И окреп, и характер приобрел, и, главное, от «дерьма» отказался. Сейчас жениться планирует. Отец очень мне благодарен. Часто на соревнования приходит. Борец из парня, по нашим, дагестанским, меркам, никакой. Но в сравнении с тем, что было… Уже пятый год парня воспитываю. Он хочет попробовать себя в смешанных единоборствах. В дополнение ходит на тренировки в боксерский зал. Там у него может лучше пойти. Для борьбы физики немного не хватает. – Смешанные единоборства – это хорошо. Пусть с Эфенди учебный бой проведет, – кивнул Абдул-Межид на сидящего на заднем сиденье Шахмарданова. – Из Эфенди мог получиться чемпион мира, да менты не вовремя к нему подлезли, пришлось после разговора в горы уходить. Но он еще не все забыл и даже в горах тренируется. И в городе, когда доводится побывать, на ментах тренируется. – Это хорошо. Отцу понравится, что парня на ум наставляют. – А отец кто? – Бандит был. Из серьезных. Много «ходок». Сейчас крупный бизнесмен. Но сущность прежняя осталась. Сам на дела, понятно, уже давно не ходит. Но у него много людей, которые по его указке куда угодно полезут. И на кого угодно. Влиятельный авторитет. Что-то вроде нашего вора в законе. Хорошо, что ты хохла с собой не взял. Пан Збигнев хохлов не любит. О делах Баширов разговаривать умел лучше, чем рассказывать о достопримечательностях старинной столицы польских королей. – Он в курсе, что нам нужно? – Я рассказал, что ты мне говорил. Пообещал для меня сделать. Он благодарен мне. А если он обещал, он сделает. Это человек слова. Машина попетляла среди разномастных кирпичных заборов и остановилась около ворот. Басир даже не просигналил. Ворота открылись сами собой. – Автоматические, – объяснил Басир. – Любого запустят? – с недоумением спросил Абдул-Межид. – Видеокамера стоит. Мою машину знают и ждут. Я звонил, предупредил, что подъеду. Увидели в камеру, нажали кнопку, ворота открылись. К пану Збигневу пойдем вдвоем. Оружие с собой не бери. Твои парни тоже пусть оружие не показывают. И вообще лучше будет, чтобы из машины не выходили. На всякий случай. Здесь охрана серьезная. – Пока ни одного человека охраны не увидел, – заметил Абдул-Межид. – И не только охраны. Вообще ни одного человека не увидел. – Это и говорит о том, что охрана хорошая. Зато нас видят. И на многих мониторах одновременно. Может быть, и сквозь прицел. Четыре месяца назад на пана Збигнева было покушение, с тех пор охрана усилена. Так и пошли вдвоем, как Басир предложил. Стеклянные, необыкновенной толщины двери тоже раскрылись автоматически. За дверьми также никого не было. И только около лестницы, ведущей на второй этаж, откуда-то сбоку вышли два человека, которые вежливо поздоровались на польском языке. Басир ответил и что-то объяснил, показывая на Абдул-Межида. Последовало еще несколько вопросов, на которые отвечал только Баширов. Ни по-русски, ни тем более по-дагестански не было сказано ни слова. Здесь Даниялову общаться было сложно: польских слов он вообще не понимал, да и понимать не хотел, поскольку шипящие звуки вызывали у него такое же раздражение, какое вызывают шипящие змеи. Начиная с лестницы их провожал уже третий человек, неслышной тенью появившийся с другой стороны. Этот уже не разговаривал, ничего не спрашивал и шел сзади и чуть сбоку, не показывая, но внимательно контролируя каждое движение и каждый шаг. Впрочем, дорогу Басир Баширов знал хорошо и остановился около нужной двери. И только тогда провожатый доказал, что он не робот, – постучал, дождался приглашения и открыл дверь, пропуская гостей. Сам при этом остался в коридоре, но наверняка не ушел и готов был в любой момент ворваться в кабинет с двумя пистолетами в руках. Именно с двумя, потому что опытный глаз Абдул-Межида сразу определил под строгим пиджаком перетянутые портупеей кобуры плечи. Ремни кобуры перетягивают плечи, как правило, у высоких людей, которым приходится эти ремни носить внатяг. Провожатый был как раз высоким. Но если обычные люди носят одну кобуру, как правило, под левой рукой, то этот носил две, с каждого бока. Следовательно, умел хорошо стрелять с двух рук. Это вообще-то редкое умение, и такие спецы всегда ценятся. Но, судя по дому, пан Збигнев не имеет стеснения в средствах и может себе в охрану нанять нужных специалистов. Басир переступил порог первым. Абдул-Межид шагнул следом за ним смело, ничуть не стесняясь социальной значимости местного хозяина. Это он для поляков социально значимая фигура. Но пусть приедет в Дагестан и поймет, что там его значимость стоит мало. Пан Збигнев оказался немолодым, высоким и слегка тучным человеком со скуластым лицом. Эту скуластость не убрал даже возраст, от которого лицо, конечно, слегка расплылось. Хозяин кабинета стоял неподалеку от окна и постукивал пальцами по необъятных размеров клетке, в которой сидел средний по размерам красно-зеленый попугай. Посмотрев на гостей, пан Збигнев без улыбки кивнул, жестом пригласил в два кресла, стоящие против его большого письменного стола, и сам прошел за стол. Абдул-Межид увидел на стене, за спиной хозяина, несколько крупных фотографий с разнообразными кошачьими мордами, забранными в затейливые рамки, словно картины. Эмиру странно было видеть в кабинете серьезного человека такие фотографии, более свойственные бы, как ему казалось, кабинету женщины. – Это и есть, пан Збигнев, мой друг Абдул-Межид, про которого я говорил вам, – начал разговор Басир. Говорил по-русски, чтобы и новому гостю было все понятно. И по тону его Даниялов понял, что тренер, даже такой известный, относится к польскому авторитету с большим уважением, но и не заискивает перед ним, хотя среди восточных людей, к которым оба дагестанца себя относили, слегка заискивающий тон и не считается самоунижением. Пан Збигнев приподнялся со своего места и протянул руку, здороваясь с эмиром. – Кошек любите? – спросил Абдул-Межид. – Они честнее людей, – спокойно и без сомнения в своей правоте сказал хозяин кабинета. – Я бы и собак любил, но с собаками меня слишком долго охраняли, и потому вид собаки навевает на меня не слишком приятные воспоминания. В это время откуда-то из-за спины раздался громкий и требовательный кошачий крик. Так, бывает, кот кошку зовет или чего-то требует от хозяина. Даниялов обернулся на голос, но кота не увидел. А голос раздался снова и прозвучал совсем близко. – Это попугай, – объяснил Басир, и Абдул-Межид удивленно глянул на клетку. Ему странно было слышать, как птица подражает голосу своего извечного врага. Пан Збигнев что-то сказал по-польски. Эмир, конечно, ничего не понял, кроме того, что хозяин кабинета знает русский язык, но говорить предпочитает на польском. И это желание выглядело принципиальным. Теперь уже и Басир перешел на польский язык и говорил на нем достаточно бегло. Абдул-Межиду даже странно было слышать такое большое количество слов от своего обычно молчаливого друга, тем более слов для него самого совершенно непонятных. После короткого разговора, когда пан Збигнев, усмехнувшись, кивнул, Басир начал переводить суть разговора на дагестанский, а не на русский, который хозяин кабинета понимал хорошо. Из этого эмир сделал вывод: должно быть сказано что-то такое, что пану Збигневу слышать не обязательно. – Пан Збигнев не совсем понимает, зачем с такими опасностями стоило пробираться сюда ради какой-то климатической установки. Он консультировался с польскими специалистами. Они сказали ему, что с помощью подобного комплекса, в лучшем случае, можно создать небольшой ливень над своим огородом. Но он при этом понимает, что боевики в дагестанских горах огородов не держат, и потому не видит смысла в этой затее, хотя если обещал помочь, то отказать уже не может. Его, конечно, сильно смутила цена, за которую выставляют комплекс. 800 тысяч долларов за такую ерунду платить будет только сумасшедший, но сумасшедших, кажется, несколько человек нашлось, и они готовы принять участие в аукционе. Но все же вопрос, который возник у пана Збигнева по поводу необходимости приобретения комплекса дагестанскими боевиками, остается открытым, и он хотел бы услышать пояснения. Абдул-Межид понял, что при полностью открытых картах комплекс «Гранит» имеет все шансы остаться в Польше и использоваться польскими бандитами по своему усмотрению. Басир проявил необдуманную небрежность, предоставив пану Збигневу слишком много информации. Хотя тому не составляло труда и самому эту информацию собрать. По крайней мере, ту ее часть, что видна на поверхности, не подозревая, что льдина представляет собой айсберг. – Скажи ему, что у нас в горах климат совсем не такой, как в Европе. И условия ведения боевых действий совсем не такие. И от погоды мы все там сильно зависим. У нас с гор зимой и весной лавины сходят. А ливни летом, осенью и весной превращаются в сели, способные сносить целые села и города. А сель, как и лавина, всегда начинается даже не с ливня, а с небольшого дождика или просто сотрясения воздуха, достаточного, чтобы часть лавины сдвинулась. Через небольшое время процесс уже становится неуправляемым и остановить его невозможно. И никакая русская военная колонна не сможет пройти через горы, если у нас в руках будет комплекс «Гранит». Абдул-Межид основательно поскромничал, показывая цели, которые он преследует. И умышленно сказал «русская военная колонна», а не «российская военная колонна», зная отношение поляков ко всему русскому. Тот же Баширов еще несколько лет назад во время случайной встречи в Азербайджане, куда тренер привез свою команду борцов, а Абдул-Межид вывел на отдых своих бойцов, объяснил причины такого отношения. Была когда-то большая и могучая Польша, и была маленькая и слабая Русь, придавленная к тому же монголо-татарским игом. И Польша уже свыклась с мыслью, что в скором времени эта Русь станет частью Польши. Но потом что-то пошло не так. Русь быстро крепла и набирала силы, расширялась во все стороны, в том числе и за счет территорий, которые поляки своими считали, а Польша погрязла в европейских войнах и слабела постоянно. Потом, правда, Польша с бедами справилась, окрепла и хотела было заявить о себе, но тут три могучие европейские державы – Германия, Австрия и Россия – разделили ее между собой, на какое-то время вообще прекратив существование самостоятельной Польши. Вот с тех пор в поляках и живет обида и невосприятие всего, что идет от восточного соседа. А навязанный полякам социалистический строй только ухудшил эти отношения. И пан Збигнев, не желая говорить по-русски, который хорошо понимал, совсем не удивил своей демонстрацией эмира Даниялова. Басир Баширов перевел ответ эмира. Затем прозвучал ответный перевод: – Пан Збигнев совершенно не знает кавказских погодных условий, но про сели и лавины он тоже кое-что слышал. И потому желает дагестанским боевикам удачных боевых действий. Хозяин аукциона пан Клеменс Королевич является близким другом пана Збигнева и позволил ему скопировать документацию по комплексу «Гранит». Документация будет продаваться вместе с самим комплексом. Эмир может получить ее прямо сейчас. Пан Збигнев спросил о цене; я сберег тебе твои деньги, предложив в качестве оплаты твоему бойцу Эфенди провести учебный бой с сыном пана Збигнева по правилам смешанных единоборств. Я сказал, что Эфенди по уровню подготовки мог бы стать чемпионом мира, если бы обстоятельства не заставили его уйти в горы. Я правильно сделал? – Ты сделал правильно. Эфенди готов к схватке в любую минуту. И его уровень ты не переоценил. Но я не понял, наше сотрудничество ограничится только документацией? Баширов перевел вопрос и тут же прозвучал ответ: – Здесь ситуация сложнее. Хозяин аукциона – близкий друг пана Збигнева. Комплекс хранится в здании аукциона в охраняемом полицией кабинете. И нападать на аукцион пан Збигнев не будет. Можно будет реквизировать комплекс у покупателя. Но сначала следует узнать покупателя. Если эмир готов к такому повороту событий, пан Збигнев готов помочь ему. – Мне бы только узнать, кто покупатель и где его найти. – Это пан Збигнев сообщит. – Тогда меня все устраивает. Но я вижу еще один вариант. Более скоротечный. Может быть, он покажется пану Збигневу и более интересным.