– Нет, сэр, – ответил ему Вулф. – Это было бы ни к чему, если вы их не заберете с собой, а если заберете, уже не возвратите. Это в любом случае ни к чему. Поскольку мистер Бафф принял решение вам о них рассказать, мы вас ждали, и за это время, если бы с ними что-то произошло, мистер Гудвин успел бы сделать новые копии. Нет. Мы говорим, они там, и этого достаточно. – Они находились там все время с того момента, когда их туда положил Гудвин? – Да. Все это время. – Вы их не вынимали? – Нет. Пэрли повернул ко мне свое большое обветренное лицо: – А ты? – Нет… Погоди минутку, я кое-что добавлю. Час назад позвонил Бафф и спросил, где они, и мистер Вулф велел убедиться, что листки на месте. Я достал их, просмотрел и положил назад. Это был единственный раз, когда я брал их из сейфа с тех пор, как положил их туда. Он резко повернулся к Вулфу и рявкнул: – Тогда на кой черт они вам понадобились?! – Хороший вопрос, – кивнул Вулф. – Чтобы ответить на него надлежащим образом, мне пришлось бы вернуться в тот день и вспоминать все свои впечатления, соображения и догадки, а я занят, и у меня мало времени. Потому скажу лишь одно: тогда у меня возникли некие смутные предположения, которые впоследствии не подтвердились. Этого для вас должно быть достаточно. Пэрли задвигал челюстью. – Вот что я думаю, – сказал он. – Прошу прощения? – Я сказал: вот что я думаю. Не только я, но и инспектор. Он хотел сам к вам прийти, но торопился к комиссару и потому прислал меня. Мы с ним оба думаем, что это вы разослали ответы финалистам. – Пэрли стиснул зубы, затем разжал. – Вернее, думаем, что вы могли, и хотим это выяснить. Не нужно объяснять, насколько в деле об убийстве важно знать, вы это сделали или нет… Черт, я вообще ничего не обязан объяснять! Спрошу прямо: это вы разослали финалистам письма с ответами? – Нет, сэр. – Знаете ли вы, кто это сделал? – Нет, сэр. Пэрли переключился на меня: – Ты их отправил? – Нет. – Знаешь ли ты, кто это сделал? – Нет. – Думаю, вы оба лжете! – прорычал он. Это как раз был тот случай, когда Пэрли сделал вывод слишком быстро. Вулф поднял плечи и опустил: – После такого заявления разговор становится бессмысленным. – Ну да, сам знаю. – Пэрли проглотил ком в горле. – Беру свои слова обратно. Беру обратно, потому что хочу попросить об одолжении. Инспектор велел этого не делать. Он сказал, если письма напечатал Гудвин, он не стал использовать свою машинку, и, наверное, он прав, но все-таки я прошу разрешить мне что-нибудь напечатать на этой машинке, – он наставил на нее большой палец, – и забрать образец. Ну так как? – Разумеется, – согласился Вулф. – Довольно нахальная просьба, но это лучше, чем продолжать препираться. Работы много, время идет к ланчу. Арчи? Я придвинул к себе машинку, вставил в нее лист бумаги и освободил стул для Пэрли, и он подошел, сел и застучал по клавишам. Печатал он указательными пальцами, но тем не менее бодро. Я стоял у него за спиной и смотрел, как он печатал: южноэфиопский грач увел мышь за хобот на съезд ящериц[2]. Когда Пэрли вынул лист из каретки и начал складывать, я сказал ему как старому приятелю: – Между прочим, у меня в комнате есть еще одна старая пишущая машинка, которой я иногда пользуюсь. Нужно и с нее взять образец. Пошли. Это было ошибкой, ведь если бы я промолчал, то, возможно, в первый раз услышал бы, как он говорит спасибо (все равно за что). Но не вышло. – Не суй нос не в свое дело, не то прищемят, – сказал он, взял шляпу, которая лежала на полу рядом с его креслом, и потопал вон. Когда я вышел за ним следом в прихожую, он уже стоял на крыльце, оставив входную дверь нараспашку. Он даже не прикрыл ее за собой, что, как подумал я, было довольно мелочно для сержанта полиции. Я подошел, закрыл ее, запер и вернулся в кабинет. Вулф стоял возле книжного шкафа и ставил на место Казанову, Дороти Осборн и остальных. До ланча оставалось всего десять минут, и потому ждать, что он вернется к работе, было бы глупо. Я стоял рядом с ним и смотрел. – Видимо, – начал я, – правила изменились, но вы могли бы и предупредить меня. Пусть мы никогда этого не обсуждали, но я всегда знал, что если вы не хотите что-то рассказывать, то готовы напустить столько дыму, что задохнуться можно, но вы никогда мне не лгали. Могли и частенько лгали при мне, но не мне, когда мы были один на один. Так что я поверил, когда вы сказали, что письма с ответами стали для вас сюрпризом. Я не в обиде, я просто говорю, что, на мой взгляд, было бы неплохо, если бы вы заранее предупреждали, когда мы меняем правила. Он поставил последнюю книгу, очень мило подровняв корешок, и повернулся ко мне: – Я не менял правила. – Значит, все это время я ошибался? Значит, с вашей точки зрения, нормально лгать, когда мы один на один? – Нет. И никогда не было. – А сейчас? – И сейчас. – Вы не обманули меня с ответами? – Нет. – Ясно. Тогда я лучше займусь звонками, чтобы не обременять вашу шею. Если у вас еще нет программы сегодняшнего вечера, а ее, вероятно, нет, могу только порадоваться, что это ваша работа, а не моя. Я подошел к своему столу и, чтобы чем-то себя занять, занялся машинкой. Мне нравится думать, что я умею видеть насквозь, а весь последний час или около того мне казалось, будто я догадался, куда и зачем Вулф отправил Сола, и вот что мне совсем не нравится, так это когда я покупаюсь на фальшивку, особенно когда продавец я сам. Выравнивая машинку на месте, с краю стола, я совершенно случайно ею грохнул, и Вулф посмотрел на меня с удивлением. Глава 16 К четырем часам дня я сделал все для организации вечеринки, за одним исключением. Уилок, Янгеру, Баффу и Хири позвонил и напомнил. О’Гарро, Асса, Роллинз и Хансен тем вечером были не нужны. До Сьюзен Тешер дозвонился Хиббард, который пообещал мне, что она явится при условии, если ему также будет дозволено присутствовать, и я ответил, что мы всегда ему рады. Исключением оставалась Гертруда Фрейзи. Я набирал ее номер пять раз после ланча, три раза из кухни и два – от себя, но так и не поймал ее. В четыре часа, услышав, как загудел лифт, который вез Вулфа в оранжерею, мы с Фрицем отправились в кабинет, где занялись расстановкой. Вечером мы ждали десять гостей – если найдется Фрейзи, то одиннадцать, – а потому принесли стулья из столовой и гостиной. Вулф велел подготовить угощение, и мы поставили рядом с диваном столик, постелили желтую льняную скатерть, положили салфетки и тарелки. Фриц успел приготовить канапе и закуски и наполнил кубиками льда большой термос. Проверять напитки не было необходимости, так как Вулф делает это сам по крайней мере раз в неделю. Он терпеть не может, когда кто-нибудь, пусть даже полицейский или женщина, что-то просит, а у него этого нет. Когда все было под контролем, Фриц вернулся в кухню, а я к своему столу и еще раз попытался связаться с Фрейзи. Ей-богу, я застал ее в номере без всяких проблем. Голос мне ответил ее, и меня она вспомнила. Холодновато она спросила, зачем я звоню, но я не обратил внимания. – Затем, – сказал я, – чтобы пригласить вас сегодня в девять часов вечера к мистеру Вулфу. Придут все финалисты, мистер Хири и представители компании «Липперт, Бафф и Асса». – Для чего? – Чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Поскольку все финалисты получили письма с ответами от неустановленного лица, требуется… – Я не получала никаких писем ни от неустановленных, ни от установленных лиц. Утром в среду я жду звонка от моих друзей, и ответы у меня будут готовы вовремя. Хватит с меня этих штучек. Она отключилась. Я сел в обнимку с телефонным аппаратом, немного подумал и позвонил Вулфу в оранжерею. – Вам нужна сегодня мисс Фрейзи? – спросил я. – Я же сказал, мне нужны все. – Ага, понял. Тогда придется за ней съездить. Она не получала никаких писем и сказала, что хватит с нее этих штучек. И повесила трубку. Если она ни при чем, то, значит, порвала письмо и смыла в унитаз и будет стоять теперь насмерть. Так нужна, да? – Да. Позвонишь еще раз? – Нет смысла. Она не в настроении. – Тогда придется ехать. Я сказал «ладно», заглянул в кухню, чтобы Фриц закрыл за мной дверь, надел шляпу, пальто и вышел. В «Черчилле» настенные часы над лифтами показывали семнадцать минут шестого. В такси я успел придумать три возможных подхода к мисс Фрейзи, но все три были так себе. Мои мысли были заняты четвертым, а потому я не обратил внимания на парня, который вошел в лифт в последнюю секунду и встал ко мне спиной. Но когда он вышел на восемнадцатом этаже, то есть на нужном мне, а затем направился к дежурной и сказал: «Я к мисс Фрейзи, тысяча восемьсот четырнадцатый», я посмотрел на него и узнал. Это был Билл Ларик из «Газетт», который пишет не об убийствах, только когда нет убийств. Бог ты мой, подумал я, что творится, прибавил шагу, нагнал его в коридоре и сказал «привет».