– Но я вас разочарую – все в нашей с Марком связи было просто до банальности. Он женат, она замужем, она влюблена, романтическая поездка на несколько дней в экзотическую страну, порыв страсти – и вот, она обнаруживает, что беременна. Он не рад. Настаивает на аборте – она отказывается, – Катрин замолчала. Боясь показаться нечуткой, Ева рискнула спросить: – Почему отказывается? – Почему? Я сама себе много раз задавала этот вопрос. И первым ответом всегда на ум приходил тот, что я будто бы надеялась, что мы оставим свои половины и поженимся… Но это была неправда. Я с первой секунды нашего знакомства знала, что он никогда не оставит Марго. Только вот не догадалась предположить, что это она уйдет от него. Правда, несколько позже. Просто я уже тогда знала, что если избавлюсь от этого ребенка, то другого у меня не будет. Я никогда не любила и не хотела детей. И сознательно пойти на это испытание не могла себя уговорить. А тут – счастливая случайность, которые я всегда так ценила. И Марк – отличная кандидатура на роль отца. Красивый, богатый, – она замолчала, задумавшись. – Вы поступили правильно? – спросила Ева. Ответ на этот вопрос был ей чрезвычайно интересен. – Никогда не пожалели, да? Катрин пристально посмотрела на нее. – Знакомая проблема? – спросила она с усмешкой. Ева пожала плечами: – Отчасти. Вообще – да. Я не очень много думаю о детях и их не хочу, но иногда проскальзывает – вдруг я ошибаюсь и пожалею. – Да уж, эти дети… Мне кажется, что проблема надумана. Все просто. Если тебя не тянет стать матерью, значит, это не твое, ну и не становись! Зачем плодить несчастных детей, которые и матерям-то не нужны. Ева подумала, что сейчас Катрин невольно сказала ей больше, чем собиралась. Катрин тоже это поняла. – Я никогда не любила Роберту безумно. Знаете, как некоторые женщины наглядеться на детей не могут. Живут ими. Мне было достаточно знать, что она сыта, одета и довольна жизнью, и с ней хорошо обращаются. Со временем выяснилось, что она очень неглупа – и это моя единственная материнская гордость. Но ей нужно было от меня другое – то, чего я дать не могла и даже не подозревала об этом. Поэтому в 23 года она сменила фамилию и знать меня не хочет, – заключила она. – С тех пор мы не общались. Горечи в словах не было – только факты. – Марк, наверное, очень ее любил? – предположила Ева, чтобы подбодрить собеседницу. – Очень, – зло сказала та. – Он отказался с ней знакомиться. Ева не сумела сдержать возглас изумления. – Как это? – Так просто. Он ни одного раза ее не видел. Я, конечно, могла бы устроить скандал и все такое, обнародовать наши отношения, и сначала даже всерьез думала об этом, но потом пришла к выводу, что оно того не стоит. В конце концов, ребенок был моим решением, Марк был против, как только узнал. И не соглашаться на роль отца его право. Он щедро обеспечивал ее быт и образование – знали бы вы сколько стоила та школа в Штатах!, но на большее не был готов. И в завещании не поскупился, так что я на него не в обиде. Ева пожала плечами. Она и не подозревала, что мужчины могут быть такими непримиримыми. – А Роберта знала, кто ее отец? – Его имя я сообщила ей на двадцатилетие. Думала, что она достаточно рассудительна, чтобы не делать глупостей. Но я не знаю, пыталась ли она с ним встретиться или нет. Иногда у детей есть совершенно иррациональное желание во что бы то ни стало узнать, кто их родители. Даже если последним эти дети совершенно не сдались. Я бы сказала – особенно, если не сдались. – Вам это кажется иррациональным? – Конечно. Раз мать или отец не выходит на связь, значит, ты ему не нужен. Забудь и ты про него. – А вдруг этот человек страдает и по непреодолимой причине не видится с ребенком? – Не могу представить таких причин, – отрезала Катрин. – Когда чего-то действительно хочешь, сумеешь обойти препятствие. А если они и страдают, так это их наказание за детские слезы. – Какой максималистский подход, – пробормотала Ева. – Так в мире все просто. Если бы я знала, как все повернется с Робертой, я бы не стала мучиться родами. Но по-настоящему жалею я только об одном – я невольно заставила свою дочь страдать, существо, которое ни в чем не было виновато и стало заложником моих ошибок. И я жду, когда она простит меня, но не знаю, дождусь ли. – Вы хотели для нее лучшего, – тихо сказала Ева. – Я хотела лучшего для себя, – отозвалась Катрин, – ее я в расчет почти не принимала. И без паузы продолжила: – Вы пойдете в дом? Я посижу здесь еще немного. Ева поднялась со ступенек, поправила брюки и пошла в дом. Слов от нее больше не требовалось. Но теперь она совсем не была уверена, что Катрин не убивала Марка. Причина у нее имелась. *** После обеда Уивер добрался до дома и, открыв холодильник с некоторой смутной надеждой, обнаружил в нем лишь полпачки сливочного масла. Ни хлеба, ни яиц, ни даже сухарей в его жилище не имелось, поэтому за ужином предстояло отправиться в ближайший ресторан, но он вдруг так обессилел, что сил шевелиться не было – он рухнул в кресло в прихожей и так и остался в нем. Он пребывал в странном состоянии – усталость вперемешку с неудовлетворенностью и преследовавшим его в последнее время ощущением, что преступление только выглядит сложным, на самом деле являясь простым, сводили его с ума. Он думал о подозреваемых постоянно и, что неудивительно в таком положении, часто видел их во сне. Он был совершенно измотан и глубоко в душе начинал смиряться с тем, что убийство останется нераскрытым. Второе убийство выводило дело на новый уровень, давало ему новый импульс, но энергии разбираться с ним не осталось. Он просидел в кресле минут десять и почувствовал себя чуть лучше. Решил заказать еду на дом, чего обычно не делал. В одном из ящиков кухонного стола лежали рекламки проверенных ресторанов – их отбирала жена как раз на такой случай. Он выбрал кафе азиатской кухни и сделал большой заказ, внезапно ощутив, что проголодался. Обещали доставить через полчаса. С телефоном в руке он прошел в гостиную и сел перед холодным камином. Ужасно хотелось поговорить с женой, в последнее время они созванивались не каждый день из-за его поздних возвращений домой, но она еще была на работе, где беспокоить ее только из-за приступа меланхолии не стоило. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Наверное, задремал, ибо резкий телефонный звонок вернул его к реальности. – Привет, милый, – услышал он голос жены, и так обрадовался, что едва мог отвечать. – Звоню наудачу, тебя же в это время еще не бывает дома, – сказала она. Он слушал и улыбался. – Дерек, ты там? – забеспокоилась Хелен. – Слышишь меня? – Слышу, – ответил он ласково, – я так рад, что ты позвонила. – Тяжелое дело? – спросила она, по голосу поняв, что он вымотан. – Все то же в «Вудроу-хаусе»? – Да, только теперь у нас еще одно убийство. – О! – выдохнула она. – Кого убили? – Психотерапевта, помнишь, я рассказывал? Вопреки служебным инструкциям он часто делился с женой подробностями расследований – воочию сцен преступлений она не видела и воспринимала их как увлекательные детективные сюжеты. – Помню. Друг и психоаналитик Бартона. Про него в газетах писали, что он крупный специалист. – Был крупный специалист, – мрачно сказал Уивер. Они помолчали в знак обычного уважения к смерти. Потом она заговорила: – Его убили из-за Бартона или из-за его самого? – Что? – переспросил Уивер. – Интересно ты ставишь вопрос. Я не думаю, что в «Вудроу-хаусе» оказалось сразу два независимых убийцы, которые приехали каждый за своей жертвой. Я уверен, что Линдси убили из-за Бартона. – Понятно, – сказала жена. – Говорят, он знал, кто убийца. – Ого! – восхитилась его жена. – Прямо по учебнику. Вторая жертва из-за того, что много болтала. – Да уж, он болтал у бассейна, где его могли слышать все… – Как глупо с его стороны, – заметила Хелен. – Не очень умно, – согласился он. – Да это же полный идиотизм – заявлять об убийце там, где он может тебя услышать, – продолжала возмущаться жена. – Действительно, – машинально ответил СИ, и вдруг в голове у него что-то забрезжило, какая-то мысль, еще неоформленная, но которую срочно надо было обдумать. – Я перезвоню, любимая, – сказал он и положил трубку, боясь спугнуть слабую идею. Жена не удивилась – она хорошо его знала и надеялась, что в голову ему пришло что-то стоящее… Пятнадцать минут спустя СИ все еще сидел на том же месте, держа телефон в руке и уставившись в одну точку. Разгадка, которая пришла ему на ум, при подробном рассмотрении казалась то гениальной, то абсурдной. Если хоть на минуту поверить, что события разворачивались таким образом, как он внезапно увидел в своем озарении, вызванном словами жены, то становились понятны все поступки и решения обитателей «Вудроу-хауса», все выстраивалось в одну логическую цепочку. Он сидел и пытался понять, есть ли в его теории бреши и если есть, то значит ли это, что теория неверна, или он просто еще не во всем разобрался до конца. Из глубокой задумчивости его вывел звонок в дверь. Дав курьеру щедрые чаевые и разгрузив доставленный пакет на кухне, СИ почувствовал зверский голод и набросился на еду, разрывая упаковки руками и жадно заглатывая целые куски. Немного насытившись, он достал палочки и процесс пошел аккуратнее, он устроился за столом, прикидывая свои следующие действия. Для сборки пазла не хватало пары деталей. Он взял телефон и набрал сержанта: – Дэй, вы как-то упоминали, – начал он без предисловий, – что Линдси считался хорошим специалистом? Если сержант и удивился, то виду не подал. – Да, его коллеги так считают.