*** Анна вздохнула и отложила книгу: сил не было даже на то, чтобы делать вид, что она читает. Она сидела на диване в гостиной – в уединении собственной комнаты ее одолевали слишком грустные мысли. Хотя ситуация пока разворачивалась в ее пользу – не было никаких признаков, что Марк успел обсудить их развод с юристом. За прошедшие несколько дней этот юрист уже должен был бы поделиться информацией с полицией, но раз этого не случилось – значит, Марк еще ни с кем не говорил. Теперь она уже не узнает, был ли у их союза шанс. Да и какая разница? Все их разногласия навеки ушли в небытие вместе с Марком. Ей было грустно, что его больше нет, но к этой грусти неизменно примешивалась нотка облегчения, такая тонкая, что она сама себе в ней едва признавалась. Марк больше не был для нее опасен – его возможности навредить и испортить ей жизнь испарились вместе с ним. Отныне она навсегда вдова Бартона и ничто не в силах поколебать ее уверенность в таком приятном титуле и положении. Больше не надо следить за тем, чтобы все было так, как надо ему, и она может перестать чувствовать себя виноватой за слабость характера, которую он пытался искоренить. Безуспешно, разумеется. Понятно, что эта борьба за лучшую Анну никуда бы не привела – уж точно не к лучшей версии Анны; Марк уже понимал это, поэтому и пригрозил разводом. Так не случилось ли лучшее из возможного? Едва эта мысль пронеслась у нее в мозгу, как Анна вздрогнула от острого чувства раскаяния. «Какая я стерва, оказывается», – подумала она с неподдельным ужасом, фоном к которому явилось легкое облачко удовольствия. Она встала с дивана и принялась расхаживать по комнате, дотрагиваясь до мебели, обитых шелком стен и лепестков цветов в вазах. Прикосновения доставляли удовольствие, словно она впервые знакомилась с тем миром, что теперь безоговорочно принадлежит ей. В животе поднималась нечто, похожее на ликование. Анна помнила это чувство – она уже испытывала его однажды. Это было вечером после их с Марком свадьбы. На долю секунды ей показалось, что жизнь ее устроена и ничего лучшего и представить невозможно. Но, конечно, тогда это было действие шампанского, которым невеста немного злоупотребила, вызвав неудовольствие жениха в первый символичный раз. Сейчас же ликование было настоящим, внутри поднималась бурлящая радость, о существовании которой она и не подозревала все тоскливые годы своей жизни. Испарились тоска и сплин, которые она считала частью своей натуры. Смена настроений ее озадачила. Неужели всю жизнь она притворялась, а теперь может быть такой? Всего-то и надо было, что стать богатой и самостоятельной. Она поймала свое отражение в зеркале и счастливо улыбнулась, нарочито растягивая рот до ушей, чтобы отбить у себя желание казаться довольной при тех, кто действительно скорбит. Она слишком любила Роберта, чтобы ранить его своей неожиданно проявившейся радостью. Да и простые правила приличия никто не отменял. Скорбящая вдова – ну, может, и не очень скорбящая, но печальная, как и подобает достойной вдове. Все-таки, даже новая счастливая Анна любила приличия. Едва она успела осознать произошедшие в ней перемены, как в комнату, громко стуча каблуками летних туфелек без задника, вошла Кора, которая как могла оттягивала их встречу наедине, специально стараясь не оставаться с Анной тет-а-тет. Да, она отчаянно желала занять ее место (казалось, с тех оптимистичных пор прошли месяцы), но и некоторая совестливость была ей не чужда. Тем более теперь, когда ее планы потерпели крах не по ее вине. Как ни крути, немного неловко по-дружески общаться с женой любовника. Странно, мимолетом проскочила у нее мысль, при жизни Марка она легко обманывала Анну – ей даже не приходила в голову мысль, что она предала подругу. Наверное, потому, что подруг-то у нее не было. Ни Анны, ни других. Но теперь отступать было поздно – не выскакивать же из гостиной! Поэтому Кора приветливо улыбнулась и спросила, вложив в голос все доступное ей сочувствие: – Как ты себя чувствуешь? Анна губами обозначила улыбку, возвращаясь в роль подавленной вдовы, которая еще десять минут назад была для нее не ролью, а сутью: – Нормально, спасибо. – Если я могу как-то помочь… – продолжила Кора вопросительно, полагая, что ни заканчивать фразу, ни помогать не придется. – Спасибо, – с должной признательностью ответила Анна. Она и сама еще не знала, как относится к Коре. Действительно ли та была любовницей Марка, как утверждала Катрин? Все может быть. Но перемена, только что произошедшая в ней, изменила отношение ко всему. Теперь было неважно, что там было у Коры с Марком. Даже жаль бедняжку немного, весело подумала она. Наверняка, она серьезно ставила на него и так жестоко разочаровалась. – Представляешь, – сказала Кора чуть более нервно, чем собиралась, – СИ спрашивал, была ли я … ну … были ли мы с Марком … – она замялась. – Любовниками? – подсказала Анна. – Да. Ему кто-то наговорил про меня такой ерунды! – Это Катрин, – безмятежно сказала Анна. – Она и мне говорила. – Тебе? Когда? – поразилась Кора. – Уже не помню, говорила и все. – Вот змея! – зло сказала Кора. – Ненавижу! Во все сует нос! – Не переживай, – спокойно отозвалась Анна. – Я не поверила ей ни на секунду. Ты ведь моя подруга. Кора онемела, но быстро опомнилась. – Именно! Рада, что ты это понимаешь. Я бы никогда не навредила тебе, – сказала она с уверенностью, которую в самом деле чувствовала. Став женой Марка, она собиралась по-доброму относиться к Анне и не препятствовать его общению с Лео. Может, даже помогать ей немножко – советами по телефону. Она вела бы себя как великодушная победительница. Мысли ее на мгновение скользнули в привычную колею раздумий о том, как она все организует, когда они с Марком поженятся. Прошло еще слишком мало времени, а на эти размышления было потрачено много усилий, чтобы они так скоро забылись. Кора замерла, взгляд у нее сделался отсутствующим. Анна с любопытством смотрела на нее и ждала. Кора пришла в себя, немного смутившись. – Извини, на меня иногда находит, – сказала она, не вдаваясь в пояснения. – Я понимаю, тебе нелегко, – ответила Анна, в свою очередь не уточняя, что именно той «нелегко». Обе помолчали. – Ну, пойду пройдусь по саду, – поднимаясь, сказала Кора. – Если что, зови! – Непременно, дорогая! – отозвалась Анна и Кора вышла, оставив ее в прекрасном расположении духа. Похоже, осознание себя полной себе хозяйкой крайне положительно влияет даже на самые расстроенные чувства. *** По дороге в «Вудроу-хаус» в тот же день после обеда СИ обдумывал манеру ведения допроса, которая позволит быстрее добиться признания. Сержант на приличной скорости вел машину среди цветущих полей, а СИ мысленно прикидывал варианты. После всех этих дней выяснений деталей и дачи показаний он был уверен, что неплохо узнал характеры постоянных и временных обитателей имения, а, значит, может подобрать оптимальный способ. Уже перед самыми въездными воротами он решил, что будет придерживаться своей излюбленной тактики «олимпийское спокойствие и факты», т.е. с непроницаемым лицом выложит все, что им удалось накопать, и, невзирая на истерику (вполне возможную, надо признать) допрашиваемой, они с сержантом Дэем будут стоять на своем, пока не услышат признание. Подъехав к дому, они выбрались из машины, и СИ в который раз пожалел, что положение официального лица обязывает его носить костюм. Жара стояла неимоверная. Промокая платком вспотевший лоб, он взглянул на сержанта и на мгновение почувствовал себя не таким несчастным – тому в форменном мундире приходилось еще хуже, но он стоически делал вид, что окружающее пекло его не беспокоит. Мысленно восхитившись этим скромным примером неброского профессионализма, СИ зашагал вверх по лестнице и на верхней площадке почти столкнулся с Алексом. Тот стоял у входной двери, придерживая ее, чтобы дать проход Анне Бартон. Хозяйка несла в руках большую плетеную корзину. Увидев полицейских, она кисло сказала: – Добрый день, СИ! Добрый день, сержант. Опять к нам? Поняв, что это приветствие прозвучало не слишком гостеприимно, она сопроводила свои слова улыбкой. СИ вежливо сказал: – Добрый день, мэм. Боюсь, вам придется выносить наше присутствие еще какое-то время. Мне бы хотелось побеседовать с некоторыми гостями еще раз и для этой цели я хотел бы снова использовать кабинет мистера Бартона. – Конечно, СИ, будьте как дома, – машинально сказала Анна и пошла вниз по лестнице. – Где мне искать вас в случае необходимости? – Я буду в саду. Собираюсь срезать цветов на букеты, – ответила Анна не оборачиваясь. Проходя в дверь, которую Алекс все еще держал открытой, СИ сказал: – Добрый день, мистер Харт. – Добрый, инспектор, – ответил тот беспечно. – Вот работка у вас – ни секунды покоя. – Могу я попросить вас об одолжении? Вы не могли бы найти Катрин Уокер и попросить ее присоединиться к нам? – Конечно. Почему нет? Алекс аккуратно прикрыл дверь и направился на поиски Катрин. СИ с сержантом прошли в кабинет и заняли свои обычные места: СИ за столом, а сержант на диване с карандашом и блокнотом. Прошло не менее десяти минут, прежде чем появилась Катрин в купальнике, на который был надет длинный цветастый сарафан. Волосы у нее были мокрыми. Очевидно, Алекс нашел ее в бассейне, который она не покидала с самого утра. – Вы хотели меня видеть, СИ? –спросила она, и СИ отметил абсолютное спокойствие в ее голосе. «Ничего, – подумал он злорадно, – сейчас все изменится». – Проходите, присаживайтесь, миссис Уокер, – он сделал указующий жест на кресло перед столом. Катрин, не спеша, подошла к креслу и постаралась расположиться там с комфортом. Пока она усаживалась, СИ повторил про себя заготовленную первую фразу. Она должна была звучать так: «Миссис Уокер, почему вы скрыли от правосудия, что мисс Роберта Лотан ваша дочь»? Он отошел от стола и, заложив руки за спину, стал прохаживаться вдоль шкафов с книгами, давая свидетельнице время осознать, что полиции стало известно нечто важное и оно напрямую касается ее. Катрин пару минут следила взглядом за инспектором, догадавшись о ведущейся против нее психологической атаке, потом перевела взгляд на сержанта. Тихим, но уверенным голосом она спросила: – СИ, вы, вероятно, желаете узнать, почему я не сказала, что Роберта Лотан – моя дочь? Сержант выронил ручку и, кряхтя, согнулся, пытаясь нашарить ее под диваном, на котором сидел. СИ замер. Ему требовалась пара секунд для перегруппировки. Катрин между тем продолжала: – У меня не было сомнений, что вы эту деталь выясните очень скоро. Днем раньше, днем позже – какое это имеет значение. – Это имеет значение, миссис Уокер, и вам прекрасно известно, что большое. По причинам, к рассмотрению которых мы сейчас перейдем, мисс Лотан несколько лет назад поменяла фамилию – в детстве ее звали Роберта Пристли. Она долгое время считалась дочерью вашего покойного мужа, не так ли? Катрин сделала вид, что шокирована вопросом. – Что вы себе позволяете, инспектор? – ледяным тоном произнесла она. Как расценивать ваше «долгое время считалась»? СИ был готов к отпору и не дал себя смутить. – Если ее отцом не был Марк Бартон, мне крайне трудно будет объяснить завещанные ей средства и долю в компании, миссис Уокер, – отчеканил он.