Стою. Любуюсь. Солнце поднимается из пропасти, огромный шар чистого золота, воплощение первозданной красоты и мощи. И смотрю, пусть даже от света глаза слезятся. Но я упрямо стою, вбираю каждую каплю этого вот… – …красиво как… – голос раздался будто издалека. Такой нежный, едва различимый. И я замерла. Снова? – Красиво, – согласился мужчина, склоняясь над ладонями девушки. И я выдохнула. Все-таки как-то это… неудобно подсматривать. Будто я узнаю что-то, чего знать не должна бы, слишком личное, слишком близкое. А эти двое… Её я узнала. Тот, давно умерший Повелитель, и вправду был неплохим художником. Во всяком случае, свою супругу он изобразил весьма и весьма точно. А она красивая. Красивей, чем на том рисунке. Бледное личико. Глаза огромные, яркие, что те озера, как бы ни пошло звучало. И устремлены на мужчину. Только в них видится не любовь, а… ожидание? И снова это ощущение потусторонней жути. Холодом по хребту. – Никак не привыкну к этому, – её губы почти не шевелились, а в полупрозрачной оболочке тела клубилась тьма. И странно было, почему мужчина, этот вот опытный мужчина, который лучше меня все знает, не видит тьмы? – Все кажется… кажется, это не по-настоящему… что я снова умираю… и… И она умерла. Не тело, душа. Давно уже. А тело осталось. И я это тоже вижу, а он почему-то нет. Хочется крикнуть, предупредить, но в его глазах столько любви, что губы мои склеивает немота. К тому же это уже случилось. Давно. Очень давно. И я лишь смотрю. На полупрозрачные пальцы, которые касаются щеки мужчины, оставляя на нем едва заметный след тьмы. На его, опьяненного, очарованного. На неё, понимающую, что будет дальше. И… и ей все равно больно. Но почему? Если она – тьма, то откуда эта боль? – Все уже, – он обнимает её, столь бережно и осторожно, будто и сам боится, что она вот-вот истает. – Все уже закончилось… – Твои братья… они порой так на меня смотрят. И Командор Лассар. Он хочет меня убить. – Ты ошибаешься. – Нет, – она покачала головой. – Я это чувствую. Просто… когда ты рядом, он держится. А когда тебя нет… он подходит. Близко так. И смотрит. Смотрит. Только смотрит, но я с ума схожу от его взгляда! Не уезжай! Она хватается за его руки, будто ищет спасения. И столько отчаяния в хрупкой её фигуре, что даже мне становится жаль её. – Я умру, если ты уедешь! Они все… они думают, что я должна была остаться там, в горах… они… они… – Тише. – И Командор… особенно он. Я знаю, что он тебе говорит! Что я одержима. Мудрый Лассар. И надо с ним поговорить. Он должен бы помнить. Такое хрен забудешь. И возможно, то, что сокрыто в его памяти, поможет мне разобраться в происходящем. – Он ведь говорил? – Он просто очень древний. И он видел, как рушилась Империя. Это оставляет свой след. Его пальцы скользят по полупрозрачной щеке. – Вот и мерещится всякое. А братья поймут. Мы ведь все проверили, правда? Полувздох-полувсхлип. И я сжимаю кулаки. Мужчины. Самоуверенные. Влюбленные. Бестолковые. Все и сразу. И вновь же, закричать бы, предупредить. Только… он бы не послушал. Наверное. – Они согласились, что в тебе нет тьмы… а Лассар… ему давно пора отдохнуть. На этот раз он слишком уж задержался. – Он не захочет уходить. – У него не будет выбора, сердце мое. Сердце его билось в груди. И я сглотнула, потому что стук его, вдруг ставший громким-громким, вызвал странный голод. Рот наполнился слюной. А девушка сглотнула, будто… будто и она тоже? Или это я слышу её голод? Твою ж… точно свихнусь здесь. Спокойно. Дышим. Стоим. Смотрим. Запоминаем. Все запоминаем. Мельчайшие детали. Мятый бархат платья. Двойные рукава с разрезами, сквозь которые выглядывает полупрозрачная ткань. Жемчуга в три нити. Сетка на волосах. И светлые локоны, что ниспадают на лицо. Восходящее солнце подсвечивает их, и складывается ощущение, что вся-то дева окутана светом. Разве можно заподозрить в ней тьму? Правда, в глаза заглядывать не стоит. И тьма понимает. Прячется. Там, в самой глубине их. – Но ты… вы… ты ведь вернешься? – снова дрожащий голос. Она говорит, словно задыхаясь. Отчаяние же выглядит таким до боли настоящим. – Обязательно, – мужчина вновь склоняется к рукам. – Я вернусь… к тебе… к нашему малышу. При этих словах её лицо искажается, и я отступаю, ибо столько ненависти, столько ярости в нем, что мороз по коже. – Мы будем ждать тебя… …обещание прозвучало слишком уж… многообещающе. А потом они растаяли. И ко мне вернулась способность дышать, а заодно уж мыслить здраво. То, что я видела… думай, Жора, думай… не с неё ли все началось? С этой вот хрупкой красавицы? Тьма. Зеркало… что, к слову, стало с тем зеркалом? О нем Ричард говорил, но потом-то? После того, как его предок вернулся в замок? Его уничтожили? По логике должны были… не совсем же они двинутые. – Послушай, – я покусала губы и подумала еще, что надо бы собираться. Причесываться там и вообще себя в порядок приводить, а то ж принцессы. И Ричард. – Послушай… – мысль ускользала. – Раньше ведь… до того… они друг с другом не воевали, верно? Ричард рассказывал… братья восстали на отца. И еще один погиб, а второй ушел. Потом с его собственным отцом тоже не все было ладно, как мне кажется… Я расхаживала по комнате. – Я не уверена, но… Замок заскрипел. – Не в этом ли дело? Не в ней ли? И… ребенок! Конечно. Она родила. Об этом Ричард сказал. А еще, что ребенка не нашли… и как его искали? Наверное, весьма настойчиво, как иначе? Влюбленный мужчина, который вернулся и обнаружил, что возлюбленная его свихнулась и сожрала всех, кто был в замке. Тут и самому крышей поехать недолго… – Так. Он был не один. Братья… Лассар… или Лассара отправили… куда там их отправляют, когда не нужны?