– Ну? Решай. Если случай нас свел, так, может, это знак? И за разбитую голову отплатишь. – А что я должен буду делать? – Мне помогать. Но тайно. – В «демоны» записаться на старости лет? – «Демона» внедряют в банду, там риск слишком велик, такого я тебе не пожелаю. Ты станешь негласным сотрудником. Поместим тебя в околопреступную среду, будешь наблюдать. Человек ты опытный, учить не надо. – А из номеров Барашкова, стало быть, мне уйти? – Да. Служба, как я понял, тебя и не кормит, и не радует – черт бы с ней. Закончим с железкой – что-нибудь придумаем. Форосков размышлял недолго. Он сдернул с головы шапку и хлопнул ею о борт экипажа: – А, однова помирать! Так лучше с вами, чем с этими. Извозчик, вези нас в другое место. – Это в какое же? – повернулся к седокам бородач. – Сначала в трактир, где получше, – ответил ему Лыков. – Соскучился я по московским харчам. – А где получше, барин? – Я у Крынкина никогда не был, – влез Форосков. – А все хвалят. – Да, валяй к Крынкину на Воробьевы горы, – поддержал коллежский советник. Возница обрадовался и лихо развернул пролетку: – Вот сразу видать, что хорошие господа. Н-но, милая! Ресторан Крынкина был знаменит не только кухней, но и уникальным местоположением. Он располагался на огромном балконе, приделанном к склону горы. С балкона открывался красивейший вид на всю Москву, от Новодевичьего монастыря до Сокольников. По случаю осени большая терраса уже была накрыта тентом. Лыков по-хозяйски занял лучший отдельный кабинет, велел позвать знаменитого Серго. Явился повар-кавказец. – Слушаю, дорогой. Чего ты хочешь? – Накорми нас, Серго, настоящими хинкалами, да шашлыков изготовь повкуснее. – Все будет, батоно. Пока пейте-закусывайте, лобио у нас сегодня – вах! Пальцы откусишь. Ну, я пошел делать? – Да, вели там подать пышкинских огурчиков и раков ваших знаменитых. Мы ждем! Серго с достоинством поклонился и ушел исполнять заказ. – Вы тут не в первый раз, видать, – заметил Форосков. – С поваром на короткой ноге. – А, – отмахнулся Алексей Николаевич, – у него таких, как я, приятелей – тысяча. Он нас по именам-то не помнит, не то что… Но давай поговорим о тебе. Так ты согласен? – Хорошо бы поподробнее, Алексей Николаич. Жизнь у меня сейчас такая сволочная, что я, конечно, согласен. Но хочется знать, на что. Лыков принялся рассказывать: – Терпение у власти действительно кончилось. Начинают копать под самого Рейнбота. – Давно пора! Ежели его не убрать, то все останется, как прежде. – Столыпин это понимает. Государь уже назначил сенаторскую ревизию, она скоро приедет сюда. От Анатолия Анатольича перья полетят. Но нас с тобой это касается лишь отчасти. Наше дело – кражи на московском железнодорожном узле. Расскажи о том, что знаешь. Правда там все настолько запущено? – Правда. Все товарные станции, что имеются в Москве, заняли преступники. Служащие, сукины дети, и есть первые воры! – Какие служащие? Мелочь или?.. – Я с начальством дела не имел, так что не знаю. А весовщики, сторожа, даже самый последний крючник – все тащат себе в карман. Причем третий год уже. Начали с декабрьского восстания, и до сей поры никак не остановятся. – Хм. А кто атаманит? Ведь над крючником или весовщиком стоит заправила? – Конечно. Имеются крупные скупщики, которые сбывают похищенное. Их и надо истребить в первую голову. – А в сыскную полицию ты не обращался? – Когда начальство приказало мне извести воровство, я пошел в Малый Гнездниковский. Поговорил там с двумя ребятами: так, мол, и так, помогите, откройте дознание. Они сразу сказали, что если денег им не дать, то никакой помощи от сыскных не жди. Выложу пятьдесят рублей вперед – тогда ударят палец о палец. Но без гарантий. Лыков грубо выругался, потом спросил: – Что решили твои бонзы? – Бонзы сказали: мы тебе за что деньги платим? Чтобы еще сыщиков кормить? А ты тогда на кой? Иди и лови, больше с такими глупостями не лезь. – А потом тебе дали по голове… – Да, потом мне дали по голове. – Как фамилии тех ребят из Гнездниковского? – Один был помощник делопроизводителя Соллогуб, а второй – надзиратель Рагин. Оба жулики похлеще уголовных. Бывшие сослуживцы просидели в ресторане часа три. Потом на моторной лодке переправились через реку, поймали извозчика и велели везти их на Домниковскую улицу в гостиницу «Неаполь». Там и поселились в соседних номерах. Алексей Николаевич заставил Фороскова подписать соглашение о сотрудничестве, как негласного агента Департамента полиции. Выдал ему сто рублей подъемных и велел вживаться в роль. А сам поехал на важную встречу – к фон Мекку. Магнат принял гостя радушно: – Здравствуйте, Алексей Николаевич. Очень рад. Позвольте представиться: Николай Карлович. Надворный советник. Сыщик хмыкнул: – А в железнодорожной табели о рангах вы кто? Действительный, тайный? – Вроде того, – поддержал шутку Мекк. Он понравился Лыкову: живой, доброжелательный, умный. Хозяин сразу перевел разговор в деловое русло: – Рад, что правительство наконец заметило, что у нас творится. Мы, Московско-Казанская дорога, больше других заинтересованы в наведении порядка. И готовы за это платить. Я общался с господином Стефановым и высокого мнения о его способностях. Обещаю поддержку, не только рублем, но и связями, советами, людьми. Ваша роль в дознании, простите, будет какая? Столыпин нечетко заявил, что вы будете руководить комиссией от Департамента полиции. Так? Почему прислали человека из Петербурга? Это из-за Рейнбота с Мойсеенко? – Да, – ответил коллежский советник. – Местная сыскная стухла, на нее надежды никакой. Нужен человек, не зависимый от градоначальства. Этим человеком стану я. А еще те люди, которых удастся привлечь на свою сторону – я имею в виду москвичей. Никакой варяг без вас не справится, какие бы бумаги ни лежали у него в кармане. – Как будет работать комиссия? С чего вы начнете? – С совещания, – усмехнулся Алексей Николаевич. – У вас в кабинете, лучше побыстрее. Например, сегодня вечером. Стефанов сделает доклад: что он открыл, как обстоят дела на железке. Послушаем и наметим план действий. – Кто еще будет присутствовать? – Помимо нас троих нужен кто-то от железнодорожной жандармской полиции, он войдет в комиссию. – Вы хотите, чтобы я подобрал подходящую кандидатуру? – Да, Николай Карлович. Вы знаете кадры, вам виднее. Согласуйте с начальством, и пусть этот человек тоже вечером приходит. Нам с ним придется бок о бок воевать, воры без боя не сдадутся. И возможности ОКЖ[5] понадобятся не раз. Они договорились увидеться в этом же кабинете в девять часов вечера, и Лыков ушел. Согласно правилам, коллежский советник должен был представиться генерал-губернатору и градоначальнику. Приехал из столицы с поручением от самого премьер-министра, должен уведомить об этом власти и заручиться их поддержкой… Но градоначальник был одной из мишеней, и сыщик решил его игнорировать. Он отправился на Тверскую площадь к генерал-лейтенанту Гершельману. Тот командовал войсками округа и одновременно был московским генерал-губернатором, сменив на этом посту адмирала Дубасова. Сыщик был в Первопрестольной во время восстания и видел Дубасова в деле. Градоначальник Медем испугался и заперся на квартире, даже к окнам боялся подходить. Полицейские, глядя на него, тоже смутились. Выручил Москву адмирал. Твердый, спокойный, заранее уже простившийся с жизнью старик подавил бунт с минимальными для тех обстоятельств репрессиями. После чего пережил два покушения, в одном ему раздробило ногу, а во втором контузило. Он похоронил адъютанта, сам чудом выжил и был направлен государем на покой в Государственный совет… В 1906 году Медема заменили Рейнботом, а Дубасова Гершельманом. Сначала общество приняло последнего хорошо: боевой генерал, был ранен в Русско-турецкой войне, а в японскую отличился под Мукденом. Но затем Алексей Николаевич слышал разговоры, что как администратор Гершельман являет собой весьма малую величину. Приличный человек, но слишком военный, чтобы тащить и округ, и генерал-губернаторство. Вот и дал много власти Рейнботу. Разговор о поручении Столыпина был генералу неприятен. Поэтому он уделил командированному ровно три минуты. Обещал необходимую поддержку – и тут же стал коситься на часы: мол, ступай, некогда мне. Лыков откланялся и ушел. Вечером в кабинете фон Мекка на Рязанской улице состоялось совещание. Кроме самого хозяина и Стефанова присутствовал еще один человек. Среднего роста, слегка полноватый, со спокойным взглядом, он был одет в жандармский мундир. – Позвольте представиться: помощник начальника Московского ЖПУЖД[6] подполковник Запасов. Включен в вашу комиссию от управления. – Рад познакомиться. Я Алексей Николаевич, а вы? – Дмитрий Иннокентьевич. – Будем вместе служить. Вам объяснили цели нашей комиссии? – В общих чертах, – ответил подполковник, оценивающе разглядывая Лыкова. – Вы ведь не специалист в железных дорогах? – Нет. Зато вы специалист. Да и Николай Карлович в случае чего поможет.