— Ничего не случилось! — резко ответил я. Славик долго молчал. Потом произнес нерешительно: — Давай пройдемся… — Давай! — ответил я. — Знаешь, до сих пор между нами все было спортивно, — после паузы сказал Славик. — Поэтому давай и дальше вести себя спортивно. — Согласен, — быстро ответил я. — Что дальше? — Я приехал сюда по просьбе Калерии, — сказал Славик. Вот оно что. Калерия была женщиной Деда. Правда, я ни разу не видел ее, но многое о ней слышал. Мол, умная. Мол, красивая. Калерия жила на Смоленской набережной в той квартире, которую купил и обставил Дед, по непонятной мне причине не любила гостей и никогда не появлялась на торжествах, куда был приглашен Дед. В том числе и на тех, для которых я писал речи. Эта Калерия вполне могла знать о деньгах, которые Дед оставил мне. Она вполне могла проконтролировать меня через Славика. Правда, все это были мои домыслы. — Кстати, я не очень понимаю, почему ты припарковался на этой стоянке? — пробормотал Славик. — Эта стоянка для работников управления. — Я не имею права здесь останавливаться, — отрубил я. — Я не сотрудник МУБОП, не стукач. Если кто и имеет, то Вовка Довгарь. Кстати, ты видел Вовку? — Не-ет, — протянул Славик. — А при чем здесь Вовка? — Ты его видел? — Нет. «Странно, — подумал я, — Куда он делся?» — Тогда при чем здесь я? — разозлился я. — Почему ты намекаешь, что я работаю на МУБОП? И опять повисла пауза. Славик оглянулся. Быть может, он думал, что сейчас из подъезда МУБОП начнут выходить автоматчики, один за одним, окружат нас — и мы со Славиком загремим в подвалы грозного ведомства? Но автоматчиков не было, это сбивало Славика (так думал я) с толку. — Ты, правда, согласен вести себя честно? — спросил начальник охраны концерна «Деденко». — Почему бы нет? Славик чуть прищурил глаза. — Я не вполне понимаю тебя, — расслабленно заговорил он. — Временами мне кажется, что тебе можно доверять… а временами, что совсем нельзя. Нет, не понимаю, какого лешего Дед доверил тебе… — Стоп! — сказал я. — Если хочешь сохранить нашу дружбу, запомни: Дед мне ничего никогда не доверял. Никаких денег. Никаких ценных бумаг. Ничего такого. Запомнил? Славик хотел ответить, но промолчал. И я выдержал паузу. Пауза была хорошая, длинная. — И все-таки, — сказал Славик. — Ты рассказывай мне о грозящих тебе опасностях. Мало ли что может случиться. А я. Я буду тебе помогать. — Всю жизнь мечтал, — процедил я сквозь зубы. Не получилось у нас откровенного разговора. Я сел за руль и уехал, Славик остался. Через пару кварталов я оглянулся. Черного «мерседеса» нигде не было. * * * Через несколько дней я снова вспомнил о Наде. I Из-за второй повестки совсем забыл о ней. Может, нам пора закончить выдержку характера? Чего я достигну? И потому я отбросил сомнения, подошел к аппарату и набрал знакомый номер. Удивительное дело — Надя оказалась дома. Едва она подняла трубку, я произнес одно единственное слово: — Приходи. Она узнала мой голос. Это я понял по тому, как она задышала. — Зачем? — спросила Надя. — Я хочу быть с тобой. Надя молчала. Я старался понять, о чем она думает. — Зачем? — повторила вопрос Надя. — Тогда я смогу повлиять на тебя. Я очень хочу хорошо влиять на тебя. — Хорошо, — сказала, помолчав, Надя. — Я приду. В ожидании ее я думал, что не буду просто так любоваться ее присутствием. Этого слишком мало! Я сделаю все, что в моих силах, я сделаю так, чтобы она позабыла эту свою отраву. Наркотики. К черту наркотики. Я буду водить ее по докторам и экстрасенсам. Короче, я сделаю все, чтобы она снова стала человеком! А если для этого понадобятся деньги, я… черт возьми, я раздобуду деньги. Если не хватит моей зарплаты, я просто съезжу на дачу. Ох! Ради этого дела я возьму деньги, которые оставил мне Дед… хоть и зверски не хочу этого делать. Глава 10 Деньги, деньги и деньги Назавтра я отправился в Зеленые холмы. Пришло время разобраться, что находится в кейсе, — так я понимал свою миссию. Возможно, это надо было сделать еще раньше, но я чувствовал, что созрел именно сегодня. Переменчивая весенняя погода сослужила мне нехорошую службу. Увлекшись, я не заметил, как набрал опасную скорость, а потом автомобиль вдруг пошел юзом — просто так, без видимой причины. Ну я и передрожал! Шоссе обледенело, я не справлялся с управлением. Уф-ф! Все же мне удалось сбросить скорость, я покатил не быстрее, чем километров сорок в час, и все думал о том, что только что едва не убился. Если убиваться, то за дело. Причем за стоящее. И поскольку дело, которое я задумал, было стоящим, я снова начал набирать скорость. Ничего, рассуждал я. Ничего, ничего. Погода не способствует, но наплевать; ежели требуется сделать дела и вернуться в город до наступления темноты, я сделаю это. Во второй раз мне не повезло. Я выехал на осевую линию, где не было льда, и увидел на встречной полосе трактор «кировец» — или как там называется эта громадина, занимающая половину шоссе? Я круто взял вправо, но получилось слишком круто — и мой «опель» перед самым носом трактора юркнул в кювет. Все произошло так быстро, что я не успел испугаться. Придя в себя, я осознал, что выпасть из кресла мне мешают ремни безопасности. Я находился в позе пилота, самолет которого вошел в крутое пике. Перед капотом «опеля» белел снег. Справа и слева — тоже снег. Выходит, я попал в снежный сугроб. Правая моя нога по-прежнему прижимала педаль газа, а левая застряла между педалями тормоза и сцепления. Сзади — вернее, вверху, на шоссе, — протарахтело несколько машин. Одна, кажется, остановилась (я заключил это по звуку). Но я не видел, какая и где. Голова ныла от удара тубусом по затылку, этот тубус, видимо, был забыт Надей… Да, вот он, этот тубус, упал на приборный щиток и остался там, словно приклеился. Тубус лучше моего вестибулярного аппарата показывал, что «опель» стоит почти вертикально. Упершись ногами, я кое-как отстегнул ремень и… еще раз оглянулся. Сзади синело небо. И на фоне этого неба вдруг появился человек в телогрейке и кепке. Я понял, что это тракторист. Получается, остановилась не машина, остановился трактор. Вопреки ожиданию, тракторист не стал бегать, кричать или как-то еще проявлять беспокойство. Он вынул сигарету и прикурил от спички. Прищуренные глаза под низко надвинутой кепкой с любопытством рассматривали меня. И тогда я открыл дверцу (распахнувшись, она едва не отломилась) и вывалился в снег. В каком-то фильме была такая сцена: летчик или танкист покидает подбитую машину, которая почти тут же взрывается? На четвереньках я очень быстро вскарабкался по склону. Припустил на противоположную обочину… — Ты куда? — услышал я окрик. Я развернулся. Тракторист смотрел на меня — мне стало стыдно. И в самом деле, с чего это я решил, что моя машина сейчас взорвется? — «Опелька» будем вытаскивать? — спросил тракторист. Я неловко переминался с ноги на ногу. Тракторист молча рассматривал меня, посасывая желтую «примину». — У меня нет троса, — сказал я наконец. Губы тракториста искривила улыбка. Он наслаждался происшествием, о котором позже расскажет приятелям. Мол, на его глазах едва не убился какой-то молокосос, у которого нет даже троса. С тоски я стал смотреть на «кировец» с облупившейся краской, который пыхтел незаглушенным двигателем на другой стороне шоссе. На всякий случай заметил километровый столб: я слетел в кювет на шестьдесят девятом километре Клыковского шоссе… Теперь здесь можно поставить памятник. Чем еще замечательна эта местность? Чуть дальше за дорогой протекала речка. Маленькая речушка, вполовину покрытая льдом. Ничего более. К нам по шоссе приближалась какая-то легковушка. Я поднял руку, голосуя, рассчитывая, что у водителя найдется трос… да так и остался стоять — с поднятой рукой, словно половина статуи «Рабочий и колхозница». Оказалось, что к нам приближался милицейский «жигуленок» с большими буквами «ГИБДД» на дверце. Вот автомобиль сбросил скорость, остановился. Машинально я посмотрел назад. Шоссе на шестьдесят девятом километре делало изгиб, мой «опель», слетевший в кювет, прятался за этим изгибом. Заметит или нет аварию милиционер?