– Нет никакого таланта, – заявил рыжеволосый Фома, – есть только труд, труд и еще раз труд. Лучи солнца, проникающие через окно, золотили его волосы. – Талант без труда никогда не расцветает, а труд без таланта даже не даёт всходы, – процитировал я другу слова Матюшова. Он состроил презрительную гримасу и ответил: – Бред! Ты хочешь сказать, что человека нельзя научить писать? – Научить писать как раз-таки можно, – ответил я, – и школа тому доказательство, но нельзя научить человека быть писателем, если это не его призвание. – Не верю! – процедил он сквозь зубы. – Неверующий Фома! – произнёс косоглазый Михаил. – Нашли из-за чего спорить. Потом посмотрел на часы и добавил: – Минут через десять нам надо двигать, Фома. – Помню, – сказал Фома резко. Потом взглянул на меня и спросил: – Скажи, а ты себя к каким причисляешь? Я не сразу нашелся что ответить, понимая, к чему клонил Фома. Если отвечу, что к талантливым, тогда он разозлится еще больше, так как в нём самом нет и толики таланта к писательству, а если скажу, что к бездарным, то тогда и смысла нет в нашем споре. Гул голосов в кафе, в котором мы сидели, не позволял мне сосредоточиться и найти достойный ответ. Тогда мой взгляд упал на книжку моего любимого автора. – Вот Владислав Булыжников точно талантливый, – уклонился я от ответа. – Ага, – усмехнулся Фома, – настолько талантливый, что уже пять лет ничего не пишет. – Зато выпустил до этого восемь романов, – пришел мне на помощь косоглазый. Последовал брезгливый ответ Фомы: – Причем тут количество книг? Может, он и вовсе не писатель, а очередной проект издательства, – потом отпил лимонада и, глядя на меня, сказал: – Ты не ответил. – К талантливым писателям – сказал я, понимая, что деваться некуда. – И в чем это проявляется? – Это сложно объяснить… – начал было я, но он перебил меня: – Конечно, нельзя объяснить то, чего не существует, – сказал он с язвительной усмешкой на лице, – так что это пустой разговор. Нет никакого таланта! Лучи солнца, которые до этого играли с его волосами, резко отпрянули, словно посчитали слова Фомы кощунством. – Смотри, – начал я, – у тебя легко получается рисовать картины, так? – Да, – ответил Фома, – но это потому что я много трудился. – Ты себя обманываешь, – не согласился я с ним, – у тебя талант художника, поэтому тебе рисовать легче, чем сочинять истории. Ты визуал. Твоим картинам веришь. «В отличие от прозы», – подумал я. Но вслух добавил: – А ты почему-то вбил себе в голову, что ты писатель. Фома хотел возразить мне, но Михаил опередил его и сказал, что через минуту им выходить. Фома допил свой лимонад, посмотрел на меня и пообещал: – Мы еще продолжим разговор, и я докажу, что ты не прав. – Хорошо, – улыбнулся я другу, – но нет смысла дальше муссировать эту тему. Все равно каждый из нас останется при своем мнении. Фома фыркнул. Мы пожали друг другу руки, и они ушли. «Бедняга, – думал я, – следуя моде быть писателем, отказывается от своего настоящего дара». Я печально вздохнул, потом взял книгу, которую приобрел перед тем, как зайти в кафе. Из кармана пиджака достал карандаш. Воскресные дни я давно выделил себе для чтения, предпочитая читать в людном месте. Это хоть и не всегда удобно, но именно так я определяю насколько хорошо написана книга. Если она увлекает меня настолько, что я не замечаю шума вокруг, погружаясь в выдуманный писателем мир, то автору книга явно удалась. Читая, я всегда делаю пометки карандашом на полях книги, чтобы отмечать удачные абзацы или мастерски написанные писателем строки. Это помогает мне учиться самому создавать красивые обороты при написании рассказов. Прежде чем приступить к чтению я подозвал официанта и попросил чайник зеленого чая. Люблю, читая книги, пить чай. Это мой ритуал, который является для моего мозга сигналом, кричащим ему, что сейчас хозяин будет утолять интеллектуальный голод. Но в тот день голод утолить не получилось… – Простите, – услышал я хриплый голос за своей спиной и обернулся. Обращался ко мне худощавый мужчина лет сорока пяти, с густой черной бородой, где местами пробивалась седина. Его темно-карие глаза были наполнены вселенской печалью. – Невольно подслушал ваш разговор о таланте, – начал он и положил руки на закрытый ноутбук. – Вы не против, если я подсяду к вам? У меня есть что сказать по этой теме. Я был не против. И даже рад. Наличие ноутбука говорило о том, что он, возможно, как и я, был начинающим писателем, или вовсе знаменитым. – Конечно, – поспешил ответить я, – мне интересно послушать мнение стороннего человека. – Благодарю, – произнес он, слабо улыбаясь, и принялся переносить на мой стол чашку с кофе, тарелку с пирожным и ноутбук. Незнакомец сел напротив меня и, протягивая руку, представился: – Иван. – Максим, – пожал я ему руку. – Очень приятно, – ответил он. – Мне тоже, – не остался я в долгу. Глубоко вздохнув, он спросил: – Вы стесняетесь своего таланта? – Почему? – удивленно поднял я брови. – Вы не сразу ответили своему другу, к каким людям вы себя причисляете. – А, вы об этом. Нет, я не стесняюсь своего таланта, мне не хотелось обижать друга. – Хорошо. Потому что любой талант – это великий дар небес, нельзя стесняться своего таланта или бояться его. – Согласен, – и, чтобы показать, что я в теме, добавил: – На мой взгляд, нет бесталанных людей. У каждого свой талант. Один рожден быть поэтом, второй писателем, третий художником, четвертый музыкантом, а у кого-то талант быть хорошей матерью или хорошим отцом. – Все верно, – согласился собеседник, – печально то, что не все это понимают. – И вместо того, чтобы найти в себе и развивать тот талант, который был дан при рождении, – дополнил я его мысль, – люди стремятся пристроиться там, где им ничего не светит. – Совершенно верно, – согласился он. – И если вы знаете, что у вас есть талант, то берегите его и не отдавайте никому. – Спасибо, – сказал я, не совсем понимая смысл его последнего предложения, но ответил: – Постараюсь. К нам подошел официант с подносом, на котором стояли чайник и чашка. Он разгрузил все это на стол и, одарив нас улыбкой, удалился. Я налил себе чай и спросил: – А вы, я так понимаю, – и показал взглядом на его ноутбук, – писатель? – Был когда-то. Я сделал глоток чая, цветочный аромат которого ударил мне в нос, и уточнил: – Был? Сейчас уже не пишите? – Вам моя история покажется неправдивой. – Почему же? – не согласился я. – Вы попробуйте, а там видно будет. Он бросил мимолетный взгляд на книгу, которая лежала на моей стороне стола, потом отпил из своей чашки и пристально посмотрев на меня, сказал: – Хорошо, попробую.